Райчел Мид - Серебряные тени
- Что заставило Вас заговорить?- тихо спросила я.
Он улыбнулся понимающе.
- Потому что так происходит всегда. Когда кто-нибудь идёт на его первую очистку, все мы “вознаграждаемся” одним из любимых блюд той персоны. Извини за это, кстати, - он остановился, чтобы попить латте, - я давно не пил кофе.
Я вздрогнула и отвела взгляд.
- Давай.
- По крайней мере, ты сопротивляешься, - добавил он, - не все так делают. Эддисон не нравится риск того, что мы прольём здесь горячие напитки, но ещё меньше этого она хотела бы, чтобы кого-то стошнило в её студии.
Я посмотрела на нашего учителя, которая давала совет седоволосому заключенному.
- Кажется, ей не нравятся многие вещи. Кроме жвачки.
Запах кофе в комнате стоял сильнее, чем когда-либо, такой отвратительно заманчивый. Отчаянно пытаясь игнорировать его, я подняла кисть, собираясь попытаться нарисовать виноград, когда услышала неодобряющий возглас рядом со мной. Я оглянулась на парня, который качал головой.
- Ты собираешься начать чем-то вроде этого? Полно, у тебя может быть нет достоинства хорошего алхимика, но у тебя должна быть их логика. Вот, - он предложил мне карандаш, - сделай эскиз. По крайней мере начни с секторов, которые будут тебя направлять.
- Вы не боитесь, что я могу очернить Ваш карандаш?- Слова вылетели прежде, чем я смогла их остановить.
Он усмехнулся.
- Можешь оставить его у себя.
Я повернулась к пустому холсту и смотрела на него несколько мгновений. Осторожно я разделила мой холст на четыре части и сделала всё возможное, чтобы сделать набросок вазы с фруктами, уделяя внимание на то, где какая деталь находилась по отношению к другой. Нарисовав часть, я заметила, что мольберт слишком высокий для меня, что усложняло мою дальнейшую работу, но я не могла понять, как он регулируется. Видя мои усилия, парень возле меня перегнулся и ловко уменьшил мольберт до более подходящей высоты, после чего он продолжил свою работу.
- Спасибо, - сказала я.
Ждущий меня холст был уменьшен, как бы это смешно ни звучало, я, наверно, почувствовала дружеский жест. Я попыталась снова сделать эскиз.
- Я видела, как мой парень делал это сотни раз. Я никогда не думала, что это занятие относится к некоторому типу своеобразной “терапии”.
- Твой парень художник?
- Да, - осторожно сказала я. Я не была уверена , что мне хочется говорить на эту тему. Благодаря Шеридан больше не было секретом то, что мой парень - морой.
Похоже это его позабавило, и он фыркнул.
- Хм, художник? Не слышал такого прежде. Обычно, когда я встречал таких девушек как ты - которые влюблялись в таких парней как он - всё, что я от них слышал, было то, какие они милые.
- Он действительно милый, - призналась я, любопытно, сколько таких девушек как я он встречал.
Он покачал головой, забавляясь и продолжая работу над своей картиной.
- Конечно. Думаю, он должен быть таким для тебя, раз ты так рискнула из-за него, да? Алхимики никогда не влюбляются в мороев, которые не милы и задумчивы.
- Я не сказала, что он был задумчивый.
- Он “очень милый” вампир, который рисует. Ты говоришь, что он не задумчивый?
Я чувствовала, что мои щёки немного краснеют.
- Он размышляет немного. Ладно… много.
Мой сосед снова усмехнулся, и мы оба рисовали в тишине некоторое время. А после он внезапно сказал:
- Я Дункан.
Я была так поражена, что моя рука дернулась и мой без того плохой банан, стал выглядеть ещё хуже. В течении трёх месяцев это были первые по-настоящему вежливые слова. Кто-то заговорил со мной.
- Я… Я Сидни, - автоматически сказала я.
- Я знаю, - сказал он.- И приятно с тобой познакомиться, Сидни.
Моя рука задрожала, вынуждая меня опустить кисть.Это свершилось.После месяцев отчуждения в темноте. я выдержала яркий, слепящий свет и обзывания моих сокамерников, и даже как-то уцелев, будучи с медицинской точки зрения больной, без слёз. Но этот маленький акт доброты, этот милый и обычный жест между двумя людьми… это меня почти сломило, хотя у меня ничего другого и не было. Это показало мне, насколько далека я была от всего: от Адриана, моих друзей, безопасности, здравомыслия… всего этого не было. Я была здесь, в этом полностью контролируемом мире тюрьмы, где моё каждое движение регулировалось людьми, которые хотели изменить мой образ мышления. И тут не было ни единого признака, который указал бы мне, когда освобожусь.
- Сию же минуту, - сказал Дункан грубо. - перестань! Они любят видеть плачущих
Я сморгнула мои слёзы и поспешно кивнула, обратно взяв кисть. Я поднесла её обратно к холсту, едва представляя, что я делала.
- Скорее всего, ты сможешь поесть, когда придёт время ужина. Но не переусердствуй. Будь умной по отношению к тому, что ты ешь - и не удивляйся, если найдёшь что-то, что тебе нравится, в меню.
- Они действительно знают, как достичь своего, не так ли? - проворчала я.
- Да. - Даже не видя его, я могла сказать, что он улыбается, хотя его голос вскоре стал снова серьёзным. - Ты напоминаешь мне кое-кого, кого я знал здесь. Она была моим другом. Когда здешние “власти” поняли, что мы друзья, её увезли. Друзья - это бронь, а они не потерпят этого тут. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
- Я-я думаю, что да, - сказала я.
- Хорошо. Потому что я хотел бы, чтобы мы были друзьями.
Музыкальный сигнал оповестил о конце урока, и Дункан начал собирать вещи. Он собрался уходить, и я обнаружила себя, задающей следующий вопрос:
- Как её звали? Твоего друга, которого забрали?
Он остановился, и взгляд боли, который пронзил его лицо, тут же заставил меня пожалеть о вопросе.
- Шанталь, - сказал он в конце концов, он перешёл практически на шёпот. - Я не видел её в течение года.
Что-то в его голосе заставило меня подумать,что она была больше чем другом. Но я не могла думать об этом слишком долго, в то время как я обрабатывала остальную часть сказанного им.
- Год… - повторила я эхом. - Из-за чего ты попал сюда?
Он грустно улыбнулся.
- Не забывай, что я сказал, Сидни. О друзьях.
Я не забыла. Когда он не заговорил со мной в течение оставшегося дня и вместо этого болтался с другими бросающимися в глаза и хихикающими заключёнными, я поняла. Он не мог уделить мне внимание, только не когда наши сокамерники и невидимые глаза алхимиков-надзирателей следили за нами. Но его слова загорелись во мне, придав мне сил. Друзья - это бронь. Я бы хотел, чтобы мы были друзьями. Я была заключена в это ужасное место, полное пыток и психического контроля… но у меня был друг - единственный друг - даже если этого никто и не знал. Это давало силы, и знание этого помогло выдержать любой урок, который был полон пропагандой против мороев, и поддержало меня, когда девушка в холле пробормотала, обозвав меня “кровавой шлюхой”.
