Мельничиха из Тихого Омута 2 (СИ) - Лакомка Ната

— Так вы — вдова, мне сказали? — спросила я, и вдовушка сразу перестала хохотать.

— Мне не везёт в семейной жизни, — признала она.

— И решили всё исправить за счет господина командора?

Она ответила мне вежливой улыбкой.

— Зачем вы здесь? — устало вздохнула я. — Неужели, из-за глупостей о приворотном зелье? Да сварите вы вашему командору мясной супчик, испеките жирный рыбный пирог — и он побежит за вами безо всякий колдовских снадобий. С вашей-то красотой, деньгами и связями.

— Увы, — донна Анна насмешливо посмотрела на меня. — Золота, как и счастья, не бывает слишком много.

Что-то она там знала о счастье!

Меня так и распирало от злости, пока я готовила ужин — бросала яичные клёцки в рыбную похлебку, которую варила к обеду, потомила в чугунке куски солонины и овощи, заправив всё густой зажаркой из лука, муки и пряностей, да ещё подошло тесто, из которого я хотела испечь пышный дрожжевой пирог с вываренной в меду клубникой.

Как было бы хорошо жить на берегу озера, дышать по утрам свежим, чистым воздухом, никуда не торопиться и жить в своё удовольствие, если бы… если не ведьмы, черти, моргелюты, самоубийцы и убийцы, шантажисты и прочие милые личности, которые всем отравляют жизнь. Только, обычно, они действуют как-то выборочно, а тут скучковались вокруг меня.

Вот ещё и Димак объявился, только его не хватало.

Признаюсь, я ждала, что вот-вот он устроит мне какие-нибудь неприятности. Или кляузу напишет, или попытается поджечь… Может, это он и хотел сжечь мельницу? Но почему не сжёг? Решил сначала попросить денег? Но зачем тогда бросил сумку в лесу?..

Занимаясь пирогом, я постаралась не думать ни о чем неприятном. Тесто требует спокойствия духа и хорошего настроения. Впрочем, вся готовка этого требует. То, что делаешь с душой, всегда получается.

— М-м-м… Какой дивный запах! — услышала я за спиной, и от спокойствия духа ничего не осталось.

Госпоже Анне показалось скучным сидеть на втором этаже и глазеть в окошечко, и она решила спуститься. Да не просто спуститься, а сесть на скамеечку и смотреть, как я вожусь у печки — помешивая, пробуя, досаливая и добавляя пряностей.

— Вы такая проворная, такая расторопная, — продолжала госпожа Анна, хотя я молчала, не желая поддерживать беседу, — у вас в руках так всё и горит. Это похоже на волшебство.

Я рывком выпрямилась и посмотрела на вдовушку в упор.

На что это она намекает?

Но она смотрела на меня так невинно, что её можно было заподозрить разве что в воровстве маргариток на лесной лужайке.

Вошла Жонкелия, и я с удовольствием передала ей права по организации ужина.

— А ты? — спросила старуха. — Ты-то куда собралась?

— У меня дел мало, что ли? — я набросила платок и отправилась на задний двор, чтобы проверить, как сохнут мои первые экспериментальные образцы бумаги.

Третий лист, куда я добавила клея больше всего, получился самым удачным. Я осторожно сняла его с решетки и внимательно рассмотрела со всех сторон. Получилось толстовато, да и структура немного зернистая, потому что я не смогла перетереть тряпки в однородную кашицу. Зато моя монограмма смотрелась очень хорошо. Бумага Эдит Миллард! Да это почти мировой бренд! Теперь будет, что показать графу, а заодно попросить его забрать с мельницы одну изысканную женщину, которая здесь никому не нужна…

— Значит, вот это таинственное место, где мельничиха из Тихого Омута варит бумагу? — прозвенел голосок донны Анны, и я подскочила от неожиданности.

Зажав нос, незваная гостья стояла возле котла, где я варила тряпки, и с любопытством его осматривала. С не меньшим вниманием, но издали, она оглядела и груду тряпок, которые благополучно гнили в углу двора.

— Здесь-то вы что забыли? — устало спросила я, сворачивая готовую бумагу в трубочки.

— Должна же я защитить свои инвестиции, — ответила она и подошла посмотреть на бумагу. — Надо же, — она погладила пальчиком монограмму. — Впервые вижу такое. Даже в королевской гильдии такого не умеют.

