Любовь и гниль: Закон Кейна - Рейчел Хиггинсон
Я колебался лишь мгновение.
— Да.
Отец откинулся на спинку стула и посмотрел на моего брата.
— Что думаешь, Миллер? Кейн встретил достойного соперника или он может усмирить её, как и других?
— Она не лошадь, — пробормотал Миллер распухшим ртом, но затем его иногда-более-мудрые-не-по-годам глаза встретились с моими, и он пожал плечами. — Сомневаюсь, что ты в её вкусе.
По какой-то причине мнение Миллера разожгло огонь горечи и ярости быстрее, чем даже комментарии отца.
— Что ты знаешь? Ты даже на прогулку не можешь выйти без того, чтобы тебя не избили.
— Пошёл ты, — прошепелявил он.
Я провёл языком по нёбу, прижал его к задней части верхних зубов. Это была успокаивающая привычка с детства. Я засунул руки в карманы и сосредоточился на всех уже нанесённых Миллеру травмах. Он не нуждался во мне, чтобы причинить ему ещё большую боль.
Хотя, я мог бы. Легко.
— Кейн, ты расстраиваешься из-за того, что сказал Миллер? — отец звучал так недоверчиво, что стыд пронзил меня, горячий и едкий. — Что он знает о женщинах? — он фыркнул и покачал головой, глядя на меня. — Не имеет значения, какой у неё типаж, ты тот мужчина, который выбрал её. Значит, она кидает тебе вызов? Я думаю, что это часть её привлекательности. Я прав? — я ответил лёгким кивком. — Тогда нам больше нечего обсуждать. Я не в восторге от идеи, что ты выберешь кого-то до того, как она будет полностью проверена здесь. Но я понимаю твою настойчивость в желании поставить на ней свою печать. Я не собираюсь отказывать тебе в том, чего ты так явно хочешь.
В его устах она звучала как клочок газона, на который я хотел пописать. Но я понял его точку зрения.
— Будь осторожен с ней. Это мой единственный совет. Она кажется головной болью, но я хочу, чтобы ты был счастлив, сынок.
— Это она, — заверил я его. — Она делает меня счастливым.
— И что она думает обо всём? — он спросил так, как будто уже знал.
— Она приспосабливается, — и поскольку я не мог солгать отцу, я сказал. — Ей не нравятся Пожиратели в коридоре. Она думает, что мы бесчеловечны.
Мой отец закатил глаза и навалился всем телом на стол, преувеличивая своё раздражение.
— Конечно, она так думает. Такая же женщина, как твоя мать.
— Разве это плохо? — спросил я с усмешкой.
Мой отец бросил на меня многозначительный взгляд.
— Этого не должно быть. Просто будь готов бороться за каждый сантиметр этой женщины.
— Таков план, — подтвердил я.
Внезапно мои руки показались пустыми без неё в них. Мои руки казались бесполезными, если она не заполняла их. А мы едва прикоснулись друг к другу. На что это будет похоже, когда она, наконец, даст мне разрешение обладать её телом? На что это будет похоже, когда я, наконец, получу то, что принадлежит мне?
Блаженство.
Так и должно было быть. Ни с чем несравнимое, бесспорное блаженство.
— Тогда возьми отгул на остаток дня, — ответил мой отец. — Пусть она акклиматизируется. Покажи ей всё вокруг. Но я хочу, чтобы ты был на ужине. Твоя мать хотела бы проводить с ней больше времени.
Миллер издал горлом возмущённый звук, но на этот раз его было легче проигнорировать. Отец улыбнулся мне, и я решил проигнорировать сдержанность, поселившуюся в его глазах. Он дал мне разрешение. Это было всё, что мне было нужно.
И вдруг мне отчаянно захотелось вернуться к ней.
Ужин был для меня своего рода религиозным переживанием. Она продолжала раскрывать эти слои себя, которые я находил практически опьяняющими. Я просто… Я просто не мог насытиться. И даже когда она ещё больше оттолкнула моего отца, она не сделала ничего, кроме как очаровала каждую частичку меня.
Я также видел, как она немного расслабилась.
Отец помог с этим, когда спросил:
— Итак, Риган, что ты думаешь о нашем маленьком сообществе?
Я затаил дыхание, ожидая её ответа, но его не последовало. Мой отец подсказал ей, сказав:
— Поначалу это может быть ошеломляюще, я понимаю. Тем более что ты так долго была одна.
Её тело напряглось в своей сердитой манере, и она ответила:
— Я не была одна. Я сейчас одна, а вы держите моих друзей под прицелом.
А потом она дёрнулась вперёд, и я предположил, что моя сестра пнула её под столом. Я был на том конце этого острого носка раз или два раньше.
Я не всегда мог рассчитывать на Тайлер, но она, как правило, приходила, когда я больше всего в ней нуждался.
Тайлер заговорила, спасая нас всех от того, на что ещё хотела пожаловаться Риган.
— Кстати, я лучше отнесу им ужин.
Риган, казалось, расслабилась при этих словах, и я почувствовал, что моя ненависть к этим ублюдкам возродилась. Что ей действительно нужно было сделать, так это полностью забыть о них.
«Со временем», — пообещал я себе.
После того, как Тайлер ушла, мой отец вернулся к давлению на Риган. Я не понимал его плана игры, но моё уважение к ней переросло в нечто вроде благоговейного восхищения.
— Кейн говорит, что ты не одобряешь наши украшения на стенах.
Матиас смотрел на неё поверх обеденного стола и терпеливо ждал, когда она попадётся в его словесную ловушку. Она была не первой, у кого возникли проблемы с показным поведением моего отца, но, в отличие от всех предыдущих случаев, мне очень хотелось посмотреть, как она ответит.
— Их надо застрелить, — сказала она просто, но твёрдо. — Это отвратительные напоминания о той опасности, в которой мы находимся, это жестоко и опасно для вас и вашего народа.
— Мои люди знают, что к ним лучше не приближаться. Маленький ребёнок знает, что к ним лучше не приближаться. И что такого жестокого в их обращении? Их разум и душа исчезли. Единственное, ради чего они способны жить, это их пристрастие к человеческой плоти. Даже в своих истощённых состояниях, когда они не могут удержать вес собственного тела без помощи этих стальных прутьев, они всё равно тянутся и жаждут плоти. Это поглощает их до тех пор, пока они не станут меньше, чем люди, даже меньше, чем животные, пока они не превращаются в вид ужасающих существ, полностью принадлежащих голоду.
Она не съёжилась.
— Так избавьте же их от страданий! Когда-то они были людьми. Когда-то они были чьими-то отцом или матерью, сыном или дочерью. Они были братьями и сёстрами, соседями, начальниками и служащими. У