Мельничиха из Тихого Омута 2 (СИ) - Лакомка Ната

— А я настаиваю, что изысканной госпоже будет крайне неудобно жить на мельнице, — отрезала я. — Тем более, у нас двое работников. Мужчин. Это может плохо отразиться на её репутации, — я повысила голос: — Замуж никто не возьмет.

Госпожа Анна и Жонкелия, стоявшая перед ней в полупоклоне, одновременно оглянулись на нас.

— Вы с ума сошли? — граф возмутился так искренне, что даже пошел красными пятнами, как перепуганная тетушка средних лет. — Как можно так говорить об уважаемой вдове? — зашипел он на меня. — Её муж умер совсем недавно, ей соблюдать траур три года! Какое замужество?!

— Простите, не знала этого, — я постаралась обуздать эмоции и задумчиво посмотрела на вдовушку.

Значит, дело не в командоре? Или вдовушка решила устроить небольшой скандальчик, выскочив замуж, не соблюдая траура?

Как бы там ни было, донна Анна нравилась мне всё меньше и меньше.

— Всё, разговор окончен, — сердито заявил граф. — Вы живете на моей земле, если забыли…

— Мы платим аренду, — перебила я его. — И я не смогу работать, если рядом будут посторонние.

— Да на этой мельнице — каждый день проходной двор! — загремел граф. — А ваша аренда — это такая мелочь для меня, что я скорее снесу к чертям вашу мельницу!

В воде у самого берега что-то плеснуло, но я усилием воли повернулась совсем в противоположную от озера сторону, чтобы не выдать моргелютов. Если донна Анна узнает, что в озере водится рыбья нечисть, она вытрясет из них икру и пузыри, в надежде получить рецепт приворотного зелья. Если она, конечно, приехала за ним.

Я опять посмотрела на донну Анну и встретила её насмешливый взгляд. Эта бедная вдовушка прекрасно знала, что делать. И била наверняка. Жонкелия затрусила к нам с графом и с ходу набросилась на меня:

— Что ты ломаешься? Для нас огромная честь принимать на мельнице такую гостью! Не сомневайтесь, господин граф, — тут она начала кланяться так быстро, что у меня в глазах зарябило, — мы устроим госпожу со всеми удобствами и будем заботиться о ней, как о родной матери.

— Хоть у кого-то есть здравый смысл, — заявил граф и ядовито добавил: — Надеюсь, хозяйка не будет больше возражать?

Мрачно промолчав, я от души пожалела, что привязала Лексуса слишком крепко. Его зубки были бы сейчас как раз кстати. Цапнул бы за ляжки и его сиятельство, и её милость, чтобы сбежали отсюда куда подальше.

— Вот и решили, — подытожил граф и помахал рукой госпоже Анне: — Всё улажено! Я сегодня же прикажу, чтобы горничные доставили вам ваши вещи.

— Ещё и горничные?! — выпалила я. — У нас не пансионат для благородных вдов! При всём уважении!

— Не надо горничных, Амби, — нежно сказала госпожа Анна, подходя к нам. — Я уважаю волю хозяйки, и буду жить здесь одна. Обойдусь без слуг.

— Вам не стоит себя стеснять, — решительно вмешалась Жонкелия. — Две или три служанки просто необходимы вашей милости, и ничуть нам не помешают.

Я кашлянула в кулак, и сразу получила от мамаши Жо локтем в ребра.

— Не помешают! — повторила она, свирепо глядя на меня.

— Тогда я сегодня же перееду к вам, — госпожа Анна была сама любезность.

Граф подал ей руку, и парочка удалилась, обсуждая красоты природы и ясную погоду с птичками.

— Ну и зачем вы встряли, мамашенька? — сказала я, когда граф усаживал свою бывшую пассию в карету. — Вы хоть знаете, кому разрешили жить на нашей мельнице? Это же ведьма чистейшей воды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Которая платит деньги, — напомнила мне Жонкелия, тоже глядя на графа и даму. — Да за таких людей надо держаться двумя руками, глупая! Лучше быть любовницей графа, чем…

Она осеклась на полуслове, теребя фартук.

— Что же вы замолчали? — сказала я сквозь зубы. — Договаривайте, раз начали! Чем там быть хуже, чем любовницей графа?

Жонкелия замялась, но потом выдала, воинственно скрестив на груди руки:

— Это всяко лучше, чем быть женой сумасшедшего судьи!

