Двое для трагедии - Анна Морион
– Я, – тихо ответил я, не став лгать: это было бы трусостью с моей стороны.
– Так вы, все-таки, хотите скрыть преступление! – воскликнул «щуплый», отходя от авто. – Нет уж! Мы не будем помогать вам в этом!
– Я не пытаюсь скрыть свое преступление. Иначе, я не говорил бы вам правду о том, что убийца – я. И я щедро вознагражу вас за вашу помощь, – настойчиво сказал на это я.
– Ну, хорошо, ее мы сожжем, а кто второй? – спросил «грубиян», видимо, не желавший отказываться от награды.
– Второй – я.
Их лица застыли в удивлении, а затем превратились в гримасы ужаса.
– Вы? Но как? – спросил «щуплый».
– Скоро я буду мертв, – спокойно ответил я. – Не волнуйтесь, я не причиню вам никаких неудобств: я выпью яд, и вы будете абсолютно непричастны к моей смерти. Я твердо решил уйти из жизни, потому что убил ее, и не могу жить дальше, зная это.
– Но тогда вы должны написать заявку… То есть, заявление, что все решения приняли вы сами и что на нашей совести нет никакой вины, – медленно, сбиваясь, сказал «грубиян».
Великолепно. Они решились.
Но их слова заставили меня вспомнить о Маркусе.
Я должен был написать ему перед тем, как стану пеплом.
– Хорошо, дайте мне ручку и бумагу, – сказал я.
– Тогда пройдемте в служебное помещение, – шепотом сказал «щуплый». – Только не указывайте, где, когда и кто сжег вас, не говорите даже о стране, и тогда мы в точности исполним вашу просьбу. Договорились?
– Сделаю все, как вы скажете, – убедил их я.
Я взял Вайпер на руки, и мы вошли внутрь крематория: угарный дым ударил мне в глаза и в легкие, но я с удовольствием вдыхал его, чувствуя в нем сладость освобождения от мира.
Мы вошли в маленькую комнату, я положил Вайпер на грязную кровать, имеющуюся там, вытер руки, которые вновь испачкались в крови, и сел за стол, стоящий рядом. «Грубиян» отыскал для меня пару чистых листов бумаги и ручку, я написал официальное заявление о том, что сам отвечаю за свои поступки, а затем стал писать письмо Маркусу. Но мне никак не удавалось начать его: я понимал, что это должно было быть особенное письмо, которое навечно останется с ним – и оно должно было уверить его в том, что я обрел покой и счастье, что простил его и что мы обязательно встретимся – и с ним, и с маленьким Седриком. Мой брат не должен быть страдать и винить себя в моем исчезновении с лица Земли. У Маркуса теперь был тот, кто заставит его жить дальше, – его наследник. Наши родители тоже не будут долго горевать из-за моего исчезновения – маленький Седрик заменит меня.
Но, взглянув на Вайпер, на ее безмятежное ангельское лицо, тронутое вуалью смерти, я понял, что должен был написать. И, получив вдохновение от Вайпер, я написал письмо брату. Из другого чистого листа я сделал конверт и написал на нем адрес нашего замка, и лично – Маркусу Моргану, а адрес отправителя оставил пустым – так брат не сможет понять, где завершились последние минуты моего существования. Запечатав письмо, я передал его рабочим.
– Только не клейте на конверт марки и постарайтесь, чтобы оно дошло так. Когда вы сожжете нас, возьмите самую обычную урну, без вашего клейма, положите в нее наш пепел и развейте его где-нибудь над морем, – приказал я.
– Будет сделано! – тихо откликнулся на это «щуплый» и аккуратно положил конверт в лежащую на столе книгу.
– Вы положите нас в одну камеру и будете жечь на самой высокой температуре полные двое с половиной суток, – продолжил я инструктаж.
– Двое суток? Да нам хватит и полчаса, чтобы от вас осталась только пыль! – в изумлении воскликнул «грубиян», смотря на меня как на безумного. Он явно подумал, что имеет дело с сумасшедшим.
– Двое с половиной суток, и не меньше. Считайте это моей прихотью, – мрачным тихим голосом сказал я, вдруг испугавшись того, что они не исполнят то, что должны.
– Мы все сделаем, дружище! – примиряющее сказал «грубиян».
Теперь я был спокоен: деньги сделали свое дело. Хвала тебе, человеческая алчность – ты поможешь мне умереть.
– Идите, приготовьте камеру, а я пока попрощаюсь с ней, – сказал я.
Мужчины торопливо вышли из комнаты.
Я сел на кровать рядом с Вайпер, и весь мир умер для меня: передо мной была только она. Я гладил ее короткие волосы, целовал ее лицо, губы, руки.
– Скоро я буду с тобой, любовь моя, подожди меня еще немного. Не грусти обо мне: наша жизнь на Земле закончилась и начинается новая. Разве я смогу жить без тебя? Прости за то, что нарушаю клятву, которую дал тебе. Я выпил твою кровь, лишил тебя жизни. Я не смогу пережить этого. Я не могу жить в мире, в котором нет тебя, – прошептал я Вайпер.
– Готово.
Грубый низкий голос вернул меня в реальный мир.
Вот и настал момент, которого я так ждал: Бог смиловался надо мной и дал мне надежду на смерть.
Я осторожно взял Вайпер на руки, и мы с «грубияном» пошли к одной из больших печей.
– Вы случайно не передумали сжигать себя? – спросил кочегар, боязливо открывая передо мной дверь печи.
– Нет, – холодно ответил я.
– Но тогда мы сожжем вас заживо!
– Об этом не волнуйтесь: когда вы включите огонь, я буду уже мертв.
– Тогда мы хотим убедиться в том, что вы умерли, и только тогда начнем сожжение.
– Что ж, убедитесь, – усмехнулся я. – Но, надеюсь, вы исполните все в точности, как я желаю?
– Не сомневайтесь.
– Сделайте все на совесть и жгите нас двое с половиной суток, – мрачно сказал я.
«Грубиян» молча кивнул.
Бережно положив Вайпер на передвижные носилки, что автоматически несли мертвое тело в печь, я в последний раз погладил ее лицо и поцеловал ее бледные губы.
– Когда я умру, положите меня рядом с ней, – приказал я рабочим.
Чтобы успокоить напуганных кочегаров и убедить их в том, что я, действительно, буду мертв, когда они положат меня в печь, я достал из кармана маленькую бутылочку, которую специально взял из аптечки Маркуса, поднес ее к губам, чтобы выпить содержимое и инсценировать свою смерть, но вдруг Вайпер открыла глаза. Моя рука замерла. Дыхание оборвалось. Я опустил руку с лекарством.
Вайпер смотрела на меня, и в ее карих глазах читался глубокий упрек.
– Вайпер… – прошептал я, неотрывно смотря на нее. – Вайпер… Ты жива.
– Что ты делаешь? – услышал я в своей голове голос возлюбленной, но ее губы не шевелились.
– Я хочу уйти с тобой, – вслух ответил ей я.
Я был ошарашен: она разговаривала со мной. Но она была