Большие Надежды (СИ) - Варвара Оськина
— Ты ведь тоже чувствуешь. Вот здесь… — И в груди что-то сжалось так томительно сладко. — Если это оно… Если всё правда… Если всё окажется так… Ты ведь понимаешь, что это значит для нас? Понимаешь?
Флор понимала. И Флор подняла голову, чтобы в последнем рывке добраться до шершавой бетонной стены. Пальцы коснулись нагревшегося от излучения камня, оцарапались об острые грани последнего детонатора, щелчок… И она обессиленно упала на спину, закрывая глаза.
В её мире было по-прежнему тихо, только шелестела вода, да дыхание Артура ровно и мерно чуть щекотало волосы на макушке. Было так хорошо и спокойно, словно вот так оно теперь будет всегда. Она слышала, что он что-то шептал, но не могла разобрать слов и подняла руки, желая обнять, прижаться чуть крепче, раствориться в этом тепле, но…
Вместо чуть шершавого кителя пальцы сомкнулись на чём-то холодном, и в сладкий, невозможный никогда мир Флор ворвалась какофония звуков. Вой оглушал с такой силой, что она застонала. Грудь словно вспороло, стоило попытаться вздохнуть, а потом тело скрутила невыносимая рвота. В последний момент Флор успела перевернуться со спины на живот, прежде чем из неё хлынула кровь вперемешку с чем-то неведомым. Может, там были внутренности, может просто слюна. Она застонала, а потом снова ощутила холодное прикосновение, что было так неприятно настойчиво. Чуть повернув голову, Флор попробовала разлепить уже засыпанные песком веки и вдруг увидела глиссер. Его чёрная морда зачем-то пыталась подцепить её руку и толкалась в ладонь так настойчиво, что пальцы невольно сомкнулись на каком-то торчавшем в обшивке выступе.
Дурачок…
Думать, как он здесь оказался сил уже не было, да Флор и не хотела. Она чувствовала, как её тащит куда-то прочь от стены, а потом перед глазами всё стало ярко-оранжевым. Под закрытыми веками вспыхнуло солнце, на тело рухнуло что-то тяжёлое, прежде чем под ней будто разверзлась земля. Раздался оглушительный грохот, мир на мгновение вспыхнул, а последней мыслью вдруг стало, что Артур обязательно позаботится о тех белых цветах. Ну а потом…
А потом жизнь закончилась.
* * *
Глиссер остановился около белых пирамид, что словно зубы торчали из покрытой коричневым пеплом земли, и Артур спрыгнул на землю. Удивительно, но эта защитная дрянь устояла. Только ржавые колья по-прежнему топорщились в стороны, готовые нанизать на себя первого подвернувшегося. Они чуть закоптились, немного погнулись, но не утратили своей убийственной силы, в чём ему удалось убедиться буквально через несколько очень тяжёлых шагов.
Артур медленно подошёл к лабиринту. Впереди ещё трещало взмывавшее в небо пламя, что среди сохранившегося остова напоминало заключённое в клетку солнце, но его жар уже опадал. И на фоне этой весёлой огненной пляски повисшее на тех самых кольях чёрное тело казалось насмешкой над ним. Над этим миром. Над всей чёртовой жизнью. Артур стянул с себя маску и на мгновение зажмурился, прежде чем снова посмотрел перед собой.
Тело Герберта, чуть обугленное и дымящееся, болталось, вскинув руки словно в приветствии. Оно будто хотело кого-то обнять, и лишь странно болтавшаяся голова с переломанной шеей, не давала окончательно обмануться. Остановившись с ним рядом, Артур ещё долго не мог заставить себя посмотреть на пробившие тяжёлый доспех железные колья, что торчали из живота, груди и обеих рук. Сила «Тифона» была так велика, что с ней не справился даже прочный доспех Карателя. Артур резко выдохнул и коснулся одного из торчавших штырей. На них не было крови. Видимо, та сгорела или высохла от жара взорванного Генератора, сделав ржавчину чуть темнее. Вот и весь след… Неожиданно трепыхавшаяся на лёгком ветру светлая прядь, что торчала сквозь выбоину в оплавленной маске, вынудила поднять голову. Осторожно заправив ту за острый углепластиковый край, Артур осторожно подхватил тяжёлое тело Льюиса и стянул его со штырей. Рядом кружил старый глисс Варда, что подъехал чуть ближе в ожидании своего печального груза.
— Жди меня неподалёку от Убежища, — пробормотал Артур и вдруг со всей силы зажмурился, не представляя, как сказать Джуди. Как поддержать… Как вообще можно справиться… Он покачал головой. — Я должен сам.
Глиссер согласно моргнул единственной фарой, а Артур отвернулся и посмотрел на огромное шипастое поле с выжженной и всклокоченной землёй. Он не хотел туда идти. Не мог. Не находил в себе ни смелости, ни сил столкнуться с тем, что сам натворил! Но тело сделало шаг, затем ещё…
Ноги ступали привычно легко, вздымая за собой облако пыли и пепла, что оседало на сапогах. Артур понимал, что увидит. Знал. Но всё равно не был готов, когда, обогнув пышущий жаром бетонный остов, споткнулся о незамеченный камень и резко остановился. В ушах взвизгнула кровь, или это был его собственный крик? Безмолвный. Внутренний. Он заходился в нём, хотя рот его был плотно закрыт. И всё же лёгкие разрывало. Их мололо в клочья, пока Артур медленно приближался, даже не понимая, как ещё может идти. Почему он не ползёт. Почему не катается по укрытой пеплом земле в попытке выцарапать свои же глаза, чтобы не видеть… Не запоминать! Не представлять никогда в безумии бессонных ночей! И всё же он шёл. Он смотрел. Он видел. И он кричал.
Флор лежала, закинув за голову руку, словно устала. Словно она вот-вот повернёт свою голову и откроет глаза, чтобы опять ему улыбнуться. И, возможно, именно это сыграло с Артуром настолько жестокую шутку, потому что лишь на мгновение, но ему показалось, что… Он подбежал к ней и бухнулся на колени, подхватывая на руки безвольное тело. Лёгкое, совсем не задетое бушевавшим рядом огнём. Только чуть оплавились волосы на макушке, и Артур прижался к ним своими губами. Он знал, что о чём-то её просил. Понимал, что умолял, кричал, звал, пока в ушах всё стоял нестерпимый нарастающий звон. Стянув перчатки, Артур гладил ещё тёплую кожу, целовал веки и молил то ли её, то ли вселенную открыть глаза, посмотреть на него. Потому что верить не было сил. Никаких.
И судорожное дыхание разрывало чуть ли не пополам, пока он, скрючившись над совершенно равнодушным ко всему телом, всё шептал и шептал какие-то глупые просьбы и обещания, пока всё вдруг не закончилось. Будто внезапно лопнул какой-то пузырь, и в построенный им вакуум из надежды не ворвались чужеродные звуки. Грубые, отрезвляющие так больно, что он на миг замолчал, стиснул безвольное тело сильнее, а потом заорал. Глухо, гася свою боль в пахнувших кровью и пылью вьющихся волосах, которые попробовал ласково
