Лиза Смит - Тайный вампир
— Снова читаешь мои мысли?
— И не только. Ты строишь планы, и у тебя это хорошо получается. Ты будешь сильным телепатом.
Любопытно… Но сейчас Поппи отнюдь не чувствовала себя сильной. Она была слабой, как котенок. Как увядающий цветок. Сейчас ей нужно было…
— Я знаю, — прошептал Джеймс.
Поддерживая ее, он уже подносил руку к губам.
Поппи жестом остановила его.
— Джеймс, сколько раз нам нужно сделать это до того, как я изменюсь?
— Я думаю, еще раз, — тихо ответил Джеймс. — В этот раз я получил много крови и хочу, чтобы ты сделала то же самое. В следующий раз…
«Я умру, — подумала Поппи. — Что ж, по крайней мере, я знаю, сколько мне, смертной, отпущено».
Губы Джеймса раздвинулись и обнажили длинные тонкие клыки, которыми он пронзил свое запястье. В этом его движении было что-то змеиное. По руке потекла кровь, она была цвета сиропа в банке с консервированными вишнями.
Едва Поппи склонилась к запястью Джеймса, как в дверь постучали.
Поппи и Джеймс застыли, охваченные чувством вины. Застигнутая врасплох, Поппи, казалось, не способна была пальцем пошевелить. В ее мозгу билась только одна мысль: Господи, сделай так, чтобы это был не Фил…
…Фил.
Просовывая голову в открытую дверь, Фил начал было:
— Поппи, ты проснулась? Мама сказала…
Вдруг он замолчал и бросился к выключателю. Свет обнажил всю комнату, не оставив ни одного укромного уголка.
Поппи была в ужасе. Фил смотрел на нее сквозь воздушную ткань полога. Поппи глядела на него.
— Что здесь происходит? — раздельно произнес он, и его голос мог бы обеспечить ему главную роль в фильме «Десять заповедей».[4]
Поппи не успела слова сказать, как он наклонился и схватил Джеймса за руку.
— Не надо, Фил, — сказала Поппи, — не будь идиотом.
— У нас был уговор, — прошипел Фил, — и ты его нарушил.
Теперь Джеймс так же яростно схватил Фила за руку. Казалось, они вот-вот подерутся.
О Господи, если бы она сейчас была способна нормально соображать! Поппи чувствовала себя такой беспомощной.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Джеймс, стиснув зубы.
— Ничего не понимаю? Я захожу и застаю вас в кровати с задернутым пологом, и ты мне заявляешь, что я чего-то не понимаю?
Джеймс слегка встряхнул Фила за плечи, затратив минимум усилий, но голова Фила качнулась из стороны в сторону, а шея хрустнула. Поппи поняла, что сейчас Джеймс вряд ли способен рассуждать здраво. Перед глазами всплыл образ завязанной в узел металлической ножки стула, и она решила, что настало время вмешаться.
— Отпусти его, — сказала она, вставая с кровати, и бросилась к ним, чтобы успеть схватить за руку любого из них. — Хватит, мальчики! — в отчаянии прошептала она. — Фил, я знаю, ты этому не поверишь, но он пытается мне помочь.
— Помочь тебе? Я так не думаю.
Он накинулся на Джеймса:
— Посмотри на нее! Ты что, не видишь, что твое глупое притворство вредит ей? Каждый раз, когда я застаю вас вместе, она белая как полотно.
— Ты в этом ничего не понимаешь, — бросил Джеймс в лицо Филу.
У Поппи в уме занозой застряла странная фраза, которую только что произнес Фил.
— Притворство? Какое притворство? — спросила она.
Поппи произнесла это тихо, но юноши перестали ссориться и смотрели на нее.
А потом все они наделали ошибок. Позже Поппи поймет, что, если бы они тогда держали себя в руках, многое из того, что потом произошло, могло и не случиться. Но они дали волю чувствам.
— Мне очень жаль, Поппи, — сказал Фил, — я не хотел тебе говорить…
— Заткнись! — в ярости закричал Джеймс.
— Но я должен. Этот мерзавец, он просто разыгрывает тебя. Он мне признался, что просто жалеет тебя. Он думает, что, если притворится, будто любит тебя, ты будешь чувствовать себя лучше. Он — самовлюбленная скотина.
— Притворится? — переспросила Поппи, опускаясь на кровать.
У нее шумело в голове, и в груди накипала невиданная вспышка гнева.
— Поппи, он сошел с ума! — закричал Джеймс. — Послушай!
Но Поппи не слушала его. Зато она чувствовала, как расстроен Фил, и это было гораздо убедительнее, чем ярость Джеймса. А Филипп, честный, прямодушный, надежный Филипп, почти никогда не лгал.
Он и теперь не лгал. Значит, лгал Джеймс.
У нее в груди словно что-то взорвалось.
— Ты… — прошептала она, с ненавистью глядя на Джеймса, — ты…
Поппи не могла придумать для него самого страшного оскорбления, которого он был достоин. Ее никогда не унижали и не предавали так, как сегодня. Она думала, что знала Джеймса. Она ему верила, как себе. Тем страшнее было его предательство.
— Так что же, все было притворством? Да?
Внутренний голос останавливал ее, призывал успокоиться и подумать. Он говорил ей, что она сейчас неспособна принимать решения, а ошибка может стоить ей жизни. Но она была не в состоянии прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ярость подгоняла ее, затмевала разум, не давала подумать, есть ли у нее основания для гнева.
— Ты просто жалел меня, да? — прошептала она, и ярость и горе, которые она подавляла эти полтора дня, вдруг выплеснулись наружу.
Ее пронзила боль, и все померкло вокруг, все. Осталось лишь исступленное, страстное желание причинить Джеймсу боль, такую же сильную боль,
Джеймс тяжело дышал и говорил быстро:
— Поппи! Поэтому я и не хотел, чтобы Фил знал…
— Неудивительно, — взвилась Поппи, — неудивительно, что ты так и не сказал, что любишь меня, — она продолжала, уже не обращая внимания на Фила. — Как я могла тебе верить? Помимо всего прочего, ты ни разу меня не поцеловал. Мне не нужна твоя жалость.
— Что значит «помимо всего прочего»? Что это значит? — взревел Фил. — Я убью тебя, Расмуссен!
Он вырвался из рук Джеймса и с новой силой набросился на него. Джеймс уклонился, так что первый удар лишь слегка задел его волосы. Фил снова бросился на Джеймса, и тот, извернувшись, схватил его сзади в замок.
Поппи услышала, как в холле раздались быстрые шаги.
— Что здесь происходит?
Миссис Хилгард в растерянности остановилась на пороге спальни.
В ту же минуту у нее за спиной вырос Клифф.
— Что случилось? Почему вы кричите? — его подбородок на исхудавшем за последние дни лице выделялся еще сильнее, чем обычно.
— Это ты подвергаешь ее опасности, — прошептал Джеймс на ухо Филу, — смертельной опасности, прямо сейчас.
Он был разъярен и выглядел диким. Нечеловечески страшным.
— Отпусти моего брата! — закричала Поппи. Ее глаза наполнились слезами.
— О боже, дорогая, — едва могла вымолвить миссис Хилгард. Она бросилась к дочери и обняла ее. — Мальчики, немедленно уходите отсюда.
