Ночь ведьмы. Книга первая - Сара Рааш
Хильда понимала это. И, благослови ее Бог, умоляла меня перед своим арестом не чтобы спасти себя, а чтобы попытаться спасти других. Чтобы заставить охотников понять: невиновна не только она, но они все.
Но Бертрам явно знает правду. Несмотря на то что ему говорили о колдовстве, он никогда не верил в него.
И все равно разжигал костры.
– Интересно, будет ли она гореть иначе, чем другие, – говорит он с любопытством.
Я смотрю на него из-под капюшона.
– Если ты с самого начала знал, что сожженные на самом деле не были ведьмами, почему ты все еще носишь плащ?
Бертрам пожимает плечами, черная ткань колышется.
– Это работа, – говорит он.
К моему горлу подкатывает приступ тошноты.
Я видел зло – коммандант Кирх не поднялся бы на вершину карьерной лестницы, если бы точно не знал, что делает. Палач хвастается богатством, которое он заработал, участвуя в судах над ведьмами. Он знает, что делает. Он наслаждается жестокостью, которая приносит ему прибыль. Архиепископ, возможно, самый злой человек из всех, кого я знаю, ведь он все это придумал.
Я видел зло.
Но до этого момента, до разговора с Бертрамом, я и не осознавал, как часто зло носит маску сострадания.
* * *
Трир раскинулся на западе, шпили церквей устремляются в утреннее небо, сияя за городскими стенами в ореоле святости.
Мост через Мозель ведет к восточной городской стене, по этой дороге проходит самый оживленный транспортный поток в город. Но вне городских стен тоже есть здания, построенные из камня, который уже крошится, много веков назад, другие – это временные деревянные конструкции.
А еще здесь римские руины.
Вместо того чтобы направляться к воротам, я увожу отряд с главной дороги, направляюсь к восточной части Трира, за пределами крепостной стены. Слева возвышаются руины древнеримских бань, покрытые обломками и щебнем, оставшимися после того, как люди разворовали каменные блоки.
Этот город построен на костях рухнувшей империи.
Гигантские каменные глыбы возвышаются у обочины дороги, создавая проезд, к которому я направляю отряд. Я слышу глухой стук и злые проклятия, доносящиеся из тюремного фургона, когда Фрици швыряет в деревянном ящике, который подскакивает на дороге.
Я поворачиваю лошадь назад, отмахиваясь от Йоханна, который едет самым последним. Отряд хэксэн-егерей передвигается с обычной легкостью. Мы все, даже самые юные, уже участвовали в перевозке заключенных.
Римляне убивали кельтов ради забавы, после того как поработили их. Рассказывают истории, как гладиаторы в блестящих доспехах выходили на арену, сверкая металлическим оружием, и сталкивались с голодными избитыми кельтами, вооруженными только палками и камнями. Иногда римляне ловили медведей или, что еще хуже, диких кабанов и позволяли природе убивать людей, поклоняющихся природе.
Ради забавы.
Интересно, сочли бы те кельты свою смерть лучшей, чем та, на которую мы обрекаем их потомков-ведьм?
Я спешиваюсь, отдавая поводья одному из парней. Даю знак остальным, чтобы они отошли, и подхожу к тюремной повозке. Мои ботинки стучат, когда я поднимаюсь на ступеньку и, взявшись за железные прутья окна, подтягиваюсь и заглядываю в камеру.
Ведьма – Фрици, напоминаю себе, – забилась в дальний угол. Косые лучи света не добираются до нее, но даже в темноте я замечаю яростный блеск ее глаз. Узнавание мелькает на ее лице, когда она понимает, кто смотрит на нее сверху вниз.
Узнавание быстро сменяется ненавистью.
Я не был уверен, что буду делать, пока не увидел ее. У меня возникла идея, когда она заявила, будто мне на все плевать, пока у меня есть ведьма, которую можно посадить в тюрьму. Она права – мне действительно нужна ведьма, которую можно посадить в тюрьму. И тем не менее я размышлял об этом все долгое утро. Теперь же, когда я вижу ее ненависть, меня наполняет решимость, необходимая, чтобы действовать.
Я присоединился к хэксэн-егерям после того, как они сожгли мою мачеху. Не потому, что верил в них.
Я хотел уничтожить их изнутри.
На протяжении многих лет я продвигался по карьерной лестнице, скрывая маленькие обманы – незапертые камеры, детей, которые исчезали до того, как их успевали арестовать, предупреждения, которые давал семьям, помогая бежать, прежде чем к ним придут охотники. Наследие моего отца-фанатика придавало мне авторитет среди хэксэн-егерей, но любовь мачехи всегда помогала держаться подальше от них.
Однако что бы я ни делал, этого всегда было недостаточно.
Особенно после того, как я воспользовался именем отца и стал вторым охотником после герра[19] комманданта. Всегда было понятно, что Дитер Кирх не просто выполняет приказы архиепископа. В его действиях нет веры или слепой убежденности в том, что он творит добро.
Ему нравится убивать. Он наслаждается этим. Он работает над тем, чтобы сделать убийства еще более мучительными, запихивая обвиняемых в ужасные тюрьмы и клеймя невинных людей буквой «D», обозначающей dämon – демон, прежде чем казнить.
Он не хочет, чтобы сожжения ведьм прекращались. Крови, пролитой на улицах Трира, ему никогда не будет достаточно.
Раньше я думал, что мания сжигать ведьм утихнет, и надеялся только спасти как можно больше людей, прежде чем орден хэксэн-егерей придет в упадок. Но когда я сблизился с коммандантом Кирхом, когда увидел всю глубину его порочности, я понял…
Ничто, кроме восстания, не остановит охоту на ведьм.
Поэтому мы с сестрой разработали план.
Все было продумано. Месяцы подготовки – кража ключей от дверей тайных туннелей, продумывание маршрутов для побега, подрыв системы связи, – все это имело смысл, только если я арестую Хильду и предам ее суду. Она бы организовала заключенных, а я бы освободил их.
Массовое сожжение, запланированное архиепископом, казалось переломным моментом. Освободить всех в разгар рождественского поста, на Кристкиндэмаркте, где все могли это увидеть.
Пока я был в патруле на юге, я подготовил последние составляющие плана, даже договорился о лодке, которая доставила бы нас с Хильдой из Трира в Кобленц по реке, чтобы мы оставили позади все воспоминания об этой жизни. Я бы не смог оставаться в епархии, если бы, ворвавшись в базилику, освободил сотню ведьм, но я надеялся, что этого мятежного акта будет достаточно, чтобы побудить людей выступить против зла и остановить круговорот страха, в котором их держит архиепископ. Мой план состоял в том, чтобы бороться, находясь внутри ордена, и спасти как можно больше людей, а затем сбежать в другое королевство или епархию, где я мог бы начать с сестрой новую жизнь.
Но с исчезновением Хильды, куда бы ее ни отправила эта hexe, я потерял связь с заключенными.
