Книжный мотылек. Гордость (СИ) - Смайлер Ольга "Улыбающаяся"

Я заставила себя пойти к выходу из комнаты, когда в голову мне пришла шальная мысль.

— Прю? — Окликнула я, остановившись в дверях и дожидаясь, пока камеристка поднимет на меня глаза. — А в том, давешнем споре… Ну, про парк… Так кто все-таки победил?

— Она заработала на Вас десятку, — вклинилась в разговор Честити, и улыбнулась мне неожиданно теплой улыбкой. — Все будет хорошо, маленькая мисс!

Что ж, покидая комнату, я чувствовала себя чуточку уверенней — мне хоть в чем-то удалось утереть нос этому несносному типу.

Прежде чем ступить на верхнюю площадку лестницы, я приостановилась. Грядущее «сошествие королевы бала по лестнице вниз», множество раз обыгранное галанетом и кинематографом, сейчас казалось мне действом донельзя глупым и неуместным. Я взмолилась, чтобы тетушка «придумала, хоть что-нибудь», и осторожно выглянула из-за угла. Ярко освещенный холл был пуст. Переведя дух и возблагодарив светлых богов и виконтессу, я стала спускаться по лестнице, когда мой взгляд, совершенно случайно, наткнулся на смутно знакомого мужчину, прислонившегося к стене в тени портьеры, и наблюдающего за мной. Виной ли тому необычный ракурс, или странное выражение лица, но я не сразу осознала, что вижу перед собой Того-Самого-Рауля, а когда поняла…

Я разозлилась на саму себя — на собственный интерес к этому незнакомцу; на то, что он показался мне красивым; на то, чтоменя взволновало его присутствие. Больше всего я боялась, что Рауль поймет или догадается об этом, а еще — что скажет очередной дежурный набор слов, и мне захочется изо всей силы ударить его веером по голове. Тогда я вспомнила, все, чему учила тетя Полина — развернула плечи, подняла подбородок и улыбнулась. 'Улыбка королевы', - так называла тетя Полли умение обаятельно и искренне улыбаться в любых обстоятельствах, особенно во время её балетных классов. Кажется, у меня все получилось, потому что шагнувший было ко мне Рауль ненадолго замер, и с лестницы я спустилась самостоятельно.

К счастью, он молчал — и когда поклонился мне, здороваясь, и когда склонился над моей рукой, неожиданно прикоснувшись к перчатке теплыми губами. Еще большей неожиданностью было услышать от него:

— Мисс Дюбо, не окажете ли Вы мне честь, позволив сопровождать Вас на бал к графине Пентеркост?!

— Да, да, конечно, — машинально ответила я, не особенно задумавшись, потому что обшаривала холл глазами. — А кстати? Где тетушка?

— Они с баронессой отправились к флайбусу, сказали, что подождут нас там.

— Вот как? — Если бы я не воевала с застежкой на бархатной ротонде, которую Сандерс минутой раньше накинул мне на плечи, я бы не заметила, как отразившийся в зеркале Рауль бросил на меня странный взгляд, в котором была досада и облегчение. — Что же, думаю, мы не должны заставлять их ждать.

Рауль молча подставил руку, я также молча положила свою ладонь на рукав его парадного черного фрака, и мы вышли в заботливо распахнутую Сандерсом дверь.

Меня ждал мой первый мейферский бал.

Глава 8

Во дворе, вместо серого, хищного транспорта Рауля, нас, сверкая хромированными деталями и полировкой, поджидал флайбус, который увез меня от СтаПорта. Тогда я была несколько занята, поэтому сейчас я с удовольствием рассматривала ретро-силуэт, от которого веяло спокойствием, достатком и еще чем-то трудноуловимым, что подразумевает под собой слово «респектабельность». В салоне были установлены дополнительные сидения, и тетушка Гасси с баронессой Фредерикой, успевшие устроиться против хода движения, оживленно переговаривались. Рауль помог мне усесться, закрыл дверцу с моей стороны, и, обойдя флайбус, устроился рядом, стараясь не коснуться своим бедром моего. Наверное, будь на мне и моем спутнике столь популярные на Изначальной джинсы, я бы не обратила на это внимание. Нет, мне доводилось ездить на экскурсии на школьных флайбусах, когда на одно сиденье набивалось несколько человек, или валяться в «куче-мале» из многочисленных, приехавших на рождество в поместье родственников разного пола и возраста… Но сейчас тепло его тела, которое я ощущало сквозь тонкую ткань платья, бывшую плохой преградой, казалось чем-то запретным, на грани пристойности.

