Непростое наследство - Ксения Монакова
— Сорель? — позвал Реджис. Я обернулась, наступила на гладкий камешек и отпрянулась в сторону.
— Не страшное, значит? А если бы поранилась?
В ответ он притянул к себе, заставляя выпустить из рук подол. Тот сразу намок.
Когда море перестало пугать? Я еще упиралась, пытаясь его возненавидеть, но, увы, почему-то не выходило. Как и в детстве, оно завораживало и заставляло отодвинуть горькие воспоминания куда-то далеко-далеко. Я помнила, что где-то у чужих берегов, под толщей воды навсегда погребен корабль отца, с гибели которого и начались мои несчастья. Но теперь это знание будто утратило значение, перестало отравлять кровь.
— Я бы взял вину на себя, клянусь.
Здесь и Реджис выглядел другим — без привычного строгого костюма, в закатанных брюках и рубашке с развязанными тесемками, с растрепанными ветром волосами, в которые так и хотелось погрузить пальцы. Улыбался, скинув тяжелый отпечаток пережитого, говорил глупости, совершенно ему не свойственные и, главное, полностью приналежал мне, не прятался за маской положенной на людях учтивости.
Голова шла кругом и от волн, ласкающих кожу, и от бесконечной легкости оттого, что неприятности позади, и от собственных чувств, из-за которых я казалась себе такой воздушной и свободной, что готова взлететь. Хотелось задержать солнце, клонившееся к линии горизонта, чтобы день не заканчивался и не приходилось возвращаться в Леайт. И переживая все это, я сама себе не верила.
— Что скажешь теперь? Как тебе море? — спросил Реджис, оторвавшись от моих губ. Очередная волна оказалась сильнее предыдущих, разбилась прямо о нас и соленые брызги оказались повсюду — на волосах, лицах, одежде.
— Оно нравится мне чуточку больше. Самую малость, — я убрала с его щеки налипшую прядь волос. — И я никогда не была в этом месте.
— Почему никто из местных не понимает, как им повезло? — спросил, когда мы снова двинулись вперед. — В Верхней Брандии выйдешь на берег — ветром унесет. Даже летом. А здесь и теплый плащ почти не нужен.
— Не вздумай сказать, что тебе нравится Леайт. Хотя, — я взглянула на острую верхушку скалы, над которой с криками кружили птицы. Развернулась и на свой страх и риск зашагала спиной вперед. — Сюда можно приезжать почаще.
— Тогда давай искупаемся?
— Ну нет. Это уж слишком.
Произошедшее после возвращения в порт «Аванти» и поступившего Эри предложения измотало всех. Даже Тьерн перед отъездом сказал, что не рассчитывал всерьез скучать по Серайзу и тамошней спокойной жизни. Правда, после добавил — Риза точно рассердится, что все пропустила и захочет превратить его в жабу. Анри впервые попросил выходной, в который трогать его нельзя «даже если явится сам подводный бог со стаей голодных сшейдов и потребует выдать Кеннета Ярсона, Эри, бочонок эля и налоги за десять лет вперед». Полагаю, Тибо с лютней он бы охотно отдал сам. Эри заявила, что больше не покинет таверну до скончания времен. Те закончились через пару дней — пришлось отправиться в лавку Ламара Бенуа за перешитым платьем, а потом захотелось куда-нибудь его надеть. Ну а я нашла повод приехать в Крирейн — выбрать подарок Элти и ее Руллу Гарде, а заодно развеяться — как только стало возможным. И на этот раз даже у Анри не возникло желания сунуть нос и разразиться потоком каверзных вопросов. Реджис, разумеется, не возражал.
— Кажется, скоро стемнеет, — я поглядела на небо.
— Отсюда ехать не дольше пары часов.
— Надеюсь, таверну не сожгли и не разобрали на камешки.
— Там же Анри.
— Вот именно!
По правде говоря, за неполные двое суток я почти не думала о «коте и лютне». И слуги, и Анри прекрасно управятся, а о проблемах, если таковые появятся, все равно не узнаю заранее. Возвращаться хотелось и не хотелось одновременно. С одной стороны — успевший стать привычным и даже приятным уклад, с другой — любимый мужчина, с которым приходится держаться на расстоянии.
— Он, кстати, предложил устроить какой-нибудь праздник в начале осени, — продолжила я. — Мол, надо пользоваться, пока не начались шторма, потом народу поубавится. А капитан Жакри пару дней назад пришел в дурном настроении — расстроился, когда увидел, что Марта не приготовила его любимое жаркое — и сказал: «госпожа Сорель, после маскарада на вас до сих пор жалуются соседи». И вот что делать?
— А что бы сделала тетка Женива?
— Прокляла и послала всех во тьму. Она никогда никого не слушала.
— Кое-кого напоминает.
Я остановилась и тихо — втайне надеясь, что голос потонет в шуме набегающей волны — произнесла:
— Знаешь, может идея поселиться где-нибудь подальше от людей не так уж плоха?
Реджис обнял за плечи и прижался губами к виску. Мы не касались этой темы, кажется, целую вечность, но она неизменно поднималась за поворотом на Леайт.
— Идея хуже не придумаешь. В Верхней Брандии мы жили рядом с городком. А севернее были поместья, хозяева которых годами не показывались в обществе. О них начали забывать. Однажды лорд Базиль, чья усадьба слишком далеко от северного тракта, заявился в магистрат и две пожилые дамы лишились чувств. Обе считали, что он лет десять как умер. Мы оба, Сорель, для такого не сгодимся.
— Ну я бы могла стать деревенской ведьмой, а ты… Выращивать капусту? Сшейдов хвост, не могу придумать…
Если только выстроить, наводящий ужас на проезжающих путников, замок посреди пустоши.
— Я сам не могу, Сорель. Иди сюда, — он отошел подальше, куда не доставали волны, и сел на песок.
— О, боги, — я закатила глаза и опустилась следом.
Расстояние между морем и солнцем сокращалось слишком быстро, и в воздухе уже чувствовалась вечерняя прохлада, неизменно наступавшая после заката.
— Я бы хотел предложить то, чего ты заслуживаешь, Сорель. К несчастью, это не в моих силах. Как и требовать чего-то взамен.
Сейчас, как и в прошедшие два дня, нас ничто не разделяло. В шумном Крирейне мы были незнакомцами. Хозяин гостиницы представить не мог, кому дал ключи от комнаты, а прохожие на улице не узнавали в лицо и не стремились завести разговор. Не было даже перстня со знаком грифона — он покоился во внутреннем кармане и не показывался на свет. Ни я, ни Реджис ни разу не прибегнули к дару, оставались обычными людьми и, честное слово, в этом не было ничего странного.
Как буду вытряхивать песок из одежды, больше не заботило. Теперь я волновалась о том,
