Ведьма для императора - Дарья Ву
Я высунулась из-под одеяла. Потянулась к закрытой двери, вслушиваясь тщательнее прежнего. Больше Коэна слышно не было. Вернее, до меня не доносился его голос. Я не могла с уверенностью сообщить, он шуршал и чем-то постукивал, или нет.
Убедившись, что вся одежда на месте, я оделась, натянула и на цыпочках подобралась к двери. Открыла. Выглянула в пустой от кого-либо коридор. Коэн точно находился в доме, но и один он там не был. Хотелось позвать, но не привлечь притом постороннего внимания.
Передо мной показался коридор, тянувшийся в две стороны. С одной падали солнечные лучи, в другой притаились тени. Стена напротив меня полностью состояла из бумажных ширм с оконцами во внутренний двор. Я двинулась в солнечную сторону. Добралась до внешней стены и разветвления коридора на ещё две стороны. Осмотрелась. Один путь был мне знаком, он вёл к входу, другой манил неизвестностью. Там внешняя стена оканчивалась, а за ней виднелась веранда, выходящая во внутренний двор. Я было пошла в сторону двора, но остановилась.
Из одной комнаты, помимо стука, раздался мужской голос. Коэн!
Без задней мысли я пошла на звук и распахнула дверь-ширму, готовая поприветствовать господина. Вот только слова застряли в глотке.
Коэн меня не заметил, или не обратил внимания. Он стоял перед деревянным манекеном и деревянным же шестом наносил ему удар за ударом. Правда, не тренировка лишила меня дара речи. На вспотевшем господине были надеты лишь свободного кроя брюки. Он стоял босиком и с открытой спиной. Широкой, мускулистой открытой спиной. Плечи и позвоночник блестели от капелек пота. Мышцы на руках напряглись, отчего просматривались особенно хорошо. Их контуры, словно изящные линии скульптора, выражали силу и грацию. Светло-золотистая кожа, будто поцелованная солнцем, притягивала взор, отчего мои щёки запылали. Я сглотнула собравшуюся во рту слюну, во все глаза уставившись на открывшуюся мне картину.
Коэн обернулся, продемонстрировав кубики пресса на твёрдом животе. Я невольно задышала глубже, ртом. Над верхним краем брюк виднелся слегка впалый пупок, а сразу под ним к брюкам вела полоска из светлых волос. Я сглотнула. Полоска приближалась.
Ладонь господина легла на мой лоб. Такая приятная, прохладная. От господина веяло чем-то цитрусовым. Я даже глаза прикрыла от удовольствия.
— Да ты горишь! — ужаснулся он, приведя меня в чувство.
— Я, нет… — я закашлялась и отвела взгляд в сторону. — Со мной всё хорошо. Только есть хочу.
— Не ври, — проговорил он строго. — Ты простудилась, а всё из-за дождя, и