Вот скажите, пожалуйста, откуда она узнала-то?! Что судья делал мне предложение? И нечего называть его сумасшедшим! Он размышляет гораздо лучше тех, что считают себя самыми нормальными и умными.

Я наговорила бы кучу резкостей старухе, которая лезет не в своё дело, но тут позади нас раздался нежный голосок:

— Добрый вечер, хозяюшка! Добрый вечер, сударыня Жонкелия!

Мы с мамашей Жо так и подскочили, но это была всего лишь Сюзетт Квакмайер — в платочке, повязанном под подбородком, и с корзинкой в руках.

— Вы прямо подкрались, дорогая Сюзетт, — заметила я, недовольная, что девица могла услышать ворчание Жонкелии по поводу господина судьи.

— Я поздоровалась с вами, но вы не сразу услышали, — она улыбнулась, и я снова подумала, что рот у неё широковатый.

— Мы провожали господина графа, — хмуро сказала мамаша Жонкелия.

— Господин граф приезжал молоть зерно? — спросила Сюзетт вполне невинно, но я сразу насторожилась.

Жизнь в Тихом Омуте к приветливости не располагала, и поэтому улыбчивая дочь лавочника хороших чувств у меня не вызвала.

— Вы тоже насчет зерна? — проигнорировала я её вопрос.

— Нет, — покачала она головой и протянула мне корзинку, — принесла вам гостинец от матушки — здесь имбирное печенье и несколько яблочек для вашего ослика.

— Благодарю, — сказала я, не торопясь брать корзину.

— И ещё хочу пригласить вас и матушку Жонкелию в воскресенье на свадьбу моей кузины. Приглашена вся деревня, отец позвал городских музыкантов, а дядюшка Себастиан купил десять бочек пива.

— Богато собираетесь праздновать, — согласилась Жонкелия и взяла корзину. — Мы придём с удовольствием. Поклон и тысячу благодарностей вашей матушке.

— Мы подумаем, — сказала я ледяным тоном. — Какая жалость, что как раз на воскресенье у меня назначена встреча с графом. А его светлость не любит, когда планы меняются.

— Свадьба будет до утра, — сказала Сюзет, пристально глядя на меня. — Вы же с господином графом не всю ночь беседовать собираетесь?

— Кто же их разберёт, — ядовито заметила Жонкелия. — Господа — они такие, очень говорливые.

— По-моему, мамашенька, это вы — слишком говорливая, — огрызнулась я. — И всё не по делу.

— А в пятницу у нас девичник, — как ни в чём не бывало продолжала дочка лавочника. — Может быть вы, хозяюшка, тоже придёте? Соберутся все незамужние девушки…

— Ну я, как бы, уже не девушка, — возразила я.

Пятница! В придачу к шабашу мне ещё девичника не хватало. Кто знает, как там надо вести себя на девичниках. Только-только я освоилась на мельнице, и надо опять выходить из зоны комфорта, тащиться туда, где сборище народу, и надеяться, что не скажу чего-нибудь лишнего? Нет, наши благодарности — но нет.

— Конечно, вы не девушка! — засмеялась Сюзетт, показав ямочки на щеках. — Но вы сможете дать Клариссе парочку советов, как вести себя с мужем в первую брачную ночь. И мы тоже послушаем.

— Да пойдёт она, пойдёт, — заявила мамаша Жонкелия. — Это она так ломается, для вида. Будет в пятницу, как миленькая.

— Вот и хорошо, — Сюзетт склонила голову к плечу, рассматривая меня очень благожелательно.

Как мне показалось — слишком благожелательно.

— Вам всё равно надо развеяться, — дочка лавочника потянулась погладить меня по руке, но я сделала вид, что именно в этот момент мне понадобилось поправить волосы.

Не знаю, поняла Сюзетт или нет, что мне неприятны её прикосновения, но продолжала она всё тем же сочувственным тоном:

— Мы видели, как вам было плохо после смерти мужа. Но жизнь продолжается, верно? И вам надо немного повеселиться.

— Благодарю за заботу, — проворчала я, с облегчением наблюдая, как карета графа исчезает за поворотом дороги.

Это давало хоть какую-то передышку. Кто знает, что там произойдет с донной Анной? Вдруг приворотное зелье потеряет свою актуальность?

— Жаль, что хозяин Бриско больше не с нами, — вздохнула Сюзетт. — Он так славно пел свадебные песни. Особенно эту, про курочку… Может, вы её споёте, хозяйка?