Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ) - Вознесенская Дарья

Которое создало искусственный дом, способный перемещаться по космосу, изучая Бездну и охраняя границы Вселенной.

Это и стало нашей единственной задачей. Целью.

Да, вот такая вот странность — главной мечтой для целой цивилизации оказалась мечта договориться с Ничем, что спустя время сожрало её колыбель.

Нас назвали Стражами. И мы и правда ими были… Не всесильными, не всегда добрыми… Но рожденными, чтобы при необходимости умереть за Жизнь. Меня так и воспитывали, натаскивая с самого детства, требуя полной самоотдачи, подчинения строгой иерархии и каждый день напоминая о том, что наши предки уже сделали самый важный выбор за нас.

Тем неприятнее было слышать от одной вредной стервы, что она презирает стражей.

Тем неприятнее оказались эмоции, которые накрывали меня каждый раз, когда я её видел. Их не должно быть! Ведь Стражи сдержаны, как никто…

Тем сильнее презирал себя… и её за ту жажду, что она во мне вызывала, за потребность владеть тем, что другие уже попробовали, за желание защитить и присвоить…

Ведь мы не смели привязываться к вещам и людям. И уж тем более к кому-то не нашей расы.

Я отказывался и дальше думать о ней… Но когда Слайм предложил членам Клуба небольшое развлечение, пошел. Хотя обычно не интересовался их делами.

Уговаривал себя, что проконтролирую просто ради того, чтобы члены моей линии не нарвались на неприятности от Главы, но в глубине души осознавал свое беспокойство о том, что они могут сделать с заморышем что-то плохое.

А ведь только я мог с ней что-то делать… у них же на это не было права.

И не ошибся, да только помочь оказался не в силах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Кто же знал, что она так себя поведет? Покажет, насколько ничтожны все наши потуги уязвить, и прыгнет вперед, к смертельно опасным ловушкам?

Блондинистая гордячка!

Мне очень хотелось отбить руку об её задницу за то, что она предпочла поломаться и не уступить. А я рванул за старшим инструктором, одним из немногих, кто был в состоянии разблокировать дверь…

Я не стал бы врать и увиливать. Но и здесь она нас переиграла…

И эти ее тихие и отчаянные слова о том, что она не желает моего внимания… рванули что-то у меня изнутри. Рванули так, что я пару дней истекал кровью… А потом полез искать про нее информацию.

Я был одним из лучших аналитиков из Стражей, умел добывать информацию из крох и отдельных букв, из невидимых линий и обрывков переговоров на другой стороне галактики. Лучше меня был разве что отец — и именно за это он получил в свое время должность председателя.

И мне очень хотелось узнать, откуда у хрупкой на вид девицы такая скорость реакций — она не должна была пройти даже треть «вертушки»… Но этой информации я не нашел. Зато накопал то, что остановило, слава звездам, внутреннее кровотечение.

Подтверждение всех слухов…

Именно Глава привел её и подал документы… И именно он, а не родители, которые даже не были упомянуты, записан как «покровитель» в ее личном деле.

Это окончательно убедило меня, что от нее следует держаться как можно дальше… Я и держался. Позволял жаждущим внимания девкам таскаться за мной по всей Академии. Сваливал в увольнительную в поисках самых ярких красоток. Лез во все дополнительные рейды, в которых старшекурсники могли участвовать по желанию…

И ненавидел стерву за то, что продолжал трахать по ночам кровать, представляя под собой её податливое тело. Что продолжал искать её взглядом… и натыкаться на полное равнодушие.

Но дело сдвинулось, я успокаивался… Казалось, что сдвинулось. А потом я увидел Аррину, выходящую из дешевого флиппера, принадлежащего какому-то придурку, в крохотных шортах и с растрепанными волосами, намекая своим видом, чем она только что занималась… И вскипел.

Лава вместо крови, туман вместо ясного зрения и её отравленное дыхание вместо свободы… Я вдруг осознал, что готов убить каждого, кто прикасался к ней. А стерва… предложила убить её. И только когда пошла прочь, до меня дошло, что она и правда собралась драться со мной на дуэли.

