Дочь самурая - Олег Николаевич Касаткин
Мавзолей был воздвигнут из белого мрамора, который доставляли к месту строительства за триста с лишним километров, из каменоломен Джохапура, на слонах. Стены украшали инкрустации, для которых использовались драгоценные и полудрагоценные камни – лазурит Гиндукуша, китайский нефрит всех цветов, лунный камень Декана, персидские аметисты и бирюза, тибетский сердолик. Белый мрамор в сочетании с тщательно подобранным оттенком изразцов купола – под цвет неба… Золота и серебра на инкрустации пошло по преданиям «Больше, чем может увезти слон». При строительстве столь большого сооружения, пришлось преодолеть немалые трудности. Например, чтобы доставлять материалы для возведения главного купола на большую высоту, по проекту турецкого инженера Исмаил Хана была построена покатая земляная насыпь длиной в три с половиной километра и высотой почти в пятьдесят метров, чтобы слоны могли без помех затаскивать к месту работ мраморные блоки. Когда Шах-Джахан увидел законченный мавзолей, он заплакал в восхищении. Во время строительства была применена уникальная для тех времен технология – леса ставили не деревянные, а кирпичные! На разборку этих лесов у рабочих могло уйти два года, но Шах-Джахан, объявил, что каждый может взять столько кирпичей, сколько ему нужно и простой люд разобрал леса за несколько дней! Вот она – мудрость правителя! – голос ученого лился как речитатив актера. Вот так и появился знаменитый Тадж-Махал.
Несмотря на огромные размеры, сооружение казалось невесомым, буквально парящим в воздухе.
– Как сказал великий художник Рерих, «Гробница похожа на шкатулку ювелирной работы почти семидесятиметровой высоты»., – вещал Рам Дас. Архитекторам удалось создать впечатление идеального единства и совершенства конструкции. И еще одна замечательная особенность мавзолея – способность менять оттенки цвета в зависимости от сезонов года и времени суток. Белый мрамор «то как жемчужина сияет в свете луны, то нежно розовеет на рассвете, то почти растворяется в знойном тумане индийского полудня, то пламенеет золотом на закате».
Если снаружи Тадж-Махал поражал идеальной симметрией, то внутренние помещения были украшены мозаикой, изображающей сказочные деревья и цветы. В центре главного зала они увидели восьмиугольную погребальную камеру, увенчанная невысоким куполом, где за ажурной каменной оградой, инкрустированной драгоценными камнями, находятся ложные гробницы – кенотафы.
– Настоящие саркофаги императрицы Мумтаз, и Шах-Джахана, как сообщил гид находятся в подземелье мавзолея, точно под кенотафами. Эти гробницы покрыты орнаментом из полудрагоценных камней, изображающим фантастические растения.
В 1643 году забальзамированное тело Мумтаз-Махал было погребено в саркофаге мавзолея. Вскоре Шах-Джахан пожелал, чтобы рядом был построен аналогичный мавзолей, но уже черного цвета – для собственного погребения. Оба сооружения должен был соединять арочный мост высотой в сотню метров над землей, облицованный белым мрамором… – приступил историк к финальной части рассказа. Однако этому сбыться было не суждено. Император заболел, и в стране вспыхнула гражданская война между его сыновьями. Благодаря поддержке мусульманского духовенства победил его младший сын – исламский фанатик Аурангзеб, казнивший всех своих братьев и положивший начало упадку Индии.
«Мда – ислам до добра не доведет!»
А Шах-Джахан оставшиеся годы жизни провел в казематах знаменитого Красного форта Агры построенного его прадедом Акбаром, основателем династии, откуда открывался вид на Тадж-Махал. Чувствуя приближение смерти, узник попросил тюремщиков поднести себя к окну, и глядя на гробницу любимой жены, «Погрузился в глубокий, вечный сон». По завещанию, его погребли рядом с женой. Смерть их не разлучила. Они лежат рядом, каждый в своем саркофаге в подземной части Тадж-Махал, где их никто и ничто не беспокоит…
– После завоевания нечестивыми англичанами Индии, – продолжил доктор Рам – ряд ученых, видимо выполняя заказ Лондона, выдвигали идеи, что подлинным творцом проекта якобы был европеец: некий итальянец Джеронимо Веронео, или французский ювелир Августин де Бордо, один из создателей Золотого трона Великих Моголов. Но даже поверхностный анализ архитектуры показывает, что европеец не мог быть создателем мавзолея. Тем более что в проект были изначально заложены специфические приемы обработки камня известные только восточным мастерам а подобные купола могли в то время строить лишь в Самарканде и Бухаре… Закончив рассказ Рам церемонно поклонился.
Вот и настала пора возвращаться.
Расстояние до города было небольшим, и они как-то незаметно подъехали к Дели. Прильнув к окнам, они смотрели, как город надвигался на них. Первый шок, который испытали девушки, увидев трущобы, неприкрыто тянувшиеся вдоль дороги на несколько километров, сначала до крайности возбудил, а затем они просто онемели. Какой контраст с древней красотой мавзолея!
– Вот ужас! – пискнула Юкки.
Они не раз видели по телевизору большие городские свалки. Так вот, если представить на этих свалках собачьи конуры, вплотную стоящие друг к другу, сооруженные из кусков картона, фанеры, ткани, железа, ящиков, где вокруг в мусоре копошатся сотни взрослых и детей, бродят изнеможенные собаки, жуют всякие отбросы коровы, а рядом полчища крыс, мышей, огромных тараканов, ужасающий запах гнилья пробивающийся даже через фильтры кондиционеров. Импровизированные рынки по которым бегали крысы, и где вокруг грязных как свиньи мясников вились стаи мух… Как она могла увидеть сама, индийцы по поводу туалетов не заморачиваются, справляя нужду там, где эта нужда их застанет. Поэтому даже в центре города вдоль зданий, заборов текут «ручьи». Любой житель Индии имеет право справлять нужду, где захочет. Его никто не побеспокоит, полиция не задержит, никто не сделает замечание – это его естественное право. Его просто будут обходить, даже не морщась. Здесь нет воды, еды, нет, вообще, ничего человеческого, а люди живут в животном состоянии – это и есть трущобы. В таких трущобах, – вспомнила Хикэри по оценкам самих индийцев, живут более двухсот миллионов человек. Это касты неприкасаемых. У этих людей нет ничего, и эти люди в Индии были всегда. А вскоре станет еще хуже…
– Это беда не только Дели, но и Калькутты, Мадраса, Джайпура, Агры и других городов Индии… – как бы между прочим сообщил Хария. Что он думал сейчас и каждый раз, проезжая с гостями империи такие ужасные места, было ли ему обидно или стыдно за свою страну? Или необидно, и нестыдно – он индиец, он кровь и плоть этой страны, и у него такой менталитет и та же карма. А еще Хикэри вспомнила что ни разу не видела
