Скованные (СИ) - Верх Лика

Смяла в кулаках края кофты с двух сторон, чтобы бесконтрольно не наброситься на Малина. Этого только не хватало.

— От нее можно избавиться.

Хоть я и не уверена до конца, и доказательств нет, но я не перестану верить.

— Херня, — выругался Малин, не отпуская мой взгляд.

Он словно находился в панике где-то внутри себя.

— Карл Кристмал проводил опыты, но они засекречены. Мне до него не добраться, а ты можешь.

Дыхание участилось непроизвольно, только ухудшая состояние.

Еще немного, и здравая часть меня поляжет храброй, достойной, но бессмысленной смертью.

— Предлагаешь мне стать подопытным? Проводить над собой эксперименты? — губы Малина снова изогнулись в усмешке, теперь злой и даже отчаянной.

О, конечно. Как столичный позволит себе быть подопытной крысой? Для этого только приезжие годятся!

Трус.

Хотела выплюнуть это слово ему в лицо, собрала все раздражение и гнев, какие смогла собрать по капле.

— Ну и какого хрена? — ленивый и слегка насмешливый вопрос отвлек от взаимного визуального уничтожения.

Дрейк стоял в проходе сбоку от нас, засунув ладони в карманы брюк.

— Не помню, чтобы я разрешал трогать моего слейва.

Глава 8

В любой другой момент я бы обрадовалась его появлению. И в этот могла благодарить, что приблизил мое спасение от запаха истинного, но, проклятье, как же он невовремя!

Когда еще представится возможность обсудить возможное сотрудничество с Малиным?

Здравомыслие не моя сильная сторона в данный момент, учитывая, что наброситься на Малина не кажется мне плохой идеей. Пусть и неадекватно, я все же соображаю.

Малин совершенно точно способен получить доступ к информации, до которой мне никогда не добраться. Я приезжая. Биомусор Амока. Двери передо мной закрыты наглухо. Я могу стучаться в них головой, но быстрее расшибу лоб, чем пробью хотя бы щель.

— Я ее не касаюсь, — хмыкнул Малин, не отпуская моих глаз.

Ногти вдавливали плотную ткань в ладони, вынуждая трезветь. Только не выходит!

— Сейчас — да, но я уверен, что уже облапал, — голос Дрейка помог балансировать на более ровной поверхности.

Не дал упасть. Вернее, пасть… Прыгнуть в руки чертового столичного!

— Подожди, мы еще не закончили, — Малин не отвел взгляд.

Ему все равно? Он ничего не чувствует?

Я одна страдаю за двоих? Почему? Даже у истинности нет справедливости?

— Сперва получи мое разрешение на использование моего слейва, установи плату, я ее приму или не приму. Какого черта я должен рассказывать тебе правила?

Разрешение на использование?

Резко повернула голову. Взгляд не сразу сфокусировался на знакомом лице в полумраке комнаты.

Установить плату? Плату за использование?

Я не вещь!

Хотелось рычать от злости и… не только.

Спокойствие и равнодушие Дрейка продлевало жизнь раздражению. Нечему удивляться. Он сразу говорил о том, для чего нужны приезжие — служить столичным. Он искренне верит в это, живет с этим всю жизнь, и винить его в устоявшихся правилах глупо.

— Правила, — смех Малина походил на саркастичный, он запрокинул голову, смотря в потолок, и перевел взгляд на Дрейка. — Ну, говори, что ты хочешь за плату?

Вцепиться бы им в глотки. Двоим. Перегрызть к чертям. Но тогда они не осознают, не поймут. Ничего не поймут.

Очередной внутренний толчок вперед шел изнутри. Болезненный импульс безжалостно толкал вперед. Сделать шаг — всего один — и прижаться к Малину. Обвить руками, ощутить тепло под ладонями, вдохнуть его. Полностью.

Клык вонзился в закушенную губу. На языке появился металлический солоноватый привкус.

Не двигаться. Только не шевелиться. Не дать себе повода коснуться его. Проклятого истинного.

Он неотрывно смотрел в одну точку. Шею обжигало его взглядом — озадаченным, диковатым. За верхней губой язык прокатился по зубам.

О чем он думает в этот момент? О чем он вообще может думать, когда я готова умереть прямо здесь, лишь бы ничего не чувствовать? И сразу другой вопрос: почему его должны волновать мои ощущения?

