Евсения - Елена Саринова
— И что с того? — непонимающе прищурилась я на рассказчика.
— Да то, что с тех пор стала она самой первой "страшилкой для местных". Так разошлась, что гребли от нее наутек, даже без весел. А все от страха пережитого. Видать, в голове что-то стряслось в тот момент, — важно подытожил бес, почесав шерстяной бок.
— Ага… От страха.
— Да это не только от страха бывает. Может быть просто, от… от… — задумчиво закатил он к темнеющему небу глазки. — от впечатления сильного.
— Значит, я вначале сильно должна была… "впечатлиться"? — вновь вспомнила я те самые манящие огни в бездонно черных глазах.
— Точно! Вначале впечатлиться. Это и было тебе толчком. Точнее, не тебе, а дремлющей внутри тебя магии.
— Ну и на кой мне теперь эта магия? — с сомнением хмыкнула я, а потом, вдруг, круто развернулась к замершему Тишку. — Слушай, а как ты думаешь, может она мне помочь избавиться от моих ночных кошмаров? Ведь это было бы… новая жизнь у меня бы тогда была. А, Тишок?
— Помочь избавиться от того сна? — внимательно переспросил он.
— Да.
— И от ночных прогулок по моей тропке после него?
— Да.
— И чтобы ты смогла потом начать новую жизнь, в другом месте с другими людьми?
— Ну-у, да.
Тишок глянул куда-то в сторону, потом вздохнул и поднял на меня глазенки:
— Знаешь что, Евся. Я, конечно, водяной бес, но к воде сильно не привязан. Поэтому, совладать с ней не могу и управлять ею не умею. Но, я зато, умею ее слушать. Иначе, не узнал бы про твой полет с моста. И вода мне нашептала, что все в мире течет и все изменяется, если только этого захотеть. Но, больше я тебе сказать ничего не могу. И даже наша с тобой "подельничья" дружба не поможет. Здесь связь по крепче мне язык сковывает. Только, знаешь, что? — дернул он кисточкой на хвосте. — Пообещай мне, очень тебя прошу.
— О чем ты, Тишок? — затаила я дыхание.
— Что не бросишь одного в беде.
— Хорошо, обещаю, — кивнула я в ответ, сама еще толком не зная, к чему волховецкому слуге мои зароченья…
ГЛАВА 7
Вернувшийся к вечеру дня следующего волхв застал всю домашнюю картину прежней, без каких либо, видимых его оку изменений и, немного пометав глазами от Адоны ко мне, стих, буркнув лишь:
— Баньку истопите. А то намытарился по зною да мошкаре, — ну и слава всем его «дальнозорким» богам.
А потом потянулись наши долгие летние дни, отсчитывающие первый и самый главный из трех «разнотравных» месяцев. Батюшка Угост с головой погрузился в скопившиеся весевые дела, об очередном завершении которых мы с Адоной узнавали по возникающим на нашем пороге, то корзины с яйцами, то мешка с мукой. А один раз, так и вовсе — привязанного за длинные рога к перильцам, черного, в гроздьях репьев, козла. Правда, задира этот вскорости исчез. Вместе с волхвом, на кроваво-красном закате. В аккурат за два дня до самого большого летнего праздника — Солнцеворота. И куда они на пару направились, мы с дриадой точно знали, хотя вслух такие дела (и даже жестами) обсуждать обеим совсем не хотелось.
Я за неделю сумела, все ж пару разочков, вырваться (под разными, подсунутыми Адоной, предлогами) в весь к своей дорогой подружке. Но, посекретничать с ней у нас все как то не получалось… Эх, жаль, одуваны окончательно отцвели. А то б отплатила я Любоне ее же «душевной открытостью». Да, думаю, случай такой еще представится. Это я про «посекретничать»…
Сейчас же все мысли мои были заняты еще одним важным занятием, на которое я тратила время тоже, к сожаленью, урывками…
— А ты меться лучше!
— А ты не прыгай передо мной!
— А ты… А-ай! Мазила тиноглазая!
— Сам ты, егоза хвостатая!.. Э-эй! Куда побежал?! — вслед запетлявшему меж деревьев бесенку прокричала я и в сердцах плюнула. — Каждый раз, одно и тоже.
Занятия наши по освоению «водной магии» шли с переменным успехом, выражался который в одном лишь подбитом глазе у Тишка (чем для нас обоих не успех?). И основаны были, исключительно на наитии, без всяких научных знаний. Хотя бесенок утверждал, что и знакомство с «начатками» мне мало чем поможет, так как сила моя от привычной, стихийной магии, все ж отличается. Да мне о том судить глупо. Поэтому я пока лишь «поднимала» воду из горшка. Потом ее на весу замораживала (почти всегда удачно) и училась метко сей зависший «хрусталик» в мишень метать. В остальном же приходилось только наблюдать за собой да к себе прислушиваться. Ведь что такое понимание магии для дриады — окружающий ее мир. Именно он дает ей силы в нужный момент и силы эти также естественны для нее, как умение дышать или видеть. Потому как дриада и сама — часть этого мира. Листик на дереве. Ягода на кусте или цветок на лугу. Кому как краше покажется. А привычная, стихийная магия подразумевает собой нечто иное. Выражаясь простым языком — подчинение этой самой силы, для которого магу приходится выписывать нужные знаки и шептать формулы-заклятья. Потому как маг — просто ее умелый (или не совсем) пользователь. И то, что дается дриаде «даром», по праву причастности, как любому лесному духу, магу приходится с усилием брать… Чем же являлась сейчас я, со своими, вдруг проснувшимися способностями, для меня же самой оставалось по сей день загадкой. Поживем — увидим…
— Ладно, вылазь! У меня все одно вода в горшке кончилась.
— А, точно? — высунулось из под корней вяза одно серое ухо.
— Точнее не бывает… Разве что… ледышки по траве пособирать… — ухо дернулось и тут же исчезло. — Да я пошутила, вылазь! Пошли со мной к Тихому ручью. Я оттуда новой наберу! — крикнула, уже разворачиваясь на ходу.
— Ох, горе мое, горемычное… Хорошо хоть, не к Желтку, — выбрался бесенок из мшистого сплетения
