Игра судьбы - Скарлетт Сент-Клэр
Ее голос задрожал, и она снова начала выть, ужасный вой, который пронзил уши Аида и заставил его почувствовать ярость. Он сделал вдох и задержал его, пока не почувствовал себя немного менее кровожадным.
— Чья нить? — следующим спросил Аид.
Тяжело дыша и всхлипывая, Атропос снова посмотрела на Аида свирепым и диким взглядом. Он узнал этот дикий взгляд — это был взгляд богини, готовой к мести.
— Это смертный, который пытается обмануть смерть! — кипела она. — Сизиф де Эфира.
Аид нахмурился, услышав это имя, и темное чувство закралось в его грудь. Смертный с рыбного двора. Не было ничего удивительного в том, что этому человеку каким-то образом удалось найти способ бросить вызов Судьбе. У него были связи в преступном мире Новой Греции, а также в «Триаде». Вероятно, он перепробовал множество вариантов — магические зелья и заклинания, сотворенные магами, смертными, практикующими темную магию, даже реликвии, — пока не нашел то, что сработало.
— Исправь это, Аид! — воскликнула Клото.
— Найдите его! — взвизгнула Лахесис.
— Исправь это, найди его, Аид, — сказала Атропос. — Или мы расплетем Богиню Весны из твоей жизни!
— Да, — прошипели они все в унисон. — Или мы расплетем Богиню Весны из твоей жизни!
Тогда вы вызовете войну.
Глаза Аида вспыхнули, и он почти озвучил угрозу — обещание, — которое он сейчас давал, когда сестры начали кричать.
Аиду потребовалось некоторое время, чтобы понять почему, но он, наконец, заметил источник их агонии. Нить между ними поднялась на поверхность земного шара и распалась — и это было не по воле Судьбы.
Душа за душу, подумал Аид. Вселенная обрела бы равновесие, даже вопреки воле богов.
— Танатос, — сказал Аид, поворачиваясь к Богу Смерти. Это был приказ — отведи нас к этой умирающей душе.
Бог повиновался, и они вдвоем оказались в верхнем мире за пределами полуразрушенной квартиры в районе Македония.
Аид сразу узнал запах смерти — резкий, отвратительный и осязаемый. Это был запах, к которому он так и не привык, который захватил его разум и вернул его в ранние и древние дни на кровавом поле битвы, где он узнал различные запахи разложения.
Он обменялся взглядом с Танатос. Они пришли слишком поздно.
Аид коснулся двери, и она открылась. Внутри лежал мужчина. Он лежал на полу лицом вниз, раскинув руки веером. Это было так, как если бы он только что вошел в свой дом и рухнул безжизненным.
— Он должен был умереть только через год, — сказала Танатос. Хотя неожиданная смерть смертных не была редкостью, эти смерти все равно были организованы Атропос.
И кто-то отказал ей в этом праве.
Аид долго смотрел на безжизненный труп. Мужчина был молод, но его лицо было покрыто шрамами и струпьями, а на сгибе руки виднелись следы от уколов и синяки.
Евангелина, мрачно подумал бог.
— Имя? — спросил Аид.
— Александр Сотир, — сказал Танатос. — Тридцать три.
Аид нахмурился. Острая боль в груди застала его врасплох, но он понял, что это было — печаль. Он хотел бы помочь этому человеку преодолеть свою зависимость.
— Аид, — сказал Танатос. — Смотри.
Его взгляд переместился с тела на Танатоса и черные царапины на полу; они были влажными и выглядели как следы от волочения. Аид последовал за ними, и то, что он обнаружил в углу комнаты, привело его в ярость.
Это была душа Александра, и она лежала у ног Аид в позе эмбриона, сломленная и избитая. Он выглядел скорее как скелет, чем как человек. Кожа вокруг него была похожа на мембрану, почерневшую и похожую на смолу. Состояние души сказало Аиду две вещи о том, как умер смертный; что смерть была травматичной и неестественной.
Аид видел мало душ в таком состоянии, и он знал, что надежды нет. У этой души не было ни шанса на исцеление, ни шанса на перевоплощение.
Это был конец.
— Свяжись с Илиасом, — проинструктировал Аид Танатос. — Я хочу знать, как Сизиф связан с этим человеком.
— Да, мой господин, — сказал Танатос. — Должен ли я…
— Я позабочусь о нем, — быстро сказал Аид.
— Очень хорошо.
Он кивнул и исчез, оставив Аида наедине с душой.
Бог на мгновение замер, не в силах пошевелиться. Он не сомневался, что это будет продолжаться и дальше. Будет ли каждая смерть ломать душу? Будет ли каждая смерть обрывать еще одну нить, связывающую его с будущей королевой?
Он был уверен только в одном — он найдет Сизифа и сам пожнет его душу.
Аид опустился на колени и взял душу в свои объятия, телепортируясь на Поля Элизиума. Несмотря на тяжесть дня, здесь царил покой в тишине, в том, как ветер шевелил золотую траву. Это было место, предназначенное для исцеления, и хотя Аид знал, что душа Александра никогда не оправится от своего ужасного конца, он устроит ему лучший конец.
Под ярким голубым небом Аид поселил душу под листьями гранатового дерева, отяжелевшими от малиновых плодов.
— Хорошо отдохни, — сказал он, и в следующую секунду тень превратилась в полосу красных маков.
***
Аид обменял покой Элизиума на ужас Тартара, телепортировавшись в ту часть своего царства, которую ласково называют Пещерой. Это была самая древняя часть его владений, которая могла похвастаться высокими каменными образованиями, мерцающими драпировками и кристальными бассейнами с ледяной водой. Природная красота была омрачена отчаянными мольбами душ, которые были замучены здесь; частью страданий были гулкие крики, которые разносились по огромным потолкам.
Аид подошел к одной из каменных плит, на которой был распростерт Дункан со скованными запястьями и лодыжками. Он был раздет, и его пах был прикрыт тканью. Его грудь быстро поднималась и опускалась — признак страха. Его текстурированная кожа была покрыта потом. Он повернул голову и встретился взглядом с Аид, в глазах-бусинках было отчаяние.
— Милорд, мне очень жаль. Пожалуйста…
— Ты поднял руки на женщину, — сказал Аид, обрывая его. — Тот, кто не причинил никакого вреда, если не считать нескольких едких слов.
— Это никогда больше не повторится!
Огр начал бороться со своими оковами, тяжело дыша, когда его охватила истерика.
Губы Аид изогнулись в дьявольской улыбке.
— О, в этом я уверен, — ответил он, когда в его руке появился черный клинок. Король Подземного мира склонился над огром, прижимая лезвие к его выпуклому животу. — Видишь ли, богиня, к которой ты прикоснулся, которую ты пытался задушить, на которой ты оставил отметину, будет моей