"Потому что я его истинная, и он должен страдать вместе со мной!", — истошный вопль раздался в груди.

Наружу вырвался лишь судорожный выдох.

В уши раздражающе вбивался далекий цокот каблуков. Он приближался, стуча мелкими молоточками по барабанным перепонкам.

Малин на короткий миг наградил меня странным взглядом и вновь уставился на шею.

Сильные руки сгребли в охапку все мои внутренности и сжали, скручивая. Выжимали по капле всю кровь.

Теперь я готова умолять Дрейка забрать меня отсюда. Увести подальше, лишь бы истинность перестала меня ломать.

— Мальчики, вы оба здесь, — комнату заполнил тягучий голос

С трудом посмотрела на нового члена нашего междусобойчика.

Знакомая блондинка поправила длинный хвост прямых волос.

— Кисунь, и ты здесь. Прекрасно, — на ее лице расцвела притворно милая улыбка. — Дрейк, дорогой, дай мне своего слейва на час.

Боль в зубах и ладонях спасала помутившийся разум от непредусмотрительного ответа. На достойную полемику я неспособна.

— Сколько желающих, — хмыкнул Дрейк. — Пора пересмотреть расценки.

Я не видела ничего кроме бледно-желтых глаз.

Малин. Ненавижу тебя. За то что ничего не чувствуешь.

Почему истинный — он, а не кто-то из приезжих? Таких же нормальных, как я.

Я бы не сопротивлялась. Не сдерживалась. Сама бы шагнула навстречу.

— И ты? — воскликнула блондинка, перетягивая на себя мой затуманенный взор. — Девочкам надо уступать. Я верну ее целой, успеете наиграться.

Растянутые в кокетливой улыбке губы хотелось подретушировать. Разбавить кровоподтеком, например.

— Я не вещь, — процедила я, — и никому не позволю "играться" со мной.

Столичная с притворным сочувствием покачала головой и повернулась к Дрейку.

— Я всего лишь дам ей пару уроков хороших манер.

Он поймал мой взгляд. Даже не представляю, что в нем.

Во мне с факелом наперевес разгуливает взбесившаяся истинность, приговаривая: "Кто не спрятался, я не…"

— Наденешь ошейник и поводок, заставишь ползать на четвереньках и лизать тебе пятки? — усмехнулся Дрейк.

— Хорошая идея, спасибо, — блондинка сжала его плечо. — Хочу-хочу. Мур-мур.

Острый алый ноготь прошелся по нижней губе Дрейка.

Больше не хотелось смотреть на него. Очередной столичный, такой же, как остальные.

Вдох внезапно отозвался щемящей тоской в груди. Она тяжелым шаром прокатилась по ребрам и упала в живот.

На глаза набежали слезы. Внезапный, совершенно беспочвенный, страх больше никогда не прикоснуться к Малину, буквально выворачивал сознание. Раскурочивал все несущие конструкции здравомыслия.

Откуда это взялось?

Отрешенно проследила за своей рукой, будто не я ей управляю, а нечто чужеродное. Тепло разлилось по ладони, мягкая ткань футболки словно облизала нежную, ставшую слишком чувствительной, кожу.

Как сопротивляться?

Биение сердца под рукой. Ненавистное.

Злость хотела вонзить когти в плоть, а истинность умоляла услышать стук, пропустить через себя чужой пульс.

Давя ногтями на футболку, вдавливая ее в кожу, повела наверх.

В бассейне Малин прижимал меня к себе и было легче. Истинность не молчала, но и не вопила отчаянным раненым зверем.

Вдруг сработает?

Горячая гладкая кожа обжигала. Миллион мелких иголочек-искорок пронзили всю поверхность, включая пальцы. Покалывание в подушечках усилилось и сменилось слабыми импульсами.

Микроток, расслабляющий натянутые до невозможности мышцы, прошел по телу.

Разжала челюсть, выдыхая через рот.

Прикрыла веки, сглатывая дикую сухость. Не веря, что крушившее и ломавшее меня изнутри медленно затихало.

Собственное тяжелое дыхание оглушало.

Прижалась лбом к твердой груди.

Не хочу снова. Не хочу опять проходить через истинный ад.

Безжалостно впилась ногтями в бока Малина. Стальные мышцы под кожей не позволяли продавить. Доставить ему хоть какой-то дискомфорт — уже радость.