Живые нити - Настасья Сорокина
— Слыхал, и в самом деле жуть, — подыграл бармен. — Пока у одних людей на хлеб не наскрести, другие забирают чужое. Что ж с банком будет?
— Неведомо. Разберутся как-то. Откуда-то ж в банке берутся деньги, — Алек сверлил его взглядом, чуть сощурившись. — Повезло кому-то, столько деньжищ. Я б не отказался тоже.
Бармен едва заметно оглянулся.
— Сизый вот каждый вечер у меня околачивается, вчера весь вечер шушукался в углу с каким-то друганом. А сегодня не пришел.
— Не слыхал про такого… — Алек зевнул. — Что за хер?
— Сизого не знаешь? Во даешь. Он лоб здоровый, под два метра.
— А почему Сизый?
— Потому что не бурый и не белый, — бармен отчетливо выделил последние слова.
«Значит все-таки Дом Медведя… но откуда у нас вообще такой уникум завелся?»
— Да как-то не пересекались. Давно его знаешь?
— Давненько. Да его тут все знают, парень-то заметный. Добрый, в общем-то, нормальный парень.
Алек, «погрев уши», попытался выловить кроссбридов среди оставшихся посетителей и не нашел никого. Значит, некому неожиданно их подслушать.
— Если он такой добрый и нормальный, — проговорил он одними губами, скрытыми за накладными усами. — То как решился на грабеж?
Бармен потянулся за пустым стаканом и ответил — так же, даже не шепотом, а намеком на шепот:
— А кто их, Эстетских, знает…
После чего скучающей неторопливой походкой ушел на другой конец стойки. Алек допил препоганое пойло, вытряхнул последние капли в рот — работяги не раскидывались добром. Рассчитался, незаметно докинув сумму, на которую можно было бы купить несколько бутылок коллекционного виски, а не этой дряни. Вышел, не спеша прогуливаясь до дома окольным путем. Чуть пошатывало, но Алек держался.
Эстет — бывший воротила организованной преступности, сейчас якобы ушел на покой, но в Бюро знали наверняка: незаконный оборот Гранулы, оружия и других малоприятных вещей шел через него. Вернее, конечно, не через него лично, а через целую сеть подсадных уток, но деньги оседали в огромном сейфе на его вилле у моря. И если в молодости, Эстет не гнушался любых, даже самых грязных делишек, сейчас же действовал очень аккуратно, дружил с судьями и чиновниками и не держал рядом дураков.
Каждый раз, слыша его имя, Алек боролся с резкой и мерзкой, как запах затхлости, ненавистью — пока здравый смысл и профессионализм побеждали. Бюро уже давно пыталось поймать старика за хвост, но результаты оставляли желать лучшего. Алек был готов рвать глотки, давить бандитов и следить за ними без отдыха и сны — но капитан Варрон придерживалась другой политики. Алек неизменно уступал — бессмысленно спорить с её авторитетом и опытом.
«Неужели какая-то шестерка решилась на такую самодеятельность? Не боится деда или делает это по его указке?»
Кажется, придется наведаться к Эстету еще раз.
* * *
Едва стукнуло девять утра, а Алек, одетый с иголочки в костюм-тройку, несмотря на уже набирающую обороты жару, сидел в приемной огромной загородной виллы. Вид отсюда открывался удивительный: цвет воды в лагуне у подножия виллы был такого концентрированного лазурного цвета, что хотелось зажмуриться. Белые колонны обрамляли морской пейзаж, так что он казался картиной в экзотической раме.
Можно было предположить, что удостоверение следователя Бюро Магического Контроля открывало все двери, но нет — эту дверь приходилось брать на таран, а жителей виллы — измором. Его приход талантливо игнорировался семейством Ласкарис уже не менее четверти часа, хотя то ли дворецкий то ли секретарь дважды предлагал ему чая и сигар. Хотелось кофе с ромом для опохмела — можно без кофе — но Алек держался.
Информатор еще на рассвете сообщил, что Линос Ласкарис, в широких кругах известный под именем Эстет, показался в собственной вилле накануне ночью. Алек жаждал засвидетельствовать ему свое непочтение, замаскированное дружелюбностью.
Когда наконец дверь с тихим шорохом отворилась. Алек, любовавшийся видом из окна, обернулся и встретился взглядом с Эстетом. Ластарис сдал: полноватые гладко выбритые щеки осунулись, синяки под глазами чернели, а по шее пошли пигментные пятна. Эстет держался ровно, хоть припадал на обе ноги и опирался на франтоватоватую трость, идеально подходящую по цвету к его костюму новейшего фасона. Принарядившийся Алек все равно почувствовал себя неаккуратным бездомным.
— Доброе утро, Зорбас. Я только прибыл домой из санатория и чрезвычайно занят. Чем я могу вам помочь?
Он не предложил присесть и не протянул руку в качестве приветствия. Алек не подал виду.
Было время, когда от одного имени Эстета на глаза Алека падала кровавая пелена. Нет, он ничего не крушил и даже не кричал, но душу будто выворачивало насквозь. Зная это, Варрон не поставила его главным следователем по делу о Грануле — холодная голова в этом деле всегда лучше горячей. С тех пор утекло много воды, Алек стал спокойнее и куда флегматичнее к собственным эмоциям.
— Я не задержу вас надолго, — произнес он спокойно. — Давно пытался связаться с вами.
— Я был на курорте в горах, лечил кашель. Из-за моря и жары здесь слишком влажно, доктора посоветовали сухой и более прохладный воздух.
— Почему же вернулись так срочно? Погода у нас не улучшилась, как видите.
— Ох, а вы не знаете? — Эстет хмыкнул, поправил уложенные назад белоснежные волосы. — Большая часть моих сбережений лежит в Центральном банке. Я взволнован произошедшим вчера, и думаю, вы здесь за этим же. Узнать, известно ли мне что-то.
— Вы совершенно правы. А вам известно?
— Пока нет. Я приехал всего шесть часов назад, удивительное везение, что вы застали меня дома, — он изошелся кашлем, но быстро взял себя в руки.
— Я крайне удачлив. Вам знаком некий сын Дома Медведя, известный как Сизый?
Алек внимательно всматривался в лицо собеседница, выкрутив на максимум все звериные инстинкты. Ласкарис глянул на протянутый портрет и даже не дрогнул:
— Нет, я никогда не видел этого человека.
— Странно, ведь говорят, что это приближенное к вашей семье лицо.
Ласкарис ухмыльнулся:
— Многие вокруг говорят, что приближены к нашей семье, надеясь, что это откроет им какие-то двери. Не уверен, что это срабатывает. На самом деле, у нас очень тесный круг друзей.
Он держался хорошо: говорил уверенно, с легкой ленцой в голосе. Эстет располагал к себе с первого взгляда, смотрел прямо и твердо.
— Послушайте, Александр, — Ласкарис приподнял чуть подрагивающую руку, останавливая следующие вопросы Алека. — Давайте начистоту. Вы копаете не туда. Наша семья давно завязала с любыми делишками, которые вы могли бы счесть грязными. Проверьте нашу бухгалтерию, поговорите с людьми — нам нечего скрывать. Я больной пожилой человек, к тому же, меня не было
