Стефани Майер - Новолуние
Бормоча что-то несвязное, Чарли побрел обратно в гостиную.
– В чем дело? – спросила я. Он тут же бросился ко мне.
– Прости, милая, мы тебя разбудили…
– Что-то горит?
– Ничего страшного. Просто на скалах жгут кос тры.
– Костры? – переспросила я. В моем голосе ни тени любопытства. Он какой-то… мертвый.
– Детишки из резервации хулиганят.
– Почему? – равнодушно поинтересовалась я.
Опустив голову, папа рассматривал узор на ковре.
– Отмечают хорошую новость, – с горечью про изнес он.
Новость, как ни обманывай себя, была только одна. Да, все сходится…
– Каллены уехали… Как же я забыла: индейцам не нравится, что они живут в Ла-Пуш.
Квилеты верят в то, что «холодные», или кровопийцы, – исконные враги их племени, не меньше, чем в легенды о великом потопе и предков-оборотней. Обычные сказки, фольклор, однако некоторые относятся к этому серьезно, например старый друг отца Билли Блэк, хотя его собственный сын Джейкоб считает все это предрассудками. Билли велел мне держаться подальше от Калленов…
Имя всколыхнуло душу, и на поверхность стало подниматься нечто спрятанное глубоко внутри, о чем не хотелось даже думать.
Целую минуту мы молчали. Чернильное небо за окном стало кобальтовым: за дождевыми облаками занималась заря.
– Белла! – позвал Чарли.
Полная дурных предчувствий, я обернулась.
– Он бросил тебя в лесу?
Лучше ответить вопросом на вопрос.
– Откуда ты знал, где меня искать? – Я стара тельно пряталась от реальности, которая надвига лась, словно асфальтовый каток.
– Из твоей записки, – удивленно ответил папа, доставая из заднего кармана клочок бумаги, грязный и затертый, сотни раз перечитанный. Чарли протя нул его, словно вещественное доказательство. Не брежный почерк удивительно похож на мой соб ственный.
«Ушла в лес с Эдвардом. Скоро буду. Б.».
– К ужину ты не вернулась, я стал звонить Калленам. Никто не отвечал, – тихо произнес Чарли. – Тогда я связался с госпиталем, и доктор Джеранди ответил, что Карлайл уехал.
– Куда они уехали? – спросила я.
– А Эдвард не сказал?
Внутренне съежившись, я покачала головой. Ну зачем папа назвал его по имени? Боль вырвалась наружу, налетела, ошеломила.
– Карлайлу предложили работу в крупной кли нике Лос-Анджелеса. Думаю, хорошим жалованьем заманили.
Солнечный Лос-Анджелес… Туда они точно не поедут! Я вспомнила палящие лучи, отражающиеся от кожи, любимое лицо… и содрогнулась от невыносимой боли.
– Так Эдвард бросил тебя в лесу? – не унимался Чарли.
Боже, ну хватит меня мучить!.. Пытаясь избавиться от боли, я бешено мотала головой.
– Сама виновата. Он оставил меня на опушке, недалеко от дома, а я пошла за ним… Остановить пыталась…
Чарли начал что-то говорить, но я по-детски заткнула уши.
– Папа, я больше не могу это обсуждать! Хочу в свою комнату…
Прежде чем он успел ответить, я соскочила с дивана и понеслась по лестнице.
В доме кто-то был, кто-то оставил записку, чтобы Чарли знал, где меня искать. Как только я это поняла, возникло страшное подозрение. Скорее в комнату! Закрыть дверь на замок и проверить плеер!
Вроде все точно так, как было утром. От нажатия кнопки медленно поднялась крышка.
Пусто!
Альбом, который подарила Рене, на кровати, там же, где я его оставила. Дрожащими руками я открыла обложку. Листать дальше первой страницы не пришлось. Металлические уголки на месте, а вот фотография… Осталась только моя кособокая надпись: «Эдвард Каллен. Кухня Чарли, 13 сентября».
Все, больше смотреть незачем, он вряд ли что-нибудь пропустил…
«Ты сможешь жить полноценной жизнью, будто никогда меня не знала», – обещал Каллен.
Пол в моей комнате гладкий, деревянный. Касаюсь его ступнями, теперь ладонями, а теперь – виском. Милый Господи, пусть я потеряю сознание! Увы… Волны страшной боли, прежде лизавшие ноги, поднялись и накрыли с головой.
А мне и не хотелось всплывать…
ОКТЯБРЬ.
НОЯБРЬ.
ДЕКАБРЬ.
ЯНВАРЬ.
Глава четвертая
Пробуждение
Время идет. Идет вопреки всему. Даже когда любое движение секундной стрелки причиняет боль, словно пульсирующая в синяке кровь. Идет неровно: то несется галопом, то тянется, как кленовый сироп. И все же оно идет. Даже для меня.
Чарли ударил кулаком по столу:
– Все, Белла, ты едешь домой!
Я оторвала глаза от корнфлекса, который скорее изучала, чем ела, и изумленно уставилась на отца. Нить беседы давно потеряна – разве мы вообще беседуем? – и я не знала, как понимать папины слова.
– А это разве не дом? – сконфуженно пробормотала я.
– Вернешься к Рене в Джексонвилл, – пояснил он.
Кипя от гнева, папа наблюдал, как до меня доходит смысл его слов.
– Что я сделала? – Как несправедливо! Четыре месяца я вела себя просто безупречно. После пер вой недели, о которой мы тактично молчали, ни разу не пропустила школу. Отлично училась. Не наруша ла комендантский час (как же его нарушить, если вечерами сидишь дома?) и чуть ли не каждый день готовила горячий ужин.
– Ты ничего не делаешь – в этом вся беда, – нахмурился Чарли. – Никогда ничего не делаешь!
– Хочешь, чтобы у меня появились проблемы? – удивилась я. Как трудно поддерживать разговор! Я так привыкла отвлекаться от происходящего, что пробки в ушах образовывались сами собой.
– Лучше проблемы, чем… чем вечная хандра!
Обидно! Я же старалась не замыкаться в себе и не хандрить!
– Я не хандрю!
– Извини, неправильно выразился, – съязвил папа. – Даже хандра – это какая-то активность, а у тебя ею и не пахнет. Ты просто неживая… Да, Белла, именно неживая.
Обвинение попало точно в цель. Тяжело вздохнув, я попыталась ответить как можно эмоциональнее:
– Прости, папа! – Боюсь, получилось вяловато. Я-то думала, что обманываю Чарли для того, чтобы уберечь его от страданий. Тяжело сознавать, сколько усилий потрачено напрасно.
– Не надо извиняться.
– Хорошо, – вздохнула я, – тогда скажи, что делать.
– Белла, – нерешительно начал Чарли, внимательно следя за моей реакцией, – милая, ты ведь не первая, на чью долю выпадают подобные испытания…
– Да, знаю. – Моя ухмылка получилась слабой и неубедительной.
– Слушай, думаю… думаю, тебе нужна помощь.
– Помощь?
Папа заговорил не сразу, тщательно подбирая слова.
– Когда твоя мама уехала, – хмуро начал он, – и забрала тебя… Я впал в настоящую депрессию.