Я поплелся в указанное место, переодевшись по дороге. И почувствовал, как все сжимается, когда увидел её на пороге… Хрупкая в защитном комбинезоне, юная, с заплетенной косой, злая, о чем говорили сверкающие карие глаза…

И, бездна меня раздери, опытный противник, в чем я успел убедиться после первых же ударов

Аррина не щадила ни меня, ни себя.

Она напала так яростно, так быстро и с такой оголтелой ненавистью, что я опешил и пропустил несколько порезов. Конечно, наши комбинезоны не допустили бы смертельных ран, да и были способны частично самостоятельно сращивать места тех проколов, что наносили друг другу кадеты, но это не помешало мне истекать кровью — на этот раз совсем не иносказательно.

Обманный рывок — и она рассекает мне щеку.

И только тогда я понимаю, что придется драться в полную силу. По меньшей мере защищаться… Ведь нападать на нее, бить… Бездна, что бы они ни говорила про равенство, я просто не мог. Не с ней, не на неё…

Лишь лживо опасные движения, чтобы не выглядеть совсем уж слабаком. Лишь полная защита, чтобы не множить и так болезненные раны. Лишь блокировка ударов — Аррина дралась без всяких правил, кулаками, ножом, ногами, пытаясь достать меня и сделать как можно больнее… Но я умел терпеть боль.

И умел не доставлять её в ответ.

Как ни странно, этот бой успокаивал не только её… Я и сам пришел в себя достаточно, чтобы вместо злости и раздражения начать испытывать восхищение её способностями…

И желание. Как какой-нибудь извращенец и любитель пыток, причиняемых любовницам….

Я так засмотрелся на её полуоткрытые губы, так заслушался её тяжелым дыханием, так захотел ощутить её тело, что невольно пропустил несколько жестоких ударов — да где она научилась такому?! — и рухнул на спину, пребольно ударившись затылком и приняв на себя еще и тяжесть её тела…

Мы замерли. Глаза в глаза.

Она — все еще полыхая от гнева. Держа острый, совсем не учебный нож у моей шеи.

Я — не имея возможности даже вздохнуть или пошевелиться. Настолько я боялся вспугнуть то, что ощутил…

Аррина была той еще злюкой и стервой, трахающейся с Главой и не испытывавшей даже толики уважения к моей расе. И я презирал и ненавидел её… Но правда была в том, что хотел значительно больше. Она была нужна мне. И недвусмысленное свидетельство этого желания уперлось между её бедер.

Глаза напротив расширились, в них полыхнуло пламя. Никак не связанное с прошлыми эмоциями…

А я приподнял голову, чувствуя, как вжимается сталь и из-под нее льется щекотная струйка крови, и обвел языком полную нижнюю губу.

Девушка вздрогнула, раня еще больше, а потом отпрыгнула прочь, отбрасывая нож и тяжело дыша…

— Ты просто придурок… — сказала устало.

— Но ты хочешь этого придурка, признайся… — я тоже встал, чувствуя, как ворот заливает кровью… Ничего, пройдет.

У меня возникло чувство, будто камень, составляющий мою оболочку, крошится. И все вновь обретенные эмоции устремляются в пах, превращаясь в жгучее желание девушки, что уже отвернулась и нацепила на лицо привычную равнодушно-насмешливую маску.

В два шага я подошел к ней, встав так близко, что наше дыхание и растерянность от происходящего смешались и превратились в капельный туман, заполняющий мои ноздри. А потом уже почти привычно притиснул к стене.

Никогда не задумывался, как много стен в Академии…

— Что ты делаешь со мной, заморыш, — то ли пожаловался, то ли ругнулся я. — Превращаешь меня почти в чудовище, вытаскивая самую муть со дна…

— Невозможно превратить того, кто сам по себе родился чудовищем, — огрызнулась она, но вяло, по привычке.

Я наклонился и потерся щекой о её щеку, чувствуя, как царапаю щетиной нежную кожу…

Затрясло обоих. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, а пальцы скрючило от жажды прикоснуться к ней… И я не стал отказывать себе.