Клеймо Солнца (СИ) - Анна Пауль
Девушка осматривает меня с ног до головы, а, когда наши взгляды встречаются, опускает свой, пряча за пушистыми ресницами. Теперь неземных глаз совсем не видно, а меня это совершенно не устраивает.
— К сожалению, я съела почти всё.
— Это замечательно, — честно говорю я, но совершенно ровным голосом, потому что молитва загнала все мои эмоции глубоко в грудь, где никто не сможет их отыскать — ни мои чувства, ни мои слабости, и Габриэлла вновь поднимает взгляд.
Её щёки покрываются милым румянцем, когда она, явно надеясь перевести разговор, спрашивает:
— Почему мы оба в чёрном?
Как и в тот миг, когда я впервые услышал её голос, он нежный, тихий и слабый, хотя слова девушка произносит чётко. Вопрос заставляет меня очнуться от наваждения, я подхожу к входной двери и беру с полки коробку, когда отвечаю:
— В Шахте все равны.
Габриэлла с интересом наблюдает за тем, как я возвращаюсь к столу, ставлю на него коробку и достаю новые чёрные кроссовки, которые в моей руке выглядят до нереального маленькими.
— Поэтому надевать нужно то, что сосредотачивает внимание только на лице.
Я опускаюсь на корточки, и, догадавшись, что нужно делать, Габи вытягивает ногу, а я надеваю правую кроссовку и завязываю шнурки, к собственному стыду, выуживая из сознания мысль о том, как жаль, что девушка сидит, а не стоит, как в прошлый раз: тогда бы она, вероятно, снова вынуждена была схватиться за мои плечи, чтобы не потерять равновесие и не упасть.
— Люди хотят почувствовать себя личностями, проявить себя, — продолжаю я, переходя к левой кроссовке, — а не демонстрировать то, чем обычно хвастаются. По крайней мере, владелец Шахты думает, что это важно.
— Ещё один динат?
Я поднимаю голову и смотрю на девушку. Боже, какая она маленькая: даже сейчас, когда я сижу перед ней на корточках, наши взгляды оказываются на одном уровне.
— Нет, человек, который уже много лет умудряется угождать и правителям, и простым людям.
— Это хорошо? — подозрительно спрашивает Габриэлла, пока я поднимаюсь, выпрямляюсь и смотрю на девушку сверху вниз.
— Я бы так не сказал.
В памяти уже в который раз за последние несколько часов всплывает, как доверительно девушка прижалась щекой к моей ладони и как невероятно пахли её волосы, когда я обнимал хрупкие плечи. «Не стоит об этом думать», — повторяю себе строго, в то время как обнять её и почувствовать на плечах нежные руки становится такой острой потребностью, что приходится, пока не наделал глупостей, отойти к полкам с цветами и остановиться перед ними.
Взгляд замирает на исцелённом землянкой растении. Я чувствую себя таким же кактусом: иголки выпали, а новые пока только растут. Так и я потерял всё, во что верил, а теперь как будто иду навстречу чему-то большему, и, может быть, вновь захотел бы жить, однако новую веру я всё ещё не обрёл, и из-за этого изъяна ощущаю себя на редкость уязвимым… и растерянным — от одной лишь мысли, что Габриэлла поухаживала за моим подыхающим кактусом, и это тронуло меня гораздо больше, чем стоило бы. Гораздо больше, чем я мог бы представить.
Я чувствую, как девушка подходит и останавливается рядом. От неё исходит жар, и, несмотря на напряжение и даже страх, которые испытываю перед операцией в Шахте, тепло девичьего тела, замершего на расстоянии вытянутой руки, заставляет моё заиндевелое сердце таять. Достаточно только обернуться и…
— Что сделают пчёлы… со мной? — шёпотом произносит девушка, поперхнувшись, и заставляя меня против воли повернуться и податься к ней всем телом.
— Ничего, — честно говорю я.
«Если только не план № 3», — настойчиво шепчет внутренний голос, но я отмахиваюсь от пугающих меня слов.
— Никто. Ничего. Не сделает, — как можно убедительнее говорю я, заглядывая в удивительные глаза. — Только не забывай контролировать инсигнии. Лучше, чтобы они даже не мерцали. Это лишнее внимание, плюс ты потратишь энергию.
Хотя её наверняка и так недостаточно — после того, как Габи исцелила Алана.
— Оставайся рядом со мной, за исключением тех случаев, когда я тебя предупреждаю.
Взгляд Габриэллы блуждает по моему лицу, и только теперь я осознаю, что, как и в прошлый раз, между нами вновь почти не остаётся пространства.
«Я надеюсь, что он хотя бы будет опасаться ненароком её убить». — «Имей в виду, он давно не помнит, каково испытывать такие опасения».
Не хочу вспоминать никакие разговоры. Тем более, слова Ньюта. Тем более не хочу думать о Бронсоне. Могу лишь смотреть в чарующие глаза и утопать в них с самозабвением, как будто мне это позволено.
Под моим излишне внимательным взглядом Габриэлла снова прячет свой, а меня вновь это не устраивает. От слова «совсем». И поэтому, даже не задумавшись, я нежно касаюсь её подбородка и приподнимаю лицо, заставляя посмотреть мне в глаза — посмотреть по-прежнему открыто и доверчиво.
«Она просто не боится тебя, как другие. Она не понимает, кто — что — ты есть…» — как будто хрипит внутренний голос.
— Слушай только меня, — произношу я, с трудом сглотнув и сам не понимая, обращаюсь к Габи или пытаюсь бороться с голосом совести.
Лучше бы она хоть что-нибудь сказала, но девушка молчит, а в зелёных глазах то и дело мелькает страх, который землянка пытается скрыть. Тот же страх терзает меня самого. Но в оставшиеся несколько минут я не хочу думать ни о том, что нас ждёт, ни о том, что предстоит пережить ей сегодня…
На меня снова обрушиваются уже такие знакомые ароматы травы, покрытой росой, листвы, нагретой солнцем, и запах жжёной спички. Кончики пальцев покалывает, когда я вожу ими по подбородку и щеке девушки. Я стараюсь не опускать взгляд, но это становится невыносимым, когда я вдруг невольно задумываюсь о вкусе её губ…
— Пускай нам поможет Иоланто, — шепчет девушка, и хочется спросить, что это значит,
