Сын Войны, Дочь Хаоса (ЛП) - Рэллисон Джанет

— Я могу постеречь. Я сомневаюсь, что смогу заснуть.

— За нами никто не следил. Нет нужды бодрствовать, — папа достал из рюкзака аптечку первой помощи и рылся в ней, пока не нашёл пузырёк с рецептурными снотворными таблетками. Он снял колпачок и протянул мне шесть штук. — Это должно помочь тебе уснуть.

Я уставилась на розовые таблетки у себя на ладони.

— Безопасно ли принимать так много?

— Альтовенено заблокирует восемьдесят процентов этого. Чтобы добиться эффекта, потребуется немало усилий.

Я потрогала одну из таблеток.

— Ты держишь целую бутылку снотворного в аптечке первой помощи?

Он вытряхнул восемь себе на ладонь.

— С тех пор как умерла ваша мама, у меня проблемы со сном.

Я легла спать с этой фразой в голове. Я сунула таблетки в карман вместо того, чтобы принять их. Хотя папа был уверен, что мы в безопасности, я на всякий случай наблюдала в темноте.

Я подумала о том, как Дейн целовал меня под дождём, провожал в класс и держал за руку. Эти изображения перекрывались теми, где он стоял за окном, угрожая Рорку. Угрожая мне.

Дейну я никогда по-настоящему не нравилась. Эта мысль обожгла края моего сердца. Он подобрался ко мне только для того, чтобы поймать Рорка в ловушку. Дразнящая улыбка, которая иногда играла в уголках его губ, вероятно, это было потому, что его забавляло, как легко меня обмануть. Он провёл так много времени, наблюдая за мной на уроке всемирной истории. Я приняла это за любовь, но он изучал меня, как кошка, которая сидит и ждёт момента, когда сможет наброситься.

С другой стороны иногда, когда Дейн видел меня, когда наши пути неожиданно пересекались в холле, его глаза светились счастьем. Это тоже было притворством? Может ли человек изобразить радость?

Дейн сначала попытался быть другом Рорка. Это, как я внезапно поняла, было его первоначальным планом. Поскольку Рорк не хотел, чтобы он был рядом со мной, Дейн держался на расстоянии. Почему он переключил своё внимание на меня? Его когда-нибудь хоть немного привлекала я, или я была просто лёгкой добычей?

Я задавалась вопросом, со слишком живым воображением, что бы произошло, если бы я не очнулась от наркотика. Если бы я не приняла Альтовенено тем утром и дольше пролежала на диване без сознания, как бы всё обернулось? Стал бы Дейн ждать Рорка в нашем доме? Убил бы он его прямо там, пока я не могла ни видеть, ни слышать, ни кричать? Я не могла представить себе ничего хуже в жизни, чем быть такой беспомощной. Ничего такого.

Пробравшись сквозь эти размышления, я задалась вопросом, куда мы будем двигаться дальше. Выбрал бы папа другой город в США, или мы бы какое-то время путешествовали по миру? У нас даже не было бы наших вещей в новом доме. Папа не стал бы пытаться вернуть то, что мы оставили, не тогда, когда это могло дать врагу возможность выследить движущийся фургон.

Я подумала о своей спальне, о своей одежде, книгах, сувенирах, обрывках моей жизни. Я потеряла всё.

Потом я поняла, что ещё я оставила — Калико всё ещё была в доме, вероятно, пряталась под моей кроватью. Почему мне не пришло в голову схватить её? Я не могла взять её с собой в лагерь на леднике, но я могла бы, по крайней мере, отпустить её на улицу, чтобы у неё был шанс выжить. Сколько времени пройдет, пока кто-нибудь не поймёт, что дом заброшен, и не проникнет внутрь? Месяцев? В её миске было совсем немного еды.

Меня снова затошнило.

Я тихонько вылезла из кровати, сняла телефон с зарядного устройства и на цыпочках прошла в ванную. Я включила вентилятор, чтобы скрыть свой голос, позвонив Сарине, и зашагала по плитке, ожидая, пока она возьмет трубку. Было уже поздно. Я надеялась, что она не рассердится на меня за звонок.

— Эйслинн? — спросила она.

— Я ничего не могу объяснить, — прошептала я. — Но моей семье пришлось очень внезапно уехать из Аризоны. Мы уехали и оставили всё в доме.

