Свет - Рейвен Кеннеди
– Но она не позолотила ни одеяла, ни диван.
– Какая жалость. Ненавижу этот зеленый цвет, – говорит она, окинув взглядом подушки, а потом передает пару толстых меховых чулок и носков. – Это для нее.
– Спасибо.
Лу поворачивается к Райатту и шлепает его по руке.
– Пойдем займемся чем-нибудь полезным: например, разожжем камин в спальнях и наберем побольше дров. Вряд ли в ближайшее время буря прекратится.
Они исчезают в коридоре, и их голоса постепенно стихают. Снова на всякий случай, надев перчатки, я осторожно поочередно поднимаю ступни Аурен и натягиваю на нее мягкие чулки. Осторожно двигаю ее, когда мне нужно ухитриться натянуть их до конца. Закончив, я снова аккуратно переворачиваю ее на бок, чтобы Аурен не лежала на спине.
Потом надеваю на нее носки и укрываю одеялами. Ее хрупкая рука свисает с дивана, и тут я подмечаю надорванные клочки отрезанной ленты, которая еще привязана к ее запястью.
От прилива удушающих чувств кружится голова, а печаль давит на меня, заполняя без остатка.
Едва касаясь, я поднимаю ее руку и вожу пальцами по обрубленному концу. Он лежит неподвижно и грузно отрезанным шелковистым трупом.
«Воспользуйся лентами».
«Я не могу».
«О, она тебе не сказала? Она потеряла эту привилегию».
От злости сводит скулы, гниль сдавливает шею карающими путами.
Я осторожно развязываю ленту и кладу ее в карман – единственное сухое место в одежде. Потом укладываю руку Аурен под одеяло и опускаюсь на пол. Когда Лу возвращается в комнату, не знаю, сколько прошло времени. От нее пахнет дровами и дымом, и она выглядит уставшей, но все равно садится на пол рядом со мной.
Если она сейчас спросит, почему я не могу помочь Аурен, боюсь, попросту сорвусь.
Однако она молчит. Мы просто смотрим на пламя, слушая его потрескивание, а снаружи завывает буря.
Когда Лу заговаривает, я настолько погружен в свои мысли, что почти вздрагиваю, позабыв, что она рядом.
– Помнишь, как я примкнула к твоей армии?
Я замираю и кошусь на нее краем глаза, заметив ее задумчивый вид. Лу никогда не обсуждает это, никогда не обсуждает себя в те времена. Мы всегда с уважением относились к ее пожеланиям, потому что у каждого есть мгновения прошлого, которые мы не хотели бы обсуждать. Когда кто-то из нас поднимал эту тему, Лу всегда ее пресекала, поэтому я потрясен тем, что она сейчас об этом заговорила.
Чувствуя, словно ступаю по льду, который может в любое мгновение треснуть, я осторожно киваю.
– Помню.
Положив запястья на колени, она качает головой.
– Я была как дикая кошка, которая не могла закончить ни один разговор, не затеяв драку.
Я улыбаюсь, вспомнив дерзкую злобную девчонку, которая изрыгала самые пошлые и грубые ругательства, что я слышал, а ведь ей было всего четырнадцать лет.
– Удивительно, как у тебя не выросли когти.
Лу хмыкает и щелкает по торчащему из губы деревянному пирсингу, рубин в котором блестит в свете камина.
– Я прямиком направилась к тебе, посмотрела в глаза и сказала, что твой капитан – костлявый нытик, который даже от плевка увернуться не может, а тебе нужны солдаты с трезвым расчетом.
От этого воспоминания у меня вырывается смешок.
– А он тем временем держал тебя за шкирку, пока ты не пнула его по коленям.
– Напрасно этот ублюдок обвинил меня в воровстве.
– Ты права. Поэтому я выдал тебе форму и велел тащиться в казарму.
Уголки ее губ приподнимаются.
– Ты сказал, если я хочу заменить одного из твоих капитанов, мне хотя бы нужно научиться владеть мечом.
– И посмотри, кем ты стала, – отвечаю я, – капитаном правого фланга.
Лу проводит рукой по своим коротко стриженным волосам и останавливает палец на вырезанном рисунке в форме лезвия.
– Давай по-честному: в тот день ты увидел на улице заморенную голодом, бездомную девчонку и пожалел ее. – В ее голосе звучат ностальгические нотки, приправленные какой-то горькой радостью.
– Напротив, – искренне отвечаю я. – Я увидел свирепого компаньона и человека, не боящегося вступить в бой. Человека, который мог бы стать прекрасным лидером, если бы ей только дали шанс обучиться.
Лу поворачивается ко мне, и впервые за много лет я словно снова смотрю на ту четырнадцатилетнюю девчонку. Она выросла в недостойной семье, угодила в ловушку их пороков. Лу была испорченной брошенной девочкой, вынужденной самой о себе заботиться. Ее воинственный настрой вовсе не был недостатком. Он был ее храбростью.
– Знаешь, в тот день я тебя ненавидела. Ты завербовал меня в свою армию и превратил в одного из твоих гребаных солдат. Я не хотела перед тобой отчитываться. Вообще ни перед кем не хотела.
– О, я в курсе. Ты не раз проклинала меня за это. Если не ошибаюсь, ты целых девять месяцев несла службу у отхожего места.
– Двенадцать, – почти гордо возражает она. – И втайне ненавидела тебя еще сильнее, потому что испытывала жуткую благодарность. – Когда я приподнимаю бровь в ответ на ее искренность, она качает головой и вздыхает. – Давай посмотрим правде в глаза. Если бы ты не забрал меня с той улицы, дав меч, я бы умерла, Рип.
Я качаю головой.
– Ни на секунду в это не поверю. Уже тогда ты была сильной.
Лу смотрит карими глазами на обугленные дрова, горящие на каминной решетке.
– Я не про физическую смерть, а моральную. Эмоциональную. Духовную. – Она прижимает руку к груди и дважды по ней ударяет. – Когда существуешь в таких условиях, невозможно мыслить или жить припеваючи. Я была мертва и бежала, просто пытаясь выжить. Просто пытаясь прожить еще один день. Один день. Люди этого не понимают, если никогда не жили в таких условиях. Я всегда бежала, не ожидая ничего иного. Кроме этого бега, борьбы и попыток выжить, у меня не было никого и ничего.
– Ты уже не та девчонка, что была раньше. Твоя жизнь изменилась.
– Ты прав, – отвечает она. – Как и Озрик больше не наемник, а Джадд не вор. Потому что ты выбрал нас, дав возможность сражаться на твоей стороне, и показал, что одним днем все не заканчивается. Жизнь – это не только бегство и попытки выжить. – Лу пристально смотрит на меня. – Я стала такой, потому что ты принял меня в свою армию и позволил служить тебе капитаном.
От неожиданно нахлынувших чувств сжимается сердце.
– Ты целиком и полностью это заслужила, Талула Галлерин.
Лу морщит носик и наклоняется, ударив меня по руке, но удар едва заметный и близко не сопоставим с ее реальной силой.
– Не
