Цитадель: дочь света - Марианна Красовская
– Да как-то никак, – честно призналась я. – У остальных получается гораздо лучше.
– Да уж! – ухмыльнулся он. – Ваша Ника тут все с ног на голову поставила. Слава Богу, её энергия меня миновала! Представляю, как она завоевывала мужа! Бедняга…
– Что, передумал за ней ухаживать? – ехидно спросила я.
– Упаси Боже! – шутливо ужаснулся он. – А знаешь…
– Не знаю, – улыбнулась я.
– Я думаю, как вы все пришлись ко двору тут, – серьезно сказал он. – Словно Господь вас лично за руку вел. Вы тут как будто заткнули дыру в мироздании. С вами этот мир обрел целостность.
– Даже со мной? – с горечью спросила я.
– Мне кажется, что твоя роль будет куда сложнее, чем у твоих спутников. Твой путь только начался. Тебе предстоит уехать отсюда в земли эльфов, это уж точно.
Я закусила губу. Он сейчас точно озвучил мои сомнения. Вероятно, я отправлюсь в путь с караваном. Чтоб он провалился, этот караван!
– Знаешь, я так этого боюсь, – вздохнула я. – И боюсь, и жду…
– Я тоже, я тоже…
– Почему? – прямо спросила я.
Караван так караван. Значит, времени на предварительные ласки не осталось. А с другой стороны, если я уеду, терять мне нечего.
Он посмотрел мне в глаза, взял за руку. И в этот момент, когда грудь моя вздымалась, глаза загорелись, а сердце заколотилось как бешеное, это чертова псина вскочила на ноги и негромко гавкнула:
– Я чую караван.
Я скривилась. Оскар тихонько засмеялся.
– Где караван?
– Будет здесь к ночи. Или завтра утром, – ответил пес. – Скорее даже завтра, они захотят передохнуть.
– Караван будет завтра, – уныло сказала я Оскару.
– Что ж, – ответил он. – Завтра так завтра. Мука уже на исходе.
На исходе, как же! Просто Ника часть запрятала, она такая. Запасы на случай голода.
– Пожалуй, надо собрать вещи.
– Не спеши. Они неделю тут пробудут. Да еще неизвестно, куда они дальше.
Неделя, у меня есть неделя! Какое счастье!
Голова у меня кружилась, ладошки чесались. Неделя!
И тут я поняла, что со мной такое. Мне нужно в место силы. Прямо сейчас. Будь я дома, я бы села в машину и поехала, но тут…
– Оскар, ты очень занят?
– Сейчас? Да нет. С тех пор, как твои друзья взялись за дело, у меня значительно больше свободного времени.
– Мне надо за ворота.
– Куда? Зачем?
– Надо. Очень надо.
– Прямо сейчас?
– Ага.
– Ну пошли.
Мы взяли в конюшне коня (я верхом не ездила), он усадил меня перед собой, обхватив за талию, предупредил часовых, и мы рванули. О! это было лучше даже, чем езда на автомобиле! Юбка, правда, задралась, оголив колени – ну а что, ноги у меня красивые. Не знаю, сколько мы скакали, но я была как всегда – в легком трансе, и автоматически направляла лошадь туда, куда мне нужно, легким нажатием на руки моего спутника. Минут через двадцать я поняла – здесь. Соскочила с лошади, не переломав ноги, побежала. Не знаю куда, просто побежала. К счастью, занесло меня все же не в пустыню, а в зеленую степь, к какому-то дубу, огромному, в три обхвата. Нога у меня подвернулась, я упала па землю, перекатилась на спину, раскинула руки… Красота! Оскар, бросившийся за мной, увидев, что я не рехнулась, замедлил шаг.
И я запела. То, что дома напоминало придушенное мурлыканье, прозвучало неожиданно звонко и где-то даже красиво. Более того, почти сразу же ко мне присоединился второй голос. Боже, он действительно певец. И, по-видимому, знал эту песню! Теперь уже я не напевала, а подпевала. Даже поднялась, подошла к нему, привычно уже вцепилась в безрукавку и поднялась на цыпочки, запрокинув голову. Он пел потрясающе красиво, я как могла, подпевала, следовала за переливами его голоса. Сколько мы так пели, не знаю. То ли вечность, то ли несколько мгновений. Но это было… было… неописуемо прекрасно. Я наполнилась энергией, восторгом, радостью. Песня закончилась, из глаз у меня текли слезы восторга и счастья.
А потом… я не знаю, что на меня нашло. Я сама обхватила его голову, потянула за волосы (чуточку влажные, горячие от солнца, жесткие и гладкие) и поцеловала. Он замер сначала, а потом я поняла, что ничего раньше не знала про поцелуи. До боли, до хруста в позвоночнике он сжал меня в объятьях, и целовал – жадно, горячо, как будто пил меня… Толкнул меня к дубу, впечатал в жесткую кору спиной. У меня болела шея, кажется, кровоточили губы, не хватало дыханья, но я ни за что не согласилась бы это прервать. Нашла ногой какой-то корень, поднялась, будто на ступеньку. Стало легче шее. Потом поняла – хватит. И он понял, оторвался от меня, прижался влажным лбом к моему лбу. Так мы и стояли – хватая воздух губами, вздрагивая, не в силах отделиться друг от друга.
– Черт, – наконец сказал он с ядовитой насмешкой. – Я забыл, что эльфы после этой песни всегда целуются.
Глава 12. Любит – не любит – плюнет – поцелует
Боже, как холодно! Кажется, что северный ветер внезапно засыпал меня колючим снегом, пробрал до самых костей. Солнце палило нещадно, а я дрожала и стучала зубами. Что это со мной? Неужели я заболеваю, впервые в жизни? Я проскользнула под рукой Оскара, зябко растирая плечи, направилась к лошади. Мне не больно, мне не больно – как мантру твердила я про себя.
Вот что он про меня подумал! Все эльфы! Кстати, чего это они целуются? То, что мне тут порассказывали про холодных и бесчувственных эльфов, позволяет предположить, что они вообще вегетативно размножаются.
Холод немного остудил мои мозги, и я стала раздумывать – то ли ответить ему на преднамеренное оскорбление, то ли гордо промолчать. Время, господа, время! А время работает не на меня, увы.
– Я похожа на остальных эльфов? – холодно поинтересовалась я, не оборачиваясь.
– Ты же знаешь песню жизни, – не менее холодно ответил Оскар.
– Я всю свою жизнь прожила в России. Там нет эльфов. Я понятия не имею, целуются вообще эльфы или нет. А песню я пела с самого детства.
Я хотела было ему сказать, что обычно у меня не было привычки целоваться после пения, но прикусила язык. Если пела одна – то понятно. А ведь несколько раз со мной были мужчины. И я целовалась… И не только. Черт, черт, черт!
Словно прочитав мои мысли, он спросил:
– И что же, ни разу не целовалась после неё?
– Целовалась, – нехотя признала я. – Но не