— Ты шутишь… — начала она.

— У меня не так много времени на разговоры. Ты можешь кое-что для меня сделать? Если я отправлю тебе по почте ключи от дома, ты зайдёшь внутрь и найдёшь мою кошку? Она действительно милая, и она умрёт с голоду, если кто-нибудь ей не поможет. Ты можешь это сделать?

— Конечно, — сказала Сарина.

— Она любит прятаться под моей кроватью, так что сначала загляни туда. Если бы ты могла найти ей дом, я была бы очень благодарна.

— Я постараюсь, — сказала Сарина, уже колеблясь.

— И ещё одно. Мой дневник где-то в моей комнате. У него красная обложка. Ты можешь его тоже захватить? — я не хотела, чтобы он попал в руки врага, тем более что я писала о наших поездках в Арктику и Антарктиду.

— Хорошо, — сказала она. — Где ты находишься?

В тот момент, когда Сарина задала этот вопрос, я забеспокоилась, что она тоже враг.

— Даллас, — сказала я. — Спасибо за твою помощь, — я повесила трубку, не попрощавшись.

* * *

Утром мы отправились в магазин Волмарт, чтобы купить чемоданы и провизию для нашей поездки. Найти способ отправить Сарине мои ключи, было непросто. Я не могла попросить отца о помощи. Я боялась, что он запретит мне посылать ей что-нибудь. Папе было наплевать на кошку, и он не хотел бы, чтобы в нашем доме был незнакомец, даже если бы мы никогда не вернулись. Возможно, я была неправа, отправив Сарине ключи, хотя другой вариант означал, что Калико умрёт, истощённая и удивлённая, почему я бросила её.

Но потом я рассудила, что Дейн знал, где находится наш дом. Если бы он захотел порыться в наших вещах, запертые стальные двери не задержали бы его надолго.

Пока я должна была выбирать тёплую одежду, я купила мягкий конверт, сунула в него ключи и потратила несколько минут, умоляя парня-подростка за стойкой обслуживания клиентов отправить письмо для меня. После того как я вручила ему две двадцатидолларовые купюры, он согласился.

Мы сели на рейс из Лос-Анджелеса в Фэрбенкс, штат Аляска. Я проспала несколько часов в самолёте, судорожно переживая последний день. В Фэрбенксе мы собрали снаряжение, которое хранилось у нас на складе, а затем сели на зафрахтованный самолет в Арктику.

Каждый раз, когда мы летали на один из полюсов, мы разбивали лагерь с той или иной группой исследователей. Расположение этих локаций всегда менялось. Иногда мы были у воды, и в этом случае моя семья ходила пешком на ледники, чтобы поискать китов, тюленей и время от времени проплывающих белых медведей. Пару раз мы разбивали лагерь в тени серых гор, которые выглядели так, словно по их бокам бежала белая глазурь.

Самолёты никогда не высаживали нас в пределах видимости лагеря, но папа всегда знал, куда пойти, чтобы встретиться со своими друзьями. Сегодня самолет высадил нас на бесконечном снежном просторе, холодном белом океане, который простирался во всех направлениях.

Мы вытащили снаряжение из самолёта и положили его на трое саней, чтобы тащить их.

Я никогда не была в восторге от нашего пребывания на полюсах; они означали, что меня снова вырвали из дома. На этот раз я даже не могла пожаловаться на это. Это была моя вина. Чувство вины было таким же холодным и острым, как воздух. Я хотела найти способ загладить свою вину, но как?

Мы пристегнули лыжи, папа проверил свой GPS, и мы начали долгий путь по ледяному покрову. Самолёт взлетел, подняв за собой небольшую метель. На нас обрушился мороз. Затем самолёт с жужжанием унёсся в небо, оставив нас одних. Папа почти ничего не сказал мне за весь день, и его взгляд не задерживался на мне надолго. Он всё ещё был зол или, что ещё хуже, разочарован.

Они с Рорком шли на лыжах впереди, обсуждая, кто будет в лагере. Мы приезжали сюда так много раз, что знали многих исследователей. Вскоре они вдвоём опередили меня. Я не возражала. Мне не хотелось разговаривать. Голубое небо сверкало над нами, отражаясь от снега, так что мир казался разрезанным надвое: голубым и белым. Бесплодный и пустой. Здесь никогда ничего не могло вырасти.