Двое для трагедии - Анна Морион
– Привет, Маришка. Чудесно выглядишь, – сказал я ей, несколько забавляясь ее видом.
– Седрик? Ты вернулся? – удивленно спросила Маришка. – Как же долго тебя не было дома! Но Маркус сказал, что ты решил пока не встречаться с нами?
– Я передумал. Кстати, где этот юморист, твой муж? – Я усмехнулся, взглянув на животик Маришки. – Поздравляю с пополнением.
– Спасибо. А откуда ты узнал, что мы назовем его Седрик? Хотя, должно быть, это Маркус проболтался! – весело сказала она.
– У тебя талант провидицы, – пошутил я.
– Ну да, я могу только предсказать, когда мне захочется поесть: я ем каждый день. Ой, он опять пинается, проказник! – Маришка положила ладонь на свой округлый животик. – Маркус играет с вашим отцом в бильярд.
– А моя мать?
Маришка улыбнулась и молча кивнула, указывая на что-то позади меня.
Я обернулся: в пяти шагах от меня стояла моя мать: она словно боялась подойти ко мне.
– Ты вернулся, – наконец, тихо сказала она, и по ее щеке прокатилась слеза.
– Да, но ненадолго, – холодно ответил я на это, все еще не в силах простить ей того, какие страдания она причинила Вайпер.
«Прости их, потому что я простила им» – вдруг услышал я в голове голос Вайпер, и он смягчил мое сердце.
– Я все еще зол на тебя, мама, но прощаю тебя и отца. Мне нужно время, чтобы смириться с тем, что вы сделали. – Я подошел к матери и обнял ее.
Она горячо обняла меня в ответ.
– Прости, прости меня! – всхлипнула она, цепляясь пальцами за мое пальто. – Я не знала, что все выйдет так ужасно!
– Это уже в прошлом, – сказал я ей и отстранился от нее. – Но я хочу увидеть отца.
– Он в бильярдной! – сказала мать, вытирая слезы ладонями.
К нам подошла Маришка. Она обняла за плечи свою свекровь и сказала ей:
– Мама, нужно не плакать, а радоваться! Седрик здесь, а ты плачешь!
Я улыбнулся и потрепал маму по щеке.
– Твоя невестка дело говорит. Я к отцу, – шутливо сказал я и, обойдя замок, вошел внутрь.
Но долго искать отца мне не пришлось – он сам нашел меня и тут же заключил в свои объятья. Когда отец отстранился, я увидел его дрожащие губы и поспешил подбодрить его.
– Отец, по-моему, ты никогда не плакал. Что на тебя нашло? – пошутил я, хлопнув его по плечу.
– Я просто рад твоему возвращению, – сказал он, и его губы вновь задрожали. – Прости. За все.
– Я прощаю тебя, отец. – Я улыбнулся и еще раз хлопнул его по плечу. – Но я пойду к Маркусу: видеть, как плачет мой отец, мне совсем не по душе
Маркус был в бильярдной: он стоял, облокотившись на стол, и рассматривал шары, разбросанные по зеленому полотну. Мой брат совершенно не изменился – лишь его волосы стали немного длиннее.
Я поставил урну с прахом Вайпер на пол, у стены.
– Отец опять обыграл тебя? – спросил я брата, беря в руки свободный кий, лежащий на бильярдном столе.
– Ошибся: в этот раз удача была на моей стороне. – Маркус задумчиво смотрел на шары. – А ты, насколько я помню, заявил, что пока побудешь гордым отшельником. Соскучился-таки?
– Нет. Для меня моя трагедия произошла словно вчера, поэтому соскучиться я не успел, – ответил ему я. – Кстати, хотел спросить, как поживает Миша?
– Отлично. Когда Маришка сказала ей, что ты скоро приедешь домой, Миша слезно напросилась к нам в гости и должна прилететь на следующей неделе.
– Меня уже не будет к этому времени. – Я нацелил кий на один из шаров и отправил его прямехонько в лузу.
– Но, если она все же застанет тебя здесь, ты очень удивишься тому, что с ней произошло за то время, пока ты отсутствовал. – Маркус положил свой кий на стол и перевел взгляд на урну, завернутую в его пиджак. – А этот пиджак я долго искал. И, конечно, ты его испачкал.
– Это кровь Вайпер. А в твоем пиджаке… – Я осекся: как сказать ему об этом?
– Что? – Маркус подошел ко мне. – Что там, Седрик?
– Пойдем со мной сегодня на Нусельский мост, – вместо ответа сказал я. Меня вновь объяла тоска по Вайпер, и я болезненно усмехнулся. – Жаль, что сегодня почти нет солнца, но, надеюсь, к закату облака над городом рассеются.
Маркус задумчиво потер свой подбородок.
– Как Вайпер? Она сейчас в больнице? – спросил он меня.
– Нет.
– Ты уже купил дом?
– Еще нет.
– Тогда что ты здесь делаешь? И что с Вайпер? – Маркус помрачнел.
– Зайди за мной в половину пятого. Я буду в своей комнате. – Я поднял урну и пошел к двери.
– Седрик, ты пугаешь меня! – услышал я голос брата за своей спиной.
– Все отлично! – бросил ему я и вышел из бильярдной.
Зайдя в свою комнату, я сел в кресло у камина и прижал к себе урну с прахом Вайпер: через несколько часов я должен был попрощаться с ней. Затем я поднялся с кресла и окинул взглядом свое прежнее жилище: все в нем осталось таким же, как пять лет назад, когда я вышел из него в последний раз. Даже шторы остались в том же положении, не изменив за это время ни одной складки. Но теперь это пространство было мне чуждо: я не собирался оставаться в замке. Мне нужно было уехать. На север. Туда, где я мог быть один, наедине со светлыми воспоминаниями о Вайпер.
Так странно: Вайпер умерла, но я чувствовал себя полноценным, и моя душа была спокойна. И я знал почему. Взглянул на свои руки, я улыбнулся – в них текла ее кровь. Она была во мне. Я вновь сел в кресло, закрыл глаза и глубоко задумался.
– Седрик, скоро закат, – вдруг услышал я голос Маркуса прямо над моим ухом.
Я открыл глаза и посмотрел на брата.
– Уже? – переспросил я: мне казалось, что прошло всего несколько минут с тех пор, как я зашел в комнату.
– Да. И тебе повезло: облака поредели.
Я молча поднялся с кресла.
– И когда? – поинтересовался я, смотря на брата.
– Что когда?
– Когда ты уже обнимешь меня?
Маркус усмехнулся, я тоже, и мы крепко обнялись.
– Теперь – на мост, – сказал я.
Мы спустились в гараж, сели в автомобиль брата и поехали на Нусельский мост. Как и сказал Маркус, облаков стало намного меньше, и, когда мы встали именно у того фонаря, у которого мы с Вайпер любили наблюдать закат, я развернул пиджак, в который закутал урну.
– Что это? – тихо спросил Маркус, пристально смотря на урну.
– Я солгал: Вайпер больше нет, – тихо ответил я.
– Она не выжила от потери крови?
– Нет. Я убил ее. Я не успел вовремя остановиться.
Маркус ошеломленно молчал и смотрел на урну.
– Я вытащил ее из автомобиля и убил, а когда пришел в себя, было уже поздно – она была мертва. – Я глубоко вздохнул от этого ужасного воспоминания. –