Элис Хоффман - Третий ангел

— Элли никогда не бывает напугана, — заверила его Мадлен.

Пол резко рассмеялся и тут же закашлялся.

— Ты совсем не знаешь ее, хоть уверена в обратном. Она ужасно боится.

— Тебе вредно разговаривать. Помолчи, пожалуйста. Отдохни.

— Еще отдохну. Только не говори мне, пожалуйста, что я обязательно поправлюсь. — Он устало прикрыл глаза. — Пусть хоть один человек будет честен в этом.

— Примерно так, как ты был честен со мной?

— Я не врал тебе. Ты сама обманывалась. И если ты намерена провести со мной мои последние часы, могла бы, по крайней мере, развлекать меня.

Отчего пропала ее ненависть к нему? Если она кого и ненавидит, то саму себя. За собственную глупость. За то, что предала сестру.

На лбу Пола вздулась синяя вена, прежде Мадлен ее не замечала.

— В таком случае, хочешь я расскажу тебе одну историю? — начала она. — Причем абсолютно правдивую. В отеле, где я остановилась, живет привидение.

Пол тихонько рассмеялся, взгляд стал явно заинтересованным. Глаза его так сильно слезились!

— Серьезно, — продолжала она. — Оно преследует одного человека, а тот ежедневно приходит в бар этого отеля и проводит там целые вечера.

— Милая сестренка. Ты — сама невинность. Похоже, веришь всему, что тебе рассказывают. Следующий раз ты мне расскажешь, что видела черта около моей кровати.

С первой койки, у двери, донеслись громкие стоны старика.

— Задерни эту идиотскую занавеску, — попросил Пол. — Люди имеют привычку умирать очень шумно. Хоть могли бы, кажется, подумать об остальных.

Мадлен поднялась, чтобы выполнить его просьбу, и бросила быстрый взгляд в сторону того, другого. Поняв по страдальческому виду, какая страшная боль его терзает, она внутренне поежилась и снова обернулась к Полу. С другой стороны его кровати тоже имелась занавеска, но она была задернута, поэтому девушка не видела, есть ли за ней еще один пациент, только широкий поток света струился с той стороны, по-видимому, там находилось окно. Пол подтянул колени к груди, он был так худ, что кровать казалась пустой. До этого момента она еще не верила, что он умирает.

Никогда она не научится ухаживать за больными. Как только дело доходит до этого, ею овладевает желание сбежать. Сейчас она вспомнила те обидные слова, которые когда-то говорила матери: «Если у тебя не рак, с чего мне с тобой нянчиться», и просто возненавидела себя за них. Человек, у чьей кровати она сейчас сидела, не имел ничего общего с тем, с кем она переспала весной. Этого Пола она почти не знала. До чего ей хочется сбежать из этой палаты… А потом она будет идти дальше, дальше и ни разу не остановится, пока не дойдет до того островка белых роз, который она видела в парке.

Но Мадлен взяла себя в руки и вместо побега придвинула стул к кровати. Испуганно подумала, не обидела ли она его чем-либо.

— Я решила, что после того, что произошло между нами, я имею право ухаживать за тобой.

Пол снова рассмеялся, короткий сухой смешок тут же угас.

— Ты что, вообще? Перед собой ты видишь доедаемого раком злобного самовлюбленного эгоиста. На черта он тебе нужен?

Говорить он не смог, стал задыхаться, хватать ртом воздух. Отвернулся от Мадлен, его больное тело, казалось, сейчас распадется на составные части, будто мускулы больше не связывали его. Опухоль распространялась вдоль позвоночника, и конец должен был наступить катастрофически быстро. Каждая кость превратилась в рваную ткань, до такой степени она была изглодана болезнью.

— Я люблю одного-единственного человека. И тебе известно кого.

Прошептав эти слова, он затих, но Мадлен показалось, что она слышит тихие всхлипы.

— У нас во дворе росло огромное дерево, — зашептала она. — Стоило на него забраться, и ты мог достать небо рукой. Мы привязывали к его ветвям колокольчики и ленты, чтобы привлечь птиц. Но они появлялись, только заслышав голос Элли. И никогда не слушали меня.

— Правильно. — Веки его были по-прежнему плотно сомкнуты, но на губах появилась тень улыбки. — Умница, сестренка. Развлекай меня. Я знал, что в этом деле на тебя можно рассчитывать. Расскажи еще что-нибудь про нее.

Когда она вернулась к себе в «Лайон-парк», ей сообщили, что у нее посетитель. Она заглянула в ресторан и увидела, что там сидит Люси. Мадлен очень хотелось подняться к себе и передохнуть, но она все-таки подошла к матери. Та постеснялась заказать виски, хоть хотелось ей именно этого, и теперь на столике перед нею стояли стакан вина и небольшая ваза с кубиками льда. В городе становилось все жарче и жарче. Хоть зал ресторана был, как и номера отеля, снабжен кондиционером, но воздух в нем был таким же затхлым и душным.

— Здесь словно бы ничего не изменилось. Просто все стало гораздо более старым.

В прошедшие дни она несколько раз отправлялась на прогулку и обязательно стремилась пройти мимо «Лайон-парка». Когда-то именно в этих стенах она впервые поняла, как важно для человека не изменять себе, чтобы не лишиться самого главного в жизни.

— Я остановилась здесь, потому что помнила, как ты рассказывала нам об этом отеле, — сочла нужным объяснить Мадлен — И видела у тебя ту пепельницу. Но я почему-то думала, что тут красивее.

— Видишь ли, тогда я впервые приехала в Лондон. Да и вообще в самый первый раз побывала в Европе. Во время нашего свадебного путешествия мы останавливались здесь же. Их каменный лев никуда за эти годы не делся.

— Скажи, мама, почему из всех вас я последней узнала о том, что Пол болен?

— Он скрытный человек. К тому же сейчас ему очень плохо. Элли сказала мне, что она не хотела торопиться со свадьбой, пока не был поставлен окончательный диагноз, и что она не оставит Пола. Так она решила.

— И потому обманывала меня?

— Она не обманывала.

— Ну конечно. Элли у нас такая замечательная. Такая правдивая. На конкурсе сестер ей непременно присудили бы награду.

Люси рассмеялась было, но тут же смолкла, поняв, что дочь серьезно обижена.

— В качестве награды ей достался смертельно больной жених.

— Я могла бы ей помогать, — возразила Мадлен. — Делила бы с ней часть забот и ухаживала за Полом.

Люси потянулась через стол и взяла дочь за руку. Мадлен всегда была уверена, что мать не любит ее. Вернее, любит, но совсем не так, как она любит старшую дочь. А в качестве доказательства ей всегда приходил на ум один случай. Однажды она, войдя в комнату больной, увидела, что свет погашен и мать лежит в темноте с закрытыми глазами. Люси тут же почувствовала, что кто-то вошел, обернулась в сторону двери и вздрогнула. Мэдди послышалось, что она сказала что-то вроде: «Я не могу», и девочка выбежала из комнаты. Долгие годы она была уверена, что мать хотела сказать: «Я не могу заботиться о тебе. Не могу любить тебя». Но сейчас впервые ей пришло в голову, что, возможно, она ошиблась. На самом деле мама хотела сказать: «Не могу, когда ты на меня так смотришь. Я слишком люблю тебя для этого».