Я попыталась отвлечься на вид за окном — выходило плохо, так что пришлось прибегнуть к наиболее действенному способу — к самоиронии. «Итак», — думала я, — «вообразим меня героиней очередной книги в мягкой розовой обложке из серии „Крылья бабочки“, название которой вытеснено на корешке золотом. Я — трепетная и невинная девица, ощущающая жар, исходящий от стальных, мускулистых бедер обольстителя. Что полагается чувствовать в такой момент? Неясное томление? Слабость в ногах? Марширующих с развевающимися штандартами победным строем мурашек в парадных мундирах?»

Увы, никаких классических ощущений у меня не было, даже некоторая нервозность пошла на спад, зато включилось любопытство. Более всего мне сейчас хотелось ткнуть пальцем Раулю в бедро, обтянутое черными брюками, чтобы проверить — такое ли оно мускулистое и стальное, как рассказывается в любовных романах. Увы, провернуть этот в высшей степени скандальный на Мейфере фокус на глазах сразу двух почтенных дам я постеснялась, поэтому пришлось пойти на хитрость. Ждать пришлось недолго — на первом же резком повороте я не удержала дистанцию, и, качнувшись в сторону Рауля, ненадолго прижалась к нему боком.

Тетушка и баронесса дружно раскрыли веера, пряча за ними лица, а я озадаченно отодвинулась на свое место — если бы романы писала я, то, скорей, назвала бы Рауля «закаменевшим». Впрочем, для меня эта выходка тоже не прошла бесследной — я почувствовала, как запылали уши, и торопливо развернула веер из резных костяных пластин.

— Удивительно душный сегодня вечер, — томно произнесла я. — Вы не находите, мистер Файн?

Молчание несколько затянулось, и я уже было решила, что не дождусь ответа, когда Рауль закинул ногу на ногу, оттянул хитрый узел пышного белого галстука пальцем и, кашлянув, отозвался:

— Вы совершенно правы, мисс Дюбо.

Баронесса с шумом закрыла свой веер, и неодобрительно шлепнула им внука по колену:

— Милый, я тебя очень прошу — не будь букой!

Рауль поймал её руку в белой перчатке и галантно коснулся губами:

— Все, что Вы пожелаете, мадам!

О доме Пентеркостов я была наслышана от самой Нессы, да и при болтовне по буку она время от времени показывала мне кое-какие виды, однако то, что я увидела в окно — заставило восхищенно замереть. Правильно истолковав мое молчание, тетушка потянулась, и похлопала меня по руке:

— По семейной легенде бабка покойного графа, отца Нессы, была с Изначальной. Тогдашний Пентеркост долго ухаживал за гордой Людмилой, добиваясь её руки, и, в качестве решающего аргумента, построил этот дом, напоминающий один из земных архитектурных памятников. Их свадьба состоялась в этом доме через три месяца после окончания строительства.

— Могу ее понять, — вздохнула я.

Дом, в два раза больший, чем тетушкин Редлиф, построенный из красного кирпича под шатровой крышей, словно напоминал о давних даже для Изначальной временах. Нарочитая асимметричность композиции, невозможность определить количество этажей, башенки и флюгера, кованые решетки и изящная резьба по камню— все было как-будто нездешним, ненастоящим, игрушечным.

Флайбус, тихо гудя, уткнулся в хвост недлинной очереди, выстроившейся перед таким же необычным, как и весь дом, парадным подъездом, который мне больше всего хотелось назвать «крыльцом» — так напоминало оно иллюстрации к старому трехтомнику народных сказок. Тех самых, под редакцией Проппа и с иллюстрациями Билибина, в котором каждая новая сказка начиналась с замысловатой буквицы и над которыми я заворожено замирала в Музее книги при университете.

Но и это ожидание закончилось мягким приземлением, звуком открываемой двери и щелчками раскладываемой подножки. Я, с помощью Рауля, выбралась первой, за мной величественно последовали тетушка и баронесса. В отличие от домашней уютности Редлифа, прислуга в особняке Пентеркостов была вышколена, одета в синие с золотом парадные ливреи, и всем своим видом подчеркивала статус мероприятия. Высокие двери, сделанные из темного дерева и щедро украшенные коваными деталями, открылись, и мы шагнули внутрь — сначала я, привычно опирающаяся на руку Рауля, следом — виконтесса с подругой. Полумрак нижнего лестничного пролета не давал осмотреться как следует, но когда мы поднялись на первую площадку, где лестница белого мрамора, застеленная бордовой ковровой дорожкой, причудливо меняла направление, я ахнула и приостановилась — светло-зеленые стены и потолок были покрыты росписью — причудливо изогнутые ветки, листья, цветы, плоды.