В любви и на войне все средства хороши! Книга 2 (СИ) - Ведуница Ирина

Спать, разумеется, решила вместе с Роном. И тому было несколько причин. Первая: так действительно теплее, заодно и не придется вставать, чтобы проверить его состояние. А во-вторых, я просто не осилила бы приготовить две отдельные еловые подстилки. Невеликие остатки моих сил было гораздо нужнее потратить на более важные вещи.

Разбудив Рона, помогла ему перебраться на готовую лежанку, предварительно подстелив на нее свое одеяло, после чего сняла с мужчины тунику и принялась разматывать бинты. Света костра вполне хватило на то, чтобы рассмотреть совсем нерадостное зрелище. Края раны воспалились, а само раневое отверстие сочилось гноем и сукровицей. Плохо дело.

Достав взятую с собой аптечку и перебрав ее содержимое, с сожалением вздохнула: анестезирующая мазь и противовоспалительный порошок закончились, слишком щедро я использовала их в прошлый раз. Да и флакончики походной аптечки не рассчитаны на большую дозировку. Зато еще оставалось немного обеззараживающего раствора, упаковка тампонов и бинты. Завтра надо будет поискать по округе травы тысячелистника. Его свежие листья, пережеванные в кашицу, прекрасно подойдут для уменьшения воспаления. А пока придется работать с тем, что есть.

Сперва обработала края раны обеззараживающим раствором, чтобы убрать остатки выделений. Внутрь раны лезть побоялась, стерильности тут не было и в помине, а занести еще большую заразу и получить в результате сепсис мне совсем не улыбалось. Так что просто смочила тампоны процеженным через марлю отваром ромашки и, приложив их к входному и выходному отверстию, снова забинтовала и зафиксировала руку. После чего помогла надеть тунику и снять сапоги засыпающему прямо на ходу Рону. Напоила его теплым отваром и, закутав в плащ, уложила спать. Мне показалось, что жар стал чуточку меньше, но озноб был до сих пор, поэтому я накинула сверху еще и одеяло.

Когда закончила обихаживать больного и смогла, наконец, просто присесть рядом с костром, чувствовала себя, словно выжатый лимон. Голова была тяжелой, а веки, словно налитые свинцом, так и норовили закрыться. Руки и ноги дрожали от усталости, во рту пересохло, в животе бурчало от голода — сама-то я поесть так и не успела, торопясь закончить все дела до темноты. А теперь даже шевелиться было лень, чтобы положить себе чуть теплого варева в тарелку. Но пришлось. Наверное, вспомнились наставления Тильды и то, как она постоянно ругала меня, когда, заработавшись в госпитальном шатре, я совершенно забывала о еде.

Воспоминание о подруге вызвало легкую улыбку на губах и придало сил обиходить еще и себя. Есть решила прямо из котелка, чтобы потом лишний раз не мыть тарелку. Первые пару ложек проглотила почти через силу, зато потом внезапно проснулся такой волчий аппетит, что я умяла чуть ли не половину всей каши, что там была. А ведь действительно вкусно получилось! Или я просто такая голодная? Какая разница. Сейчас отваром запью, и совсем прекрасно станет. Мне он тоже на пользу пойдет, хоть я и не болею.

Поев, снова подбросила веток в костер, чтобы пламя не погасло и, опасливо поглядывая по сторонам, отошла чуть подальше. Оправиться, как забавно назвал это сегодня утром Рон. Умывшись на ночь у ручья, благо находился он всего-то шагах в десяти от нашей стоянки, уже практически доползла до лежанки. Надеть капюшон, закуклиться в плащ и прижаться спиной к спине Рона, перетянув на себя часть укрывающего его одеяла, было делом одной минуты. После чего я провалилась в беспокойный, чуткий сон, время от времени прерывающийся, стоило только Рону пошевелиться или тихонько застонать.

В такие моменты я, убедившись, что пока все идет без изменений, подкидывала в костер новую порцию дров и опять забывалась в тревожной дремоте.

Кризис наступил в середине ночи: Рон начал метаться в горячке, а мне все никак не удавалось ее сбить. Попытки вновь напоить его жаропонижающим отваром удавались через раз, холодные примочки на голову и руки тоже, казалось, не приносили видимого облегчения. Хотя из-за них мне пришлось сделать еще несколько ходок к ручью, наполняя водой единственную свободную чашку.

