100 свиданий с ведьмаком (СИ) - Гусина Дарья

Я же глядела на него, раскрыв рот и забыв про рану Елисея:

— Ты так классно рассказываешь! Просто настоящий номер получился.

— Да? — Изя порозовел от похвалы и задумался. — А что если…?

— А почему он на тебя работает? — вполголоса обратилась я к Есе, пока лепрекон расхаживал по кухне, бормоча под нос «А в прошлом году у дяди Эши украли… Нет, не так».

— Каждому лепрекону к тридцати годам положено обзавестись собственным кладом из золотых монет, такая традиция, иначе никакого уважения и всеобщее порицание, — также вполголоса ответил ведьмак. — Родители Изи умерли, когда он был маленьким, его воспитывал дядя, у которого трое своих лепреконят.

— Дядя Эша?

— Тот самый. Потрясающий кадр! — Еся даже зажмурился от восторга. — Дядя хотел взять Изю в бизнес, но у Изи мечта — он хочет стать стэнд-ап комиком и выступать на сцене. Разумеется, дядя Эша и тети Дофа видят любимого племянника в качестве продолжателя семейного дела. Вот Изя и выкручивается, как может: под видом зарабатывания первого клада работает на нас, Веденеевых. А там видно будет.

— Теперь понятно. Ну вот, — сказала я, любуясь аккуратной повязкой, и потребовала: — Но после обеда отправляйся к врачу, не нравится мне эта рана.

— Царапина, — возразил ведьмак не очень уверенно.

— Нет, не спорь, я лучше знаю, — я вытерла лоб и удивленно посмотрела на влажную ладонь. Устала я что-то.

— Еся, — жалобным тоном позвал из угла Изя. — Можно, я расскажу, как в прошлом году на дне рождении мэра ты…?

— Нет.

— Ну пожалуйста, — заныл лепрекон. — Мне нужно придумать еще один номер, для отбора на конкурс!

— Нет! — ведьмак грозно рыкнул … и трансформировал свою руку в медвежью лапу, с грохотом стукнув ей по столу.

Моя замечательная повязка затрещала. Я возмущенно ахнула, потому что ведьмак вдруг изумленно посмотрел на руку, вернувшуюся в обычный вид, и принялся нетерпеливо сдирать бинт зубами… нет, медвежьими клыками! От выражения крайнего неодобрения меня удержало лишь удивление на лице Еси. Я перевела взгляд на ладонь ведьмака: под бинтом рука была цела. Рана полностью затянулась. Даже шрама не осталось.

— Ну вот! — обиделась я. — А говорил, что порезы от транс-магии долго не заживают!

— Не заживают, — растерянно пробормотал Елисей. — Транс-маги, которые ведьмаки, поэтому браслеты носят. Меня-то в первый раз так, но были случаи, когда трансы в битве с нечистью случайно своих цепляли — урона было больше, чем от навьих. Правь благая! Я весь вечер и все утро руку трансформировать пытался! Только сейчас вышло, — ведьмак крутил ладонь перед глазами. — Как это произошло?

— Не знаю, — сказала я, ничего не понимая. — Рана была глубокая. Я даже шить собиралась.

— Чудеса, — протянул Изя.

… Я уж было решила, что Елисей — адекватный и местами даже приятный молодой человек. За обедом мы довольно мило беседовали втроем, найдя массу тем для обсуждения: преимущества яблочного сидра перед грушевым, передач старого доброго радио перед сумбурной телевизионной картинкой и серебряных пластин от нечисти у порога перед сетками над дверью.

Но потом Еся нашел у меня в шкафчике жестянку с рисом, высыпал добрую половину ее на стол перед Изей и с мерзким хихиканьем смылся из лавки. За окном рявкнула, отъезжая, его грозная машина. Мне потребовалось минут десять, чтобы уговорить Изю не пересчитывать рисовые зернышки. В конце концов, я просто смела рис в миску. Изя долго жаловался на то, что ведьмак хорошо изучил слабые места лепреконов и вертит своим другом-слугой, как хочет(*).

(*считается, что лепреконы, будучи очень скрупулезными существами, не могут удержаться от пересчитывания мелких предметов, особенно зерна, чем в сказках часто пользуются люди, попавшие к ним в плен)

— Как дитё малое! — возмущался Изза. — Это он за радугу! Типичная детская мстя!

Я отправила лепрекона домой сочинять монолог про дядюшку, убедив его, что сегодня помощь мне уже не нужна.

Чуть позже выяснилось, что за время работы в подвале Еся сумел отыскать и сожрать полбанки меда из старых бабушкиных запасов. Меда мне было не жалко. Лишь бы медведушке не поплохело, банка была большая.

