Пленница бунтаря - Регина Грез
Скрипнула калитка в огород и потянулась ко мне вереница обиженной грязной посуды: пузатая сахарница, в которой бесславно томилась мумия паука в обнимку с мухой, керамическая солонка под Гжель в виде уточки, винтажная масленка с отбитой шишечкой на крышке, большое красивое блюдо с присохшими крошками и заварочный чайник в трещинках с мутным от заварки нутром.
– А до утра не потерпите, бедолаги? Скоро совсем стемнеет. Давайте я вас пока в тазу отмокать оставлю.
Я пожалела ветеранов и пошла в баню, надеясь, что вода в баке уже немного нагрелась, легче будет наводить чистоту. Хотела просто набрать ковшичек и вернуться к колодцу, но Мирон вошел следом, повернул лампочку в патроне и закрыл дверь. Баня тускло осветилась, испуганно заметались на окне мотыльки, зашуршало в углу под веником. Наверно, мыши.
Я приготовилась защищаться и горько пожалела, что в ковше у меня не крутой кипяток.
– Дайте пройти!
Мирон неопределенно фыркнул и коротко пояснил, что должен меня осмотреть на предмет отслеживающего устройства.
– А вы не поздно спохватились? Демид, наверно, скоро прибудет в Лобь, – с вызовом заявила я, отступая к стене.
– Хватит мне «выкать»! Уши режет. Стой спокойно, плохого не сделаю.
– Да-да… Демид тоже говорил: «Будешь умницей, отправлю домой».
– Если он за нами идет, здесь его встретят, как подобает, а мы дальше двинемся. Я тебя спрячу, никакая обученная псина не найдет. Но сначала надо убедиться…
Мирон шагнул ко мне, и я от страха плеснула ему в лицо теплую воду, а потом попыталась проскользнуть к дверям. Не успела. Он ухватил меня поперек талии, прижал спиной к себе и горячо задышал в ухо.
– Будешь вертеться, останутся синяки.
– Угу!
Он задрал на мне футболку и кончиками пальцев пробежался по животу, одновременно водя носом по плечу. Потом велел поднять руки и проверил подмышки, точнее обнюхал. Я умирала от стыда, но слушалась, как деревянная кукла, которую дергают за ниточки. И даже когда помог стянуть бесформенные штаны и стал колени ощупывать, не протестовала, боясь, что применит силу.
Наконец Мирон отпустил меня с разочарованным вздохом, утер мокрое лицо ладонью и задумчиво произнес:
– Ничего нет, как же он пропустил. Ладно… Сполоснись быстренько. И чтобы у меня без глупостей! Я Тимку пошлю проверить.
У порога он задержался и, глядя в пол, пробормотал себе под нос:
– А ты аппетитная штучка, ясно, почему Буров расстаться не мог.
Забившись в угол и натягивая футболку на голые ноги, я отрывисто выкрикнула:
– Это была случайность! Я вообще ему не нужна, у него на уме только ваши лесные разборки.
Зря подала голос. Мирон помедлил открывать дверь и теперь смотрел на меня очень заинтересованно. Потом вдруг схватил ведро холодной воды с лавки под окном и одним взмахом выплеснул на себя. Я взвизгнула от неожиданности и зажмурилась.
Показалось, что содержимое второго ведра сейчас полетит в мою сторону. Но когда рискнула поднять голову, оказалась, что сижу в бане одна. Неужели обошлось…
«А ты, Дашка, везу-у-учая!»
Не дыша, я подкралась к окну и тут же отскочила обратно к стене, Мирон стоял ко мне задом посреди огорода совершенно голый, выкручивал волосы. Вслух обругав его всяческими подходящими терминами, я тоже разделась, желая смыть с себя даже память об унизительном осмотре.
На крючке у порога нашлось полотенце и странный белый халат – похож на медицинский, правда, тонкий, как марля, застиранный, но чистенький с запахом сушеных травок. Не долго думая, нарядилась в него, затянула поясок. Уже хотела выходить, как под веником снова зашуршало и писклявый голос упрекнул:
– На первый разок прощаю, а придешь еще в потемках мыться – до икоты пужну. Выдумали на ночь баню топить! Житья от вас нет, только задремал.
– Простите! – с раскаянием пролепетала я. – Мы недавно приехали, с дороги очень устали.
– Поди вон, недотепа!
– И вам не хворать.
Я пулей выскочила в огород и побежала к колодцу, петляя меж грядками усерднее юной зайчихи. У забора меня встретил Тимоха, причесанный и переодетый он выглядел добрым деревенским парнем, выросшем на свежем молоке и парной телятинке. Увидел меня и заулыбался, протягивая горсть ягод:
– Малину будешь? В соседнем саду крупнющая и сладкая уродилась. А то у бабы Доры только смородина с вишней, я объелся уже.
Я отрицательно помотала головой, и Тима со смеху покатился, разглядывая мое одеяние.
– Ты во что вырядилась? Кого собралась лечить?
– Так ничего другого не нашлось в бане. Откуда здесь вообще этот халат?
– Баба Дора раньше санитаркой работала, наверно, с тех времен и сохранился.
Под ногами в траве закопошилась черная чугунная сковородка, пихнула в бок алюминиевую кастрюлю, та возмущенно дзенькнула крышкой и просипела, обращаясь ко мне:
– Извините, девушка, но у нас уже очередь образовалась. Когда начнете процедуры?
– С утра начнет, – выручил Тимоха. – Поест, отоспится и завтра намнет вам бока. То есть намоет.
Он взял меня под руку и повел к дому. Высоко в небе раздавалось прощальное ржание лошадей, в банное окошко изнутри кто-то стучал и бранился, на заборе рядом с литровыми банками сушились мокрые Мироновы штаны.
Сейчас бы чайку горяченького с пирожками и спать, спать, спать…
Глава 10. Ульяна
Вечером с бабой Дорой мы мало беседовали, я заснула почти за столом и меня уложили в дальнюю горницу на старинную кровать с железной сеткой. В комнате стоял уютный запах сушеной мяты, под подушкой я нашла прохудившийся мешочек, набитый травой.
А утром меня разбудил гусиный гогот на лугу за окошком, свежий ветер трепал марлевую сетку на форточке, звал прогуляться во двор, откуда доносились глухие удары топора. Наверно, Мирон дрова колет. Пора вставать, бабе Доре помочь по хозяйству.
Я протерла глаза и заметила на стуле возле кровати штапельное платье примерно моего размера – серое в мелкий цветочек, рукава-фонарики, оборочка по низу, пуговки малюсенькие на груди – такие носили в семидесятые годы прошлого века, я видела на фото родных. Взяла в руки, прижала к носу – пахнет сундуком и долгой «улежкой». К вороту с внутренней стороны приколота булавка, я сразу вспомнила старую бабушкину примету от сглаза красивой девушки.
Пришлось надеть и повертеться перед зеркалом трюмо – свободно немного, хорошо, что есть пояс. Смущало меня только отсутствие верхней детали женского белья, не привычно без нее расхаживать в мужском коллективе да еще в тонком платьице.
В кухне что-то загромыхало, раздались причитания хозяйки, я поспешила на выручку. Баба Дора жарила оладьи и уронила половник. Он под стол укатился и выдвинул требования
