Александр Арбеков - О, Путник!
— Дорогая, представляешь, в замке почему-то не нашлось ничего солёного, маринованного, копчёного. Странно, — сказал я, поднимая бокал.
— Ничего странного, Сир. Везде свои нравы и вкусы… А вообще-то, как я слышала, у Третьего Графа были очень большие проблемы с почками и желудком. Ничего солёного, ничего острого, перчёного и жареного. Может быть в этом причина?
— Эх, Граф, Граф… — с искренней печалью произнёс я. — Как глуп и упрям бывает иногда человек! Ну, зачем ему была нужна эта бойня? Поступи он по иному, — сидели бы мы сейчас мирно вместе за одним столом на каком-нибудь пиру или балу. Эх, идиот!
— Посмею возразить Вам, Сир! — жёстко и звонко сказала ГРАФИНЯ, решительно и принципиально перейдя на «Вы». — Туда ему, подонку, и дорога! О, с каким наслаждением я созерцала его гнусную рожу, пробитую стрелой! Для меня это было самое радостное и очаровательное зрелище за последнее время. Сир, остался ещё Второй Граф. Надеюсь, Вы помните своё обещание!?
— Помню, помню, — ворчливо сказал я. — Многое до сих пор не помню, но об этом помню хорошо. Дайте ещё немного времени, и доберусь я до вашего второго обидчика. И так, тост?!
— За здоровье Императора! — ГРАФИНЯ молодецки, одним махом опрокинула рюмку.
Мы с ПОЭТОМ последовали её примеру, залпом осушили свои бокалы, привычно отщипнули по виноградине, закусили, поморщились, посмотрели друг на друга, снова одновременно рассмеялись.
— Сир, я же принёс овощи! — хлопнул себя по лбу ПОЭТ.
— Какая, однако, гадость, эта ваша Можжевеловка! — ГРАФИНЯ поморщилась, взяла персик, с удовольствием впилась в него своими белыми ровными зубками. — И, вообще, всё гадость!
— Что вы имеете в виду, Ваше Сиятельство? — удивлённо спросил у неё ПОЭТ.
— Всё, — абсолютно всё! — раздражённо ответила девушка. — Мне противно всё: и это Графство с его бесконечными сухими степями, и этот мрачный замок, и эта бестолковая война, и эта чёртова Можжевеловка, и эти приторно-сладкие фрукты! Одно меня радует и утешает в данной ситуации. Как представлю себе разлагающийся, покрытый мухами и пронизываемый жадными червями, смердящий труп Третьего Графа с пробитой головой, так на душе сразу же становится легче! Значительно легче! Какая благодать охватывает меня в эти сладкие минуты!
Мы с ПОЭТОМ озадаченно и тревожно переглянулись.
— Дорогая, выбрось эту тему из своей прелестной головки, прошу тебя, — я погладил девушку по идеально гладкой розовой щёчке. — Любая мысль имеет склонность к материализации, а уж дурные мысли, и в первую очередь о смерти, в первую очередь. Я предлагаю отринуть их в сторону и подумать о чём-нибудь более приятном, ну, допустим, о море, о прекрасных горах Первой Провинции. Солнце моё, вот как закончу с проблемами Империи, обещаю тебе великолепный отдых на нашей прекрасной яхте. Только ты и я, и никого более! Представляешь, какая идиллия?
— А ЗВЕРЬ? А Гвардейцы? — насмешливо произнесла моя кровожадная принцесса.
— Ну, ты же знаешь, ЗВЕРЬ — это неотъемлемая часть меня. Он невидим и никому не мешает. А насчёт Гвардейцев… Никаких Гвардейцев! — возмущённо воскликнул я. — Ну, может быть пара-тройка сотен крепких ребят на нескольких боевых галерах неподалёку нам и не помешает. Так, на всякий случай… Ну ведь ещё не все пираты к тому времени будут истреблены. Это такая специфическая категория людей, — они вечны, как вечно любое зло. Его же невозможно до конца победить и искоренить, иначе нарушится баланс.
— Какой баланс, Сир? — с любопытством спросил ПОЭТ, обмакивая перо в чернильницу.
— Вы знаете, я подчас не пойму, когда вы бываете умным, а когда полным придурком, — раздражённо произнёс я, задумчиво созерцая ПОЭТА. — Ум и отсутствие такового, — это что у вас, как смена настроения?
ГРАФИНЯ звонко рассмеялась, ловко разлила Можжевеловку в свою рюмку и нам по бокалам.
— Сир, у меня есть тост!
— Эх, лебёдушка ты моя ненаглядная, — с нежностью произнёс я. — Только ты меня радуешь, только на тебя уповаю, негасимый свет моих очей, звезда моего счастья!
— Я хочу выпить за нашего Придворного Поэта и Летописца! — ГРАФИНЯ приблизилась к ПОЭТУ, взяла его за воротник рубашки, затем неожиданно быстро и легко поцеловала витию сначала в правую, а потом в левую щёки.
Летописец остолбенел, сначала побледнел, потом покраснел, затем снова побледнел и зашатался, как тростинка под невесомым дуновением ветра. Я сначала тоже вроде бы напрягся, но потом расслабился, искренне и громко рассмеялся.
— За ПОЭТА, за его талант, за лёгкость его пера и мыслей!
Мы выпили, сели, закусили овощами, уже без отвращения, но и без особого удовольствия, улыбнулись друг другу, помолчали.
— Да, сейчас бы графинчик Звизгуна, да солёных грибочков к нему, да бочковых помидорчиков, да селёдочки, — мечтательно произнёс ПОЭТ.
— А почему нам не подают завтрак? — спросил я.
— Да, кстати, а почему? У меня вообще-то появился аппетит, — весело сказала ГРАФИНЯ.
— Сейчас будет, Ваше Сиятельство, — ответил Летописец. — Айн момент, как говорят в Париже!
— В Париже так вроде бы не говорят, — усмехнулся я. — Айн, цвайн, драйн… Это цифры на немецком языке. Или я ошибаюсь? Лучше сказать: «Сей момент, Ваше Сиятельство!». А, вообще, вижу, что общение с библиотекой БАРОНА не проходит для вас бесследно. И много чего вам удалось прочитать?
— Да, нет, Сир, времени было слишком мало. В основном я интересовался поэзией. Остальное выхватывал отрывками и урывками, эклектично, в спешке, но даже в такой ситуации я открыл для себя много нового и важного. Очень понравилась живопись импрессионистов. Ренуар, Моне, Мане, Ван Гог… Поразил Сальвадор Дали. Я очарован совершенством творений Родена. Умилил и растрогал «Маленький принц» Экзюпери, удивил Кафка, очень заинтересовал Декарт.
— Боже мой! Вот уж где действительно полная эклектика! — засмеялся я, а потом задумался. — Декарт, Декарт… «Нет более плодотворного занятия, как познание самого себя». Великолепно сказано, гениально! Последнее время я только тем и занимаюсь, что познаю себя, чёрт возьми!
— Сир, между прочим, я с огромным удовольствием прочитал «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери. Мне очень понравилось, — ПОЭТ как-то по-особому и остро взглянул на меня. — А вообще, после посещения библиотеки БАРОНА у меня возникло столько вопросов! Кому их только задавать?
Я заволновался, насторожился, напрягся. Так, так, так! Марс, Марс…Третья планета Солнечной системы… Третья планета от Солнца… Или нет? Каков же порядок их расположения, — этих планет? Меркурий, Венера, Земля, Марс… Нет, получается, что Марс, — это четвёртая планета. Так, так, так…