А тут мне самой почему-то стало нехорошо. Затошнило и голову повело. Вспомнив бабушкин совет, я сделала себе чашку зеленого чая и вышла в сад.

Камушек был, как обычно, тепленьким и… сонным. Я вытянула ноги и вдохнула аромат ночных фиалок. В ветвях деревьев что-то мелькало, светящееся. Светлячки Сильверградские? Надо же, кругом город, а они порхают. Посидев на валуне, прикрыв глаза, я допила чай, посмотрела перед собой и выронила чашку в траву.

Сад светился. Не сам. Его освещало призрачное, полупрозрачное зверье, бегающее, скачущее вокруг моего камня. Пролетел голубоватый, словно нарисованный лунным светом розоклюв. Сел на ветку прямо передо мной, склонив любопытно головку. Тот самый, с заметным перышком. Сквозь него были видны розовые бабочки. И гусеницы. И садовые мыши. И призрачный лисенок, волочивший с собой на лапе призрачный же капкан и мышкующий в травке.

Решив, что с меня на сегодня хватит и, пожалуй, стоит отложить на время гордость и самообладание, я изо всех сил заорала.

***

Мор Колоярович Моренов оторвался от волшебного зеркала и, сгорбившись, заходил по комнате дочери. Марья смотрела на него с тревогой. Старый колдун не посмеялся над страхами кровинушки, не стал утешать ее, а сам задумался, закручинился. Неужто дело так плохо?

Зеркало затихло, лишь гулял по стеклу серый блик. Дух боялся колдуна. И правильно делал. Если бы и другие знали, сколько лет живет на свете Мор Моранов, сколько, охочий до женской красоты, жен сменил, сколько добрых молодцев и девиц невинных, сопротивляться колдовской воле пытавшихся, погубил — тоже боялись бы. Сравниться с его «подвигами» лютыми мог лишь сам Кощей, ставший за давностью лет кем-то вроде сказочного персонажа. Нынче люди позабыли, кто такие Навьи Наместники. Нынче колдунам среди людей раздолье, можно жить не тужить, отнимая у смертных богатства и силу жизненную. Многие людишки сами теперь колдунам под стать: волю подчиняют, добро со злом смешивают, путают, электорату глаза отводят — и вполне на законных основаниях.

— Не бойся, — сказал наконец Мор. — Навья рать до тебя не доберется. Пока. Заклятье усилю, подпитаю. Жертва только нужна. Человеческая.

Марья изящно пожала плечами:

— Будет. В Темном Квартале много пустых кошельков и неболтливых ртов. Одним заплутавшим больше — одним меньше.

— Глупо ты поступила, Марьюшка, — Мор тяжело опустился на диван. — Веденеевы — род древний. Елисей — дурак дураком, понимаю. Но это молодой пока. Сила у него имеется. Та, что нужна нам.

— Мне ждать, пока он созреет, помудреет, заматереет некогда, — сквозь зубы процедила Марья. — К тому же ты ведь слышал Зеркало: это его подружка одаренная мою тень видела. От нее я плохого не жду, она далеко. А Еся может и проболтаться.

— Я о нем позабочусь, — кивнул Мор. — А ты пока к Ступину приглядись. Он Ивана, сына царя Любимира, потомок.

— Того самого Ивана-царевича? — фыркнула Марья. — Измельчал род Любомиров.

— Измельчал — не измельчал, тебе ведьмак нужен. Тебе Навь дала силу и молодость на триста лет, но срок… выйдет… уж скоро…

— Знаю я, — беспомощно пробормотала Лебедь, закрывая лицо руками. — Не хочу! Не хочу в Навий Лес! Старухой древней Тропу от всяких магов наглых охранять, Нави служить, человечиной питаться!!!

Мор тяжело вздохнул и погладил дочь по голове:

— Время есть еще. Источник нужен. Если совсем тяжко придется, увезу тебя и сестру. Но не хочу я этого. И вы с Зорей не хотите, так ведь? Сильверград нас принял, мы тут ни от кого не хоронимся, свою выгоду имеем, силу без всяких усилий добываем…

— Что даст нам Источник? — перебила отца Лебедь. — Как вода из него спасет меня от навьей рати?

— Рано или поздно рать тебя настигнет, ты знаешь, мы лишь отсрочим неминуемое. Навьи тебя на тропу отведут. Там оставят. Договор будет соблюден. И тогда тебе помощник потребуется. Только ведь-маги с помощью Воды могут в Навь на тропу заходить. Ведьмак принесет тебе Мертвую Воду. Хлебнешь — омертвеешь, — буднично произнес колдун. — Ступины — волки серые. Сильные. Настолько, что сможет ведьмак тебя на спине из Нави вынести. В нашем мире он капнет тебе в рот Воды Живой. Вернешься из небытия.