Некроманты Поляриса. Дилогия (СИ) - Блинова Маргарита

Он шагал так, словно имел претензии к каждому булыжнику на подъездной дорожке. Ветер бросал белые пряди на суровое лицо, дергал одежду, словно умоляя не делать глупости.

Ой-ей!

Вот теперь он точно по мою душу.

Благоразумнее всего было кинуться к своему единственному защитнику, запертому в казане, но я почему-то подбежала к ближайшему зеркалу и принялась спешно приводить себя в порядок.

Пижамные штаны, с прорехой на бедре, из которой виднелась повязка, были пинком отброшены в угол, туда же улетел верх многострадальной одежки. Вытащив из чемодана простые брюки, я с сожалением кинула их обратно. Все-таки носить что-то обтягивающее, когда бедро и так пульсирует от боли, не самый лучший вариант, а вот легкомысленное платье в цветочек с юбкой-солнцем — это то, что доктор прописал.

Кто прихорашивается?

Я прихорашиваюсь?! Ну что за бред!

— Знаю, что вид полуголых мужчин на лужайке мог ввести вас в некое заблуждение, но поверьте, Тесса, на улице не так жарко, как могло показаться.

Резко обернулась, проверила стул, который все так же стойко подпирал дверь, и только после этого соизволила обратить свое драгоценное внимание на ухмыляющегося Кельвина.

Подтверждая озвученное замечание, некромант стоял в свитере и плотных штанах, а на согнутой руке было перекинуто черное кашемировое пальто. Вид утепленного некроманта немного охладил мое рвение щеголять в платье, но я решительно скрестила руки на груди и с вызовом уставилась на собеседника.

Тот все понял верно и сразу перешел к делу:

— Тесса, я заскочил, чтобы извиниться за свое вчерашнее давление на вас.

Выглядел при этом Кельвин как человек, который за всю свою жизнь так и не овладел даром приносить извинения, поэтому я с куда большим интересом заглянула в интригующий своей тьмой провал за его спиной и уточнила:

— А куда ведет эта лестница?

ГЛАВА 11. Большие выселки

Лестница вела в Большие выселки, ближайший от замка крупный городок. Точнее, она вела на первый этаж, где располагался зал для перемещений, и уже оттуда портал выбросил нас на центральный вокзал города.

Денек выдался солнечным и да, холодным, но даже это не мешало мне наслаждаться свежестью свободы и видом умытых пылью улочек. Чего не скажешь о праздношатающихся жителях выселок.

Те косились на нас со смесью ужаса и недоумения, крутили из пальцев фиги — самый верных знак, отпугивающий нечистую силу, — особо пугливые перебегали на противоположную сторону дороги или прятались во дворы.

— Люблю производить впечатление, — довольно жмурился на солнце Кельвин, пока я провожала взглядом заползающего на фонарный столб старичка.

Смотрелись мы и в самом деле колоритно.

Судите сами: прихрамывающая девица в длинном мужском пальто (отжала у Кельвина вместо дежурных извинений за вчерашнее), прижимающая к груди казан, связанный крест-накрест веревкой. Позади загадочной девы, обливаясь потом и сопя от усердия, тащит огромный чемодан хилый паренек в подозрительной накидке (Эдвард опять напялил свой любимый кардиган).

В голове состава с криками: «Фу, Спайк! Брось! Это нельзя есть! Кусать тоже нельзя! Немедленно выплюнь! Простите, уважаемый!» бежит здоровенный детина с драколичем на поводке. Ну как бежит… Поспевает, а временами откровенно волочится, потому что ни крики, ни сомнительного вида поводок, ни мощные рывки Рычая не в силах утихомирить любознательность дохлого ящера.

А вровень с девой, заложив руки за спину, шагает довольный жизнью темноволосый красавец-мужчина. И так выразительно улыбается, что становится очевидным: в этой странной компашке он самый отмороженный.

— Какие наши дальнейшие действия? — уточнила у притормозившего на повороте некроманта.

Драколич загнал на дерево кошку, почтальона и, я не уверена, но кажется, на соседней ветке сидел пудель. Рычай пытался призвать вверенное ему зверье к порядку, но Спайк с надменной мосей игнорировал все попытки повлиять на его хвостатую сущность.

