Мертвым можно всё - Евгения Соловьева
– Ах, какая у него лютня… – протянул подошедший следом Фарелли. – Мечта! Знаете, синьор Вальдерон, у меня дома тоже лютня осталась. Лучший итлийский мастер делал! Вендийский палисандр, позолота, инкрустация. Неплохой домик можно было бы купить… Как я ею гордился! Не представляете…
– И что? – с любопытством спросил Аластор, уловив жалобные нотки в голосе итлийца.
– И ничего, – вздохнул тот. – Вы посмотрите на эту! Старое темное дерево и струны – больше ничего. А я ее в руки взял и пропал. У нее голос – живой. Она к рукам льнет… Я не знал, что так бывает!
– Узнайте имя мастера, – посоветовал Аластор, удивляясь тоске, звучащей в голосе итлийца. – Может, у него такую же закажете.
– Это вряд ли, – странно усмехнулся тот, и Аластору невольно подумалось, что сегодняшний вечер то выворачивает душу наизнанку, то полон странных взглядов, улыбок и скрытых мыслей. – Не закажу. Да и не время сейчас для лютни… Просто жалко. Вот так не встретились бы – я бы до сих пор думал, что моя позолоченная роскошная дурочка – самый лучший инструмент. Забавно, м?
И, не ожидая ответа, отошел. Аластор проводил его взглядом, удивляясь неожиданной откровенности. Айлин, закончив слушать объяснения, поблагодарила арлезийца, и тот коротко кивнул. А подруга, зевнув и смущенно прикрыв рот ладошкой, извинилась и ушла в палатку.
– Знаете, дон Аластор, – сказал арлезиец, поднимая на него взгляд от исчерченной земли. – Рассвет уже близко. Пожалуй, не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. До дороги недалеко, а спать мне не хочется. Я поеду…
– Как пожелаете, – согласился Аластор.
И каким-то внутренним чутьем понял, что вот так эта встреча и должна закончиться. В самом деле, что тут осталось до рассвета? И сказать им друг другу больше нечего, в мыслях и на сердце пустота, будто их промыли холодной водой дочиста.
– Синьор Фарелли! – окликнул Раэн итлийца. – Не хотите ли немного проводить меня?
И снова этот быстрый обмен взглядами, а потом Фарелли, к удивлению Аластора, кивнул.
– Я недалеко, – сказал он Аластору, словно извиняясь, и пошел отвязывать одну из своих гнедых.
Аластор глянул на палатку, где было тихо и темно, но почему-то остался у костра, подкладывая сушняк по веточке и бездумно глядя на багрово-золотые угли.
«Недалеко» растянулось часа на два. А может, и на три. Рассвет уже вовсю красил небо розовым и желтым, когда итлиец вернулся. Спрыгнул с гнедой, и Аластор невольно насторожился.
Фарелли ведь был почти трезв, когда уезжал, хмель у него давно должен был выветриться. А итлиец шел мягко и плавно, словно выверял каждое движение. Так двигаются те, кто перепил, но изо всех сил пытается казаться трезвым. А еще у него блестели глаза. Нагло, томно, непристойно, как у ошалевшего от весенних игрищ кота. И улыбка словно сама собой тянула губы. Распухшие. И покрасневшие, Аластору с нескольких шагов это было видно.
– Кажется, я совсем не разбирался в арлезийцах, – изумленно сообщил Фарелли.
Он остановился у ближайшего к костру дерева, привалился к нему и словно растекся по стволу спиной.
– Этот какой-то совершенно неправильный! – продолжил он, глядя в темноту мимо Аластора и продолжая блаженно улыбаться. – Не-воз-мож-ный…
Аластор несколько мгновений глядел на него, не понимая. А потом соединил все эти взгляды и улыбки весь вечер, и прикосновения словно бы невзначай, и приглашение проводить… И эту развратную довольную улыбку. И губы итлийца, вызывающе яркие на смуглом лице, словно Фарелли долго и упоенно целовался. Или… Но тут Аластор запретил себе даже думать обо всем этом! Вообще! Совсем не думать не получалось, конечно.
