Измена. Попаданка на сносях - Елена Белильщикова
Я застыла с идеально выпрямленной спиной, лицом в окне экипажа. Почти возненавидев в этот момент Александра за его проницательность.
– Да ты откуда знаешь?!
Все мои нервы, стянутые клубком, вдруг натянулись и выплеснулись наружу взрывом легкой истерики. Когда я начала барабанить кулаками по груди Александра.
– Тебя никогда не было рядом со мной, Алекс! Ты сделал мне предложение, как одной из фарфоровых куколок на балу в честь дня рождения короля! Тебя привлекла моя мордашка, не больше! Если бы тебе под руку попалась Салли, Молли, Келли, ты с тем же успехом сделал предложение любой из них! Тебе плевать на нас… девушек. На любую из них, на меня! Ты протанцевал всего пару танцев и отправился делать предложение! Естественно, тебе ни один почтенный родитель не мог отказать! Еще бы-ы, хорошая партия, блистательный военный, богатый, готовый сложить голову во благо отчизны, оставить молодую жену не менее молодой вдовой! Да пошли вы к черту с вашими договорными браками, я мужа хочу, а не молиться за него ночами, гадая, чей штык пробил его сердце!
Ой-ой-ой… кажется, на этот раз я перегнула палку? Глаза Александра медленно округлились и стали, как у нас говорят, по пять копеек.
– Ты так обо мне переживаешь?! – вдруг неверяще выдохнул он и схватил меня в объятия, прижимая к себе крепко-крепко, так, что я едва не задохнулась. – Ты… ты уже говорила об этом. Там, в доме. Но я не понял, не поверил… Понимаешь, мы с тобой когда, ну… познакомились, – Александр покраснел и смутился, но продолжил. – Все было так, как ты описала. Почти так. Ты не была для меня случайной девушкой на балу. Я влюбился в тебя задолго до предложения, как мальчишка. И ждал твоего первого появления на балу, чтобы сделать предложение. А до этого ты была слишком юна, и твои родители не принимали ничьи предложения руки и сердца. Они… очень старомодны. Но у меня всегда возникало ощущение, что ты… не была влюблена в меня. Ни капельки. Да, тебе польстило предложение от блистательного офицера. Но если бы тебя позвал замуж Жером, Пьер, Никс… ты так же согласилась бы.
Александр умолк, передыхая. Я же медленно выдохнула.
«Вот меркантильная су… гадина была эта Клэр!» – подумала я.
Но Александр помедлив, продолжил, вонзая этими словами уже кинжал в мое сердце и проворачивая его:
– Ты не скрывала своего отношения ко мне. Но ты права, я очень быстро отправился на войну. Но я никогда не забуду, как ты сказала мне, что ты по-настоящему влюбилась в меня в письмах.
– Письмах? – тупо повторила я, сжимая пальцы Александра.
Тот счастливо кивнул.
– Когда я ушел на войну от молодой жены, я решил, что должен писать тебе письма! И писал их… много-много длинных писем. Романтичных, нежных или просто, в которых говорил о себе. О том, чем дышу. Чем живу. Ты… отвечала редко. И гораздо суше, чем я надеялся. Но отвечала! И я не переставал писать тебе. Надеясь, что сумею растопить твое ледяное сердце. Помнишь, как я звал тебя в письмах иногда «льдышка Клэр», а ты смеялась и рисовала забавную мордашку вместо подписи?
Я сглотнула, чувствуя, как в груди у меня что-то шевелится. Что-то нехорошее, черное. Словно клубок змей из заповедника, что я видела на Земле.
– Помню, как ты ответила однажды, что ты влюбилась в меня после этих писем. Призналась! О небо, как я был счастлив в этот день! Стыдно сказать, в тот вечер наш отряд едва не накрыли ловушкой, а я… не мог перестать улыбаться. Даже думая о близкой смерти, я думал о том, что наконец-то завоевал тебя, моя милая Клэр.
Мои глаза защипали слезы. От глупой, неуместной ревности. А Александр, зар-раза, продолжил ворочать раскаленным кинжалом в груди, провоцируя змей набрасываться и кусать меня все сильнее.
– Но знаешь, никогда, никогда, ни единого раза ты не писала мне, не говорила, что волнуешься за меня. Что переживаешь. Что боишься за мою жизнь. Что там?! Ты не психовала даже, когда меня забирали на войну. Ты гордо кивала и просила меня облечь себя подвигами воинскими, чтобы быть достойным сыном моего отца. Мне… было немного колко внутри. Но я утешал себя тем, что все жены моих друзей чувствуют и говорят так же! Но сейчас… ты сказала совсем иное!
Мои губы сложились в мягкую, испуганную, дрожащую улыбку.
– Да мне плевать на то, что подумает твой отец или мой! – выдохнула я горячо, обвивая шею Александра руками, чувствуя, как под ребрами жжет все так же горячо ревность и боль… к той, кого больше нет, но чье место я заняла. – Будь ты хоть дезертиром, я бы все равно тебя лю…
Я вовремя оборвала себя. Что за неуместные признания?! Что за бред рвался с моих губ? Я должна ненавидеть этого мужчину, а не льнуть к нему, как ополоумевшая кошка! Я не должна влюбляться в изменника, не должна ревновать его к прошлому. К его бывшей жене. Не должна, вообще, ревновать его ко всяким там хозяйкам ателье! Но… я ревновала.
Я с ума сходила от мысли, что могу потерять Александра. И понятия не имела, как мне теперь его отталкивать от себя? Не возвращаться же покорной женушкой под крылышко мужа? Чтобы он помыкал мной, догадавшись, что я плыву от него? Нет, еще чего… я интересна ему, лишь когда я добыча, которую он догоняет, завоевывает. Не больше. Сломленная жертва любви я стану ему не интересна и скучна. И он переключится на других… пташек. Которых нужно завоевывать.
Я скрипнула зубами, когда моя голова так некстати подбросила воспоминания. Я вспомнила старый сундук, окованный металлом, стоящий на чердаке моего… нашего… в общем, дома Александра! Вспомнила теплые золотые пылинки, кружащиеся в воздухе. И пожелтевшие страницы писем с убористым разборчивым подчерком. О, у Александра красивый подчерк, нечего сказать! И вспомнила слова… как ударом под дых, сразившие меня: «В день нашей свадьбы, во всем белом, ты кружилась под разноцветными витражами собора, отбрасывавшими радугу на твое платье, будто святая, будто спустившаяся с небес, моя неземная Клэр…»
Мне захотелось вцепиться в лицо Александру, так нелогично, хоть и прошло столько времени после того письма. И зашипеть: «Это я неземная Клэр, я, а не она! Я спустилась с небес, я, а не она! Это мне… ты должен был писать
