"Кэшбек" для Судьбы и учеба вне правил - Татьяна Мираббилис
Паренек густо покраснел. Это было заметно даже под его смуглой кожей.
— Не смущайтесь, милейший! Просто в разбираемое нами время все так и произошло. Почти все высокородные разошлись в разные стороны света. А те, кто остался, не имели потомков, кроме нагов из моряков-охранников. А они все были с островов Клана Черной Кобры. Ну, кто еще что-то знает? Как насчет мифологии?
— Я знаю, что где-то в Азии была богиня плодородия и пшеницы Ренуне-тет, — послышался неуверенный, тонкий девичий голосок. — У нее нижняя часть тела была змеиная.
— Да, была такая богиня, — улыбнулся мэтр. — Только наговской была у нее верхняя часть.
Девица зарделась и постаралась спрятаться за соседкой.
— Она была в помощницах у самой Афины. Афина же вышла из пены морской в первый раз на землю тоже со змеиным хвостом. Вернее сказать, выплыла-выползла. Вы знали об этом? Афина — потомком нага-метаморфа, вот почему на суше могла меняться в чисто человеческий образ.
— Но подождите, профессор, — Томас Пигопус осторожно прервал мэтра Ситале. — По легендам, Афина — дочь самого Зевса.
— А еще по тем же легендам, она родилась из его головы, — профессор снисходительно улыбнулся. — Когда людям что-то непонятно, они пытаются найти объяснения на уровне своего понимания природы. Отсюда и такие легенды. «Как могу, так объясняю, то, что вижу», — лозунг всех древних людей. Сначала все обожествлялось. Потом — очеловечивалось. Появились полусущества-полузмеи. Далее — разные атрибуты с изображением божеств. В нашем случае нагов и их потомков. В древних символах наги приобрели разное, иногда противоречивое значение. Таинственное, перед которым благоговели. Магическое, дарящее мудрость и познания, тайны подземного мира и волшебных исцелений. Они были символами плодородия, прорицания, защиты и наказания. Это и объясняет разнообразие существ разной степени божественности, похожих на нагов, у которых, кстати, по всему миру очень много потомков. Вот послушайте, как прекрасно сказал о нас человеческий поэт:
«Струиться змея по руке.
Змеиться река вдалеке.
Мелькают над ней облака.
Стекают в ладони века.
Врачуя земные края,
В туманах клубиться змея.
Мерцает вселенский покой,
Хранимый незримой рукой…» **
— Великолепно, не правда ли?
— А я знаю, что в наших сказках змей всегда громом ведовал. Либо домовиком был на хозяйстве. И ему всегда молочко в блюдце ставили, в благодарность за хозяйстенность. Либо, вообще, лихим чудищем был. И в пещере жил, — протараторила круглолицая деваха явно славянской наружности. — Но там всегда, то ли змей о трех головах был, то ли дракон. Нет в летописях уточнений. — Она пожала богатырскими плечами.
— И это правда, — подтвердил профессор. — Люди не могли и не могут однозначно выразить к нам свое отношение, а потому не дают точного описания, оставляют за собой возможность представлять нас, потомков нагов, в выгодной для себя ипостаси, а также сохранять место всяким придумкам. Тем более не забываем, что у нагов, как и у некоторых их потомков до сего времени, действительно присутствуют небольшие рудиментарные конечности. Задние. Но этого факта стало достаточно, чтобы в глазах людей наг и дракон стали чем-то единым. А по поводу отношения… Вот послушайте, что написал другой человеческий поэт, явно нелюбящий и демонизирующий змей. Для своих нападок он выбрал совершенно безвинную медянку:
«Змея — Медяница, иначе медянка,
Год целый бывает слепа.
И пусть перед нею любая приманка,
Она неподвижно-тупа.
Но дивные чары Ивановой ночи
Ей острое зренье дают.
Сверкают змеиные рдяные очи,
Смотри, не встречайся ей тут.
Хоть будь ты одет перед нею бронею,
Бороться, надеяться, брось, -
Она на врага устремившись стрелою
Его пробивает насквозь…» ***
— Не правда ли, нелепость? И подобных поверий-несуразиц встречается немало, — профессор помолчал, давая нам всем проникнуться вероломством человеческого ума на пустом месте, и продолжил:
— Но не смотря на свою паранойю, этот же поэт пишет и такие прекрасные строки:
«Голубая Змея с золотой чешуей,
Для чего ты волнуешь меня?
Почему ты как море владеешь Землей,
И кругом предстаешь как Эфир мировой
С бесконечной игрою огня…» ****
— А у нас древний змей — бог радуги, — послышалось откуда-то с боку после новой небольшой пафосной минуты молчания.
— Это все подтверждает, что нагов связывали со стихией воды и плодородия, — довольно улыбнулся профессор. — А вот у многих народов Африки название «змей» созвучно с названием «земля» и несет в себе не только смысл плодородия, но и знания мира мертвых. Может кто-то хочет подготовить нам эссе о богах Ра и Аппопе к следующему занятию? И, особенно, какую роль играют в их образе змеи? Вот Вы, адепт, — обратился мэтр к слившемуся с партой геккончику, — подготовьте нам небольшую ознакомительную справочку. В нашей библиотеке информации об этом более, чем достаточно, — подбодрил он растерявшегося Люгеста.
— А в Азии еще есть бог-змей в перьях. И даже первый правитель древнего Китая по сохранившимся письменам ведет свою династию от этого нага. Да-да-да, я сама читала, — к обсуждению подтянулась еще одна адептка. — Не змей. Нагов!
— Ну, положим, у мексиканцев тоже есть змей с перьями, — проявил сведущность в обсуждаемом вопросе ядозуб. — Кетцааль. У ацтеков богом был.
— Зато у китайцев есть великий бог-наг, спасший всю землю от разрушений. По поверьям, он обернулся своим могучим телом вокруг земли, когда ее трусило, и не дал развалиться на части, — выкрикнула девица, рассказавшая о пернатом божестве.
— А у скандинавов гигантский змей сражался с их богом наравне, и даже убил одного из их божественного пантеона, — Язур Неш не сдавал позиций знающего. — И тоже наг. Не змей в каком-то там колене.
— М-да, хочу обратить ваше внимание, адепты, что в тех случаях, где речь идет об истинных нагах, часто встречается такое сравнение, как змеиный царь.
Профессор уже задорно улыбался. Похоже разгорающийся азарт между адептами грел его душу ученого мужа. Но тут прозвучал звонок — пара закончилась, а с первого ряда внезапно продекламировали:
«… Голубая змея с золотой чешуей,
Я еще не забыл Вавилон.
Не забыл теокалли с кровавою мглой
Над родимой моею …землей,
Где возлюблен был сердцем Дракон.
Я еще не забыл …
Ни того, как мучимый Судьбой
Лотос Будды взрастил, мой расцвет голубой,
Чтоб взойти в нетревожимый Рай.» **** Мэтр недовольно передернул плечами и задумчиво воззрился на адепта. Как раз этого куска стихотворения по своей доброй воле Илаф Ситале никогда бы не продекламировал адептам.
— А Вы…
— Адепт Хенсай Нияз, спецгруппа госпожи Аринар Арнель к Вашим услугам, мэтр.
— А Вы, адепт Нияз неплохо разбираетесь в поэзии, — не то похвалил, не