— У нашей семьи есть дом в черте города, на случай вынужденной остановки. Проводим парней до места, запрем, а дальше…

А дальше какой-то лысеющий горожанин не успел подхватить на руки своего гротескно маленького той-терьера, и тот с мерзким тявканьем бросился в атаку. Отваги в его тщедушном тельце оказалось, как у рыси-психопатки, самосохранения — как у члена клуба самоубийц, наглости — как у трамвайной хамки.

Песик облаял тыл неприятеля, увидел мчащегося на выручку бледного хозяина, окончательно осмелел и тяпнул Спайка за хвост. Драколич замер, пытаясь проинтерпретировать незнакомые доселе ощущения. Медленно, с изяществом хищника повернул голову, и сконфуженный той-терьер напрудил лужицу страха.

— Вот! — Кельвин указал на дрожащего песика. — Приблизительно такого же страху я планирую нагнать на вооруженный отряд полицейских и господина Хватко, имевшего наглость обвинить моего братца ырка знает в чем!

— А это поможет? — весьма скептически отнеслась я к плану.

По рассказам все того же Эдварда, который сейчас переводил дух верхом на чемодане, Палач попытался припугнуть представителей правопорядка ещё в первый день задержания Данте, но что-то пошло не так. У неизвестного мне Хватко оказался иммунитет к грозным некромантам и очень говорящая фамилия — сцапав подозреваемого, мужчина не выпускал его до последнего.

Палач подарил мне раздраженный взгляд.

— Тесса, если у вас есть идея получше, то говорите. Я ее тоже с удовольствием раскритикую.

— Как насчет того, чтобы дать им другого подозреваемого или зацепку? И потерпите громить мою мысль железобетонными аргументами. Давайте лучше вспомним, что где-то там, в холодильном шкафу, лежит наш главный свидетель и прямой участник преступления, точнее, участница. Осталось только похлопать дамочку по хладному плечу и допросить с пристрастием. На это, я надеюсь, королевский палач и ужас всех контрабандистов способен?

Кельвин машинально кивнул и спохватился:

— Мне не позволят приблизиться к телу даже на пять метров.

— В таком случае для осуществления плана нам нужна очень-очень обеспокоенная, а потому крайне неадекватная невеста некроманта, которая поставит всю охрану на уши, — заключила я, выразительно потрясая казаном.

— А у вас получится? — уточнил Кельвин.

Я приосанилась и гордо выпятила грудь вперед.

— Дайте мне десять минут…

Желудок недовольно сжался, намекая на то, что истерики гораздо эффективнее закатывать, предварительно подкрепившись.

— Дайте мне десять минут, чашку кофе и вон ту булочку с витрины, — немного скорректировала свой ответ, — и я придумаю такую сногсшибательную историю любви, что все стражники будут рыдать и хвататься за сердце.

И я не соврала. Стража действительно рыдала.

Правда, мысленно. И исключительно из сочувствия к бедному некроманту, которому так сильно не свезло с невестой.

А ведь я всего-то ворвалась в участок и потребовала свидания с любимым.

Мне, понятное дело, отказали.

Понятное дело, я восприняла отказ как третий звонок в театре, дождалась, пока занавес откроется, и дала самое лучшее представление в своей жизни.

Ох, что это был за скандал…

Без ложной скромности, если бы где-то в мире проходил конкурс на звание «Самая грандиозная истерика», то мы с Азрой унесли бы гран-при!

Где-то минут через десять полицейские, все как один холостые парни, наконец дошли до мысли, что природа не просто так обделила женщин физической силой. Взамен нежному полу был преподнесен талант психологического насилия над хрупкой мужской психикой, именуемый в обиходе «выносить мозг».

— Пожалуйста… — трагический всхлип. — Я должна его увидеть и убедиться, что с Данте все в порядке… — сорваться на тихий плач. — У него такое слабое здоровье, а в камере сквозняки и ортопедически неправильные кровати… — И резкий переход на крик. — Вы не имеете права!!! Я знаю законы! И они на моей стороне!

Через двадцать минут я уже гулко сморкалась в кабинете Хватко, а тот тоскливо взирал то на мое заплаканное личико, то на подозрительный казан, стоящий на коленях, и думал «твою ж мать…»