В конце концов, преисполнившись отчаяния и чувствуя свою совершенную беспомощность, я села и расплакалась. Ну, вот что мне с ним делать? Как помочь? А если он умрет у меня на руках? Тогда и я отсюда не выберусь. И миссия наша закончится просто ничем. Сгинем! Оба сгинем в этих непролазных лесах без следа.

Поймав себя на зарождающейся панике, резко выдохнула и тряхнула головой, прогоняя неуместные пораженческие мысли. Тыльной стороной ладони вытерла слезы и глубоко вздохнула.

— Еще ничего катастрофического не случилось. А значит, мы еще поборемся! Слышишь меня, Рон? Не смей сдаваться! Ты же боец, воин, бывший боевой маг. Как-то совсем глупо погибнуть вот так из-за какой-то там горячки. Не позволю!

Сама не заметила, как начала говорить вслух, но мне это сейчас было глубоко безразлично, благо кроме меня и мечущегося в беспамятстве мужчины здесь никого не было. Упрямо нахмурившись, в очередной раз сменила ему на лбу охлаждающую примочку и присев вплотную, взяла за безвольную горячую руку.

— Я помогу тебе, — зашептала, сама до одури желая верить в свои слова. — Ведь, вроде, однажды это уже помогло? Мне же не показалось тогда, да? Вот и сейчас поможет. Обязательно!

Крепко сжав ладонь Рона в своей. Я прикрыла глаза и от всей души пожелала ему помочь, передать хоть капельку своего здоровья, помочь ему преодолеть опасный порог и подтолкнуть к выздоровлению.

Но ничего не происходило. Пустота.

Я же не целитель. И вообще не маг. У меня есть только непонятный дар, который даже не может действовать, пока кто-то посторонний его не активирует. В данной ситуации — спящий. Совершенно бесполезный. Или… все же нет?

Внимательно прислушавшись к себе, вновь ощутила где-то глубоко внутри тлеющие угольки, словно присыпанные пеплом. Или тусклые искорки, мерцающие и пульсирующие в такт ударам сердца. Странное, непривычное, ни с чем несравнимое ощущение. Но мне оно, как ни странно, нравилось. Словно другая, иная сущность находится внутри тебя. Разумная, мощная, древняя. Как сама магия.

Вспомнилось ощущение полной осознанности преобразованных магических потоков, когда они откликались на прикосновения Рона. Как послушно следовали мысленным указаниям, словно и сами стремились обрести свободу, выйти в этот мир чистой магией. И как в последний раз словно взбунтовались, найдя себе иной источник приложения. Неужели, это был сам Рон? Но почему?

Впрочем, причины сейчас не важны. Нужно лишь четко вспомнить это самое ощущение. И, может, что-то во мне сможет откликнуться на просьбу о помощи. Однако сколько я ни сидела, старательно вспоминая наш последний поцелуй, видимых сдвигов не появилось. Показалось, что пульсация наоборот стала меньше, практически сойдя на нет.

— Ну, пожалуйста! Пожалуйста…

Наверное, я и сама не знала, о чем просила, прижимая ладонь Рона к своей щеке, и начиная тихо всхлипывать от накрывающего меня с головой чувства безысходности. Как вдруг слуха моего коснулся, хриплый, но вполне различимый стон:

— Эри… — легкое, почти невесомое движение пальцами, поглаживающими меня по щеке. И тихое: — Не плачь…

Подняв голову, встретилась взглядом с лихорадочно блестящими главами Рона, которые тут же скрылись под опустившимися веками, а его рука резко потяжелела в моих ладонях. Испуганно вскинулась, проверяя биение пульса, и с облегчением вздохнула: жив, просто в беспамятстве.

И словно в ответ на эти мысли, в груди моей снова жарко вспыхнуло пламя преобразованной магии, устремившейся прямиком к Рону. Чем это может ему помочь, я не знала, но мешать не стала. Было ощущение абсолютной правильности происходящего. Впрочем, долго это не продлилось: небольшой импульс, несколько «волн», и все.

Однако этого оказалось достаточно, чтобы дыхание больного стало заметно глубже и спокойнее, и даже показалось, что температура потихоньку пошла на убыль. Зато меня накрыло опустошающей усталостью, буквально роняя в глубокий сон. И я не стала противиться этому, почему-то уверенная, что теперь все будет хорошо. Поэтому, в последний раз подкинув в костер дров, заняла свое место на лежанке и словно выключилась.