20 см - Александр Кормашов
— Склевал он меня, склевал, всю склевал, — и Ласцон-а принималась плакать.
На следующее утро, как всегда после выпивки, Фарн-2с проснулся чересчур рано. Слишком рано, чтобы вставать, но уже и не спалось. Он включил свой ночник и потянулся за книгой, которую читал перед сном, та упала на пол. Но не та, которую читал с продолжением, а которую он положил сверху. Это был свежий роман вчерашнего их хозяина, чинно подписанный, важно подаренный, тут же отнятый для добавления даты и повторно торжественно вручённый. Роман назывался «Стекло». Твёрдая обложка скрипела, первые страницы упрямо топорщились. Фарн-2с начал читать его ещё в машине, демонстративно, притворяясь, пока Персон-а-3д сердито рулила, а потом и перед сном, чтобы с ней не разговаривать.
Включённый свет ночника потревожил Персон-у-3д, она заворочалась и натянула одеяло на голову. Вчера, кажется, они поссорились. Кажется, он ей что-то сказал. Или нет, это ведь она начала. Вот именно. Как приехали, сразу налила себе полный бокал вина и выпила. Потом налила ещё и встала прямо перед ним, отпивая маленькими глотками. Да и потом вела себя очень странно. Ходила по дому голой, оглаживала свои бёдра и грудь и несла какую-то полную чушь. Типа, она куколка. Ну куколка, так куколка, кто бы спорил. Но и потом что-то говорила. Про метаморфоз, про полный метаморфоз, который так и называется «голометаморфоз» и включает в себя четыре стадии: яйцо — личинка — куколка — взрослая особь. А она смеялась и говорила, что есть и пятая стадия. Какая ещё пятая? И зачем? Что это с ней, невроз? Может, надо показать врачу?
Стало тревожно. Это же полный бред, который она тут несла. Будто, став даже взрослой, женская особь всё равно остаётся куколкой. Потому что представляет собой только внешнюю оболочку с бульоном из жизненных органов внутри. Но однажды… однажды внутри этой особи что-то вызреет, оболочка её прорвётся, и тогда… «Однажды из меня выйдет нечто, и это будет точно не муравей», — сказала она и захохотала.
Он приподнялся на локте и посмотрел на неё спящую.
Пока они ехали на работу, он несколько раз принимался внимательно её разглядывать, сравнивал в памяти её бедра, грудь, талию. Кажется, она пополнела. Может, и хорошо. Он погладил ближайшую пару её ног. Никакого отклика. Пристёгнутая ремнём, она очень крепко спала.
«Может, вот прямо сейчас заехать в клинику неврозов?» — подумал он и тут же передумал. В таком виде ей лучше отоспаться на работе.
В лаборатории он провёл Персон-у-3д на её рабочее места, усадил в кресло и пододвинул кресло к компьютеру. А на клавиатуру положил специальную подушечку для головы: сегодня что-нибудь мягкое особенно пригодится.
У себя в кабинете он первым делом вынул из сумки книгу и положил её в самый нижний ящик стола. Потом немного посидел, вытащил книгу обратно и начал листать дальше. Насколько он уже понял, главный герой изобрёл фантастический летательный аппарат и начал на нём летать, вернее, тупо носиться кругами внутри воронки. За ним устроили погоню. Дальшё всё развивалось по спирали: пресса, телевидение, журналистка, поцелуй, любовь, секс, ослепительно белое облако и на нём одинокий пророк в оранжевом полупрозрачном хитоне, затем авария, плен, одиночное заключение, побег и снова полёт. Последним и самым немыслимым усилием (сюжета) герой вместе с тележурналистикой пытаются взлететь вверх, вылететь наружу, чтобы покинуть грешную воронку. Но с первого раза им это не удаётся. Воронку сверху накрывает стекло.
Весь этот день, Фарн-2с испытывал чувство стыда и неловкости. И всему виной книга. Было гадко вспоминать, что во время вчерашнего ужина он, возможно, чересчур расслабился и наболтал лишнего. Мог ведь наболтать, мог! Теперь в душе зарождалось подозрение, что следующие приключения главного героя и его несменяемой журналистки произойдут под землёй.
XIII
Гаврон пошевелил своими развитыми плечами и втянул носом воздух. Через феромоновый интернете в его мозг пришло новое сообщение, что в работу сети очень сильно вмешиваются чьи-то духи. Тревогу объявили повторно, хотя план «Роза» был уже введён повсеместно, а затем режим розыска ещё дважды продляли на сутки. Группа Гаврона собиралась очередные сутки не спать.
Гаврон потёр глаза. В последнее время женские духи стали настоящим проклятием. Эти вредоносные вирусы за несколько часов уничтожали целые базы данных, над которыми годами трудились тысячи законопослушных муравьёв. Наказание за использование духов с каждым годом ужесточалось, но их подпольное производство по-прежнему процветало. Директор ТСС требовал от сотрудников службы немедленных результатов и грозил суровыми последствиями. Какие-то меры принимались. На службу принималось всё больше нюхачей, а пресса и телевидение регулярно проводили месячники пропаганды. Жаль, работала эта пропаганда по-старинке, повторяя одну и ту же мантру: если проблему не удастся решить, цивилизации красных муравьёв грозит вымирание. Если не вымирание, то вырождение. Если не вырождение… дальше следовал сложный научный термин, который на простой язык можно было перевести как «размуравьинивание». Споткнувшись об это слово, месячник пропаганды завершался.
Шутки шутками, но Гаврон и сам чувствовал, что деградация окружает его всё плотнее. С пугающей скоростью электронный интернет вытеснял муравьиный природный, феромоновый, основанный на запахах, и по всему выходило, что второй неизбежно проиграет первому. А духи его окончательно разрушат.
Одно подпольное производство Гаврону удалось обнаружить почти сразу. Помогло дознание по другому делу. Служба проверяла сына некого Фарна, владельца компании по производству лестниц и дверей. Этот сын работал над перспективным проектом, который в ближайшее время собирались засекретить, и поэтому заодно проверяли и всех родственников участников проекта. У сына оказалась близкая подруга, отец которой работал в секретной службе. Его звали Персон, он был подполковник и занимал серьёзную должность ТСС. Тогда этому не придали значения.
Вместе со своей группой Гаврон уже несколько суток оставался на точке и следил за домом напротив. Подозревалась домохозяйка. Одна из тех, которых почти невозможно уличить в чём-либо противоправном. Такие жили никому незаметно и максимально ненапоказ.