Он честно попытался найти в себе брезгливость или презрение. Все-таки эти итлийские нравы, о которых ходит столько грязных слухов, оказались правдивыми. Но дон Раэн?! Он же и правда арлезиец! А про тех как раз известно, что они никогда, ни за что, и сама мысль об этом – страшное оскорбление! И что же получается? А главное, как к этому относиться? Фарелли же спит с ними в одной палатке!
«В своей палатке, – напомнил себе Аластор. – И вообще, он простолюдин, правила дворянской чести его не касаются. А меня не касается его жизнь, потому что он не мой слуга. И не мой друг. Просто случайный спутник, с которым скоро расстанемся и вряд ли еще когда увидимся. И это же значит, что Айлин в безопасности! Если Фарелли предпочитает… мужчин, он даже смотреть на нее с грязными помыслами не будет! Ну и хорошо. То есть ничего особо хорошего, но… у нас погоня канцлера на хвосте, а то и люди лорда Бастельеро. Вокруг демоны, впереди сложный магический ритуал, а еще надо раздобыть провизию… Какое мне дело до склонностей какого-то итлийца?»
– Не думаю, что хочу об этом что-то знать, – сказал он сухо.
Наглый итлийский котяра посмотрел на него едва ли не с оскорбительной жалостью, насмешливо поклонился, и тут из палатки высунулась зевающая Айлин.
– Что, уже утро? – жалобно спросила она. – Как это жестоко с его стороны! Так быстро наступи-и-ить… Я себя чувствую, как будто всю ночь…
– Танцевали? – невинно осведомился Фарелли.
– Могилы раскапывала, – ядовито сообщила Айлин. Снова зевнула и добавила: – Кстати, вам обоим просили кое-что передать. На память о встрече, как он сказал. – Она зябко обхватила себя руками. – Дон Раэн такой странный… «На память о нынешней встрече» – так он сказал точно. Как будто были другие… Или он имел в виду, что мы еще встретимся? М-м-м-м, а мне он подарил такое заклинание! Я еще не совсем с ним разобралась, но это что-то… что-то потрясающее! – Она снова зевнула. – Его надо обязательно передать в Академию… потом. Так вот, синьор Фарелли, для вас он оставил свою лютню!
– Что? – выдавил итлиец мгновенно севшим голосом, и Аластор увидел, как с его лица разом исчезло выражение обожравшегося кота. – Он – что?
– Лю-ю-ютню! – душераздирающе зевнула Айлин. – Ой, простите… Он сказал, что она выбрала вас. Лютня то есть! Что у вас правильные руки-и-и-и… А тебе, Аластор, совет!
– И какой? – хмуро уточнил Аластор.
Совет. От едва знакомого арлезийца и наверняка пройдохи! Еще и мужеложца! Какой совет может ему дать настолько подозрительная личность?!
– Не слушаться никого, кроме себя, – сказала Айлин, и в ее звонком голоске Аластор вдруг услышал мягкий тон арлезийца. – Он сказал, что ты должен понять только одно. Ты за все отвечаешь сам. И, значит, слушаться должен только себя. Простите, господа, я – спать!
И снова скрылась в палатке.
– Лютню, значит… – проговорил окончательно протрезвевший Фарелли, хотя глаза у него так и блестели. – А синьорине Айлин – заклятие. А вам, синьор Вальдерон, совет… Вот как можно так спросить, что наизнанку выворачиваешься! И солгать – невозможно. Я же другого хотел пожелать… То есть не хотел, а должен был! А сказал – что хотел. Глупость полную… Вот как с лютней этой.
Итлиец вдруг замолчал, словно у него сдавило горло. И посмотрел на кожаный футляр, лежащий у костра, едва ли не с ужасом.
– Ну так догоните и верните, – огрызнулся Аластор. – Или бросьте ее здесь! Никто же не заставляет брать!
– Ну нет… – протянул Фарелли и бережно поднял футляр, прижав его к себе. – Будь она хоть проклята – все равно возьму. Да и не верю я, что он это со зла. Вы же помните! Этот вечер!
Аластор молча кивнул и подумал про себя, что вечер был невероятным. И их странный гость – тоже. Но чутье кричит, что зла он им не желал. И подарки эти – от души. А совет… над советом он обязательно подумает. Как-нибудь потом, когда выспится и голова прояснится.
Глава 3
Заботы лордов
Проснулись они от холода. Аластор почувствовал, как заворочалась Айлин и двинулась
