Ведьма самых вредных правил, или мачеха ведёт отбор (СИ) - Миляева Кристина
– Мне некогда, – лишь покачала головой и выдернула свою руку.
Магия наконец-то закончила формироваться вокруг меня и закрутилась сиреневой спиралью, окутывая своей завесой. В ушах поселилось буханье крови, и во рту пересохло. Словно на мель выброшенная рыба неожиданно попала в ведро с пресной водой. Кажется, дышишь, но по факту медленно умираешь. Тут было что-то среднее. Но в конечном счёте пространство сузилось до крошечной точки и взорвалось миллионами цветных осколков. Никогда бы не подумала, что перемещаться так противно. Зато стало ясно, по какой причине зеркало настаивало на том, чтобы я шла пешком. Это пытка, а не способ транспортировки из пункта А в пункт Б.
Глава 11
Когда я была маленькой и ещё не переехала в Питер, я любила сидеть по вечерам на крыльце своего дома и рассуждать о том, что в один прекрасный момент я стану как героиня из прекрасной сказки. Но время шло, и детские мечты постепенно выветривались из моей головы, заменяясь непримечательной реальностью. Я уже не могла так легко и беззаботно купаться в своих фантазиях, головой понимая, что ни к чему хорошему фантазёрство не приведёт: не прокормит оно меня и в академии не выучит. Если только в ещё большие неприятности затащит. Но и то не беда…
В те далёкие годы я заворожённо смотрела на россыпь мерцающих звёзд на черном небе и восхищалась их недосягаемостью и холодным серебряным светом, который мягкой вуалью загадочности струился по просторам и заполнял собой одинокую пустоту. Одни из них были яркими крупными фонариками, а другие – совсем крошечными мигающими светлячками. Но каждая по-своему прекрасна и таила в себе загадку. А можно ли дотянуться до звезды? А что, если там, далеко в небе, жил мой сказочный принц? А если я потерянная принцесса? И ещё миллион и одно «А если…».
Я много раз пыталась сосчитать все звезды, которые могла найти взглядом, но вскоре сбивалась и тонула в тягучем, немного хриплом голосе бабушки, которая рассказывала мне сказки. Наверное, это потому, что сказочные приключения манили сильнее, чем прочие увлечения. Было так хорошо и спокойно. Словно я окуналась в прекрасный водоворот лихо закрученных событий и никогда не собиралась расставаться с этим. Но бабушка угасла на глазах, и все, что должно было случиться, настигло меня. её подарок же, потрёпанный сборник, я никак не могла выпустить из рук, поливая его слезами боли и тоски.
После того печального времени я практически зациклилась на своём одиночестве. И тогда, каждый день после уроков, мама приводила меня и младшего брата в парк кататься на карусели и играть в мяч. И вроде бы я начала отходить от пережитого, превращаясь в саму себя. Даже если вечерами становилось тоскливо, я пыталась следовать советам матери и не унывать, омрачая память о бабушке. Хотя было тяжело, но время стирало воспоминания и заставляло меркнуть боль. Но почему-то именно сейчас все то, что я старалась спрятать поглубже, всплывало на поверхность.
В том старом парке мы гуляли с большой толпой детей и уходили под дикие вопли, держась за руку своих мам и пап. А братик постоянно пытался выпросить у мамы сладкую булочку с маком, на который у него была аллергия. Я же, как послушная старшая сестра, молча шла рядом и не понимала, почему не могла тоже покапризничать. По какой причине родители толковали мне об ответственности и бытии старшего ребёнка в семье. И постепенно это оседало на моих плечах тяжёлым грузом комплексов и стайкой тараканов, блуждающих в голове.
Я словно не жила, а была… как это называется… сиротой при живых родителях. Тихонько плача ночью в подушку, я иногда вспоминала, как ласково гладила меня по голове покинувшая мир бабушка. В такие моменты мама страшно сердилась на меня, говоря, что они очень-очень стараются быть хорошими родителями, и кому, как не мне, знать, что младший брат, родившийся недоношенным и едва не умерший, нуждается в их любви сильнее, чем я. Ведь он столько времени провёл в больницах, а я неблагодарная девица, сама не знаю, чего хочу, и только днями напролёт пялюсь в бесполезные книжки, мечтая стать никому не нужным скульптором. Без таланта и денег.
Ведь я в их глазах всегда была противным маленьким скандалистом, а мой братик – тихим, послушным «ангелочком», нуждающимся в заботе и опеке. Как же он один против целого жестокого мира, в котором нет места ничему и никому? Я точно не знала, что означало слово «совесть», но оно было очень-очень грустным, и часто хотелось плакать, когда мама говорила, что у меня её нет. А уже потом, когда я пошла в школу, учительница начала замечать, что я вела себя не так, как все остальные детки.
Однажды, как обычно сидя на крыльце, я спросила у нагнувшейся ко мне женщины, почему я должна делить любовь родителей с братом, а бабушка, которая так мной дорожила, больше не хочет приходить на порог моего дома. Наверное, у несчастной, совсем молоденькой учительницы начальных классов, взявшей нас на руководство сразу после института, остановилось сердце. Она медленно наклонилась ко мне, погладила по плечу и печально улыбнулась, отвечая на детский вопрос, от которого у многих взрослых ком в горле вставал.
– Твоя бабушка не смогла больше оставаться на Земле и стала одной из тех прекрасных звёздочек, которые мы видим по ночам, – мягко улыбаясь, протянула она. – Теперь оттуда она каждый день присматривает за тобой и бережёт твой сон. Поэтому ты не одна. Ты всегда рядом с теми, кого любишь.
– Она не захотела оставаться на Земле, потому что я плохо себя вела и просила боженьку, чтобы мама ласково разговаривала со мной и не заставляла сидеть с братом? – Мои глаза в тот момент наполнились слезами, и я вытерла их перепачканными в чернилах ручками.
– Что ты, никогда такого не было. – Голос учительницы едва заметно дрожал. – Она очень сильно заболела, и врачи не смогли её спасти. От такой болезни не придумали лекарство, потому ей разрешили стать звёздочкой, чтобы она и дальше могла присматривать за тобой. Когда ты болеешь, тебе дают невкусные микстуры, но тут даже они не помогли. Поверь, единственным её желанием было любить тебя, и теперь она смотрит с небес, как ты растёшь. Не расстраивай её и всегда улыбайся, чтобы она знала, что у тебя все хорошо.
– Когда я стану взрослой, я смогу сделать так, чтобы никто и никогда не превращался в звёздочки, – с надеждой вскинула я глаза. – И тогда среди этого многообразия звёздочек я найду её и расскажу о том, что больше никто не станет звёздочкой.
– Конечно найдёшь. – По щекам женщины текли слезы, а я ничего не понимала и просто улыбалась весело и беззаботно.
Я вздохнула с облегчением и снова подняла голову, вглядываясь в гроздья серебристых пылинок в надежде увидеть звёздочку, которой стала моя бабушка. Но ночной зимний сумрак был слишком ярок, чтобы что-нибудь разглядеть. Так что я просто поспешила распрощаться с учительницей и пойти домой. Где непременно меня встретил бы нагоняй от матери за то, что время уже семь, а я так и не поменяла брату подгузники. Но в тот миг даже это не могло заставить меня передумать. Я была счастлива, ведь бабушка присматривала за мной и любила только меня. А не противного брата, который забирал мои игрушки, рвал книги и кидался в меня какашками из подгузников.
Когда же я немного подросла и в подростковом возрасте превратилась в нескладного гадкого утёнка с мышистыми, вечно всклокоченными волосами и мутными серыми глазами, пропадающего в зале городской библиотеки, реальность стала ещё отвратнее. В один из обыденных вечеров, которые были похожи друг на друга как две капли воды, я решительно приблизилась к стойке библиотекаря и, приветливо улыбнувшись и понадеявшись на собственную удачу, решилась на невиданную дерзость.
– Здравствуйте, Марина Эдуардовна, как поживаете? – Я внимательно посмотрела на женщину за стойкой.
– Здравствуй, Леся, спасибо, у меня все хорошо, – она улыбнулась мне и протянула карамельку. – У тебя как дела? Из дома больше не выгоняют?
– Рада слышать, что у вас все хорошо. – Весь мой внешний вид выдавал крайнюю степень нетерпения и лёгкой паники. – Нет, мама сказала, что прощает меня за съеденное с ветки яблоко.