— Это ещё что, — ответила я, перевязывая бумажные рулоны суровой ниткой, — если бы глава гильдии попробовал, какие я пеку сахарные пышки, он с ума бы сошел от зависти.

Шутку госпожа Анна оценила, долго смеялась и даже промокнула глаза платочком.

— Вы такая шутница, Эдит, — произнесла она растроганно. — И совсем не похожи на простолюдинку. Мне сказали, вы — сиротка и соседней деревни? Может, люди чего-то не знают?

— Люди многого не знают, — я подхватила корзину с бумагой и пошла к дому. — А вы нанимались шпионить за мной?

— Совсем нет, — ответила она с улыбочкой. — Почему вы это решили, хозяйка?

— Да так, показалось, — съязвила я, прибавляя ходу.

Но госпожа Анна не отставала ни на шаг, и Лексус, мимо которого мы прошли, проводил нас задумчивым взглядом. У меня промелькнула шальная мысль — спустить осла на надоедливую дамочку, чтобы понаставил ей синяков на ляжки.

— Подождите-ка, — я сунула Анне в руки корзину, а сама в два счета перепрыгнула через изгородь и подошла к Лексусу. — Не хочешь прогуляться, ослёныш? — спросила я ласково и развязала узел на верёвке, давая ослу свободу.

Пинком я распахнула калитку, но осёл не двинулся с места, посматривая на меня и на госпожу Анну из-под мохнатой чёлки.

— Не хочешь прогуляться? — снова предложила я и даже потянула осла за верёвку, чтобы вывести во двор, но проклятая животина словно окаменела.

Я сделала ещё пару попыток, чтобы науськать осла, но судя по всему, кусать бывшую жену судьи он не собирался.

Что ж, бывают такие женщины, перед которыми пасуют даже ослы.

— Яблок не получишь, — пригрозила я, снова привязывая его к изгороди.

Анна следила за мной со всё возрастающим интересом, а я почувствовала себя по дурацки.

— Ослов надо выгуливать, — объяснила я, забирая у неё корзину. — Иначе они дичают.

— Правда? — очень вежливо ответила она. — Но он у вас по виду и так — не домашний.

— Он — ручной, — мрачно ответила я. — И нрав у него, как у овечки. Не смотрите, что осёл.

Судя по всему, бывшая жена судьи решила следить за мной. За весь вечер она ни на шаг не отставала от меня, и я избавилась от её присутствия только когда оказалась в постели.

— Что сделать, чтобы она убралась отсюда? — спросила я в темноту. — Не просто так эта богачка притащилась в Тихий Омут.

— Твоё-то какое дело? — сонно ответила Жонкелия. — У богатых свои причуды. Пусть тешится, если хочет. Главное, — тут она зевнула, — чтобы платила.

— Денег, как и счастья, много не бывает, — пробормотала я.

В ту ночь мне очень плохо спалось. Во сне я видела донну Анну, которая шпионила за мной из-за угла, из-за печки, и даже когда я заглянула в своём сновидении в квашню с тестом, оттуда на меня смотрели внимательные голубые глазки милой вдовы.

Я проснулась на заре и первым делом побежала оставить моргелютам хлеба, пока никто не увидел. Определённо, на этой мельнице уже собралось слишком много людей.

Выложив куски хлеба на разделочную доску, я спустилась по мосткам к самому колесу и тихонько свистнула, подзывая водяных, как собак. Иногда они отзывались, иногда — нет, но в этот раз мне повезло, и из воды сразу же высунулась дырявая голова Каппы.

— Хлебушек!.. — расплылся он в идиотской улыбке и потянулся перепончатыми лапками к угощению.

— Подожди, — я отдёрнула доску, и водяной успел схватить только воздух. — Есть дело, — сказала я строго. — Важное.

— Дай хлеба, — сказал он, высовываясь из воды по пояс. — Два хлеба.

— Отдам всё, — я посмотрела на него выразительно, — если напугаете ту даму, которая поселилась у нас.

— Блондинку? — уточнил моргелют.

— Ну не меня же с мамашей Жо! — начала я раздражаться. — Только запомните: вреда ей не причинять, покойники мне не нужны, на глаза нашим работникам не показываться, пугать осторожно, но жёстко. Чтобы эта дамочка умчалась отсюда сверкая пятками. Понятно?

— Понятно, — радостно заверил он и потянулся к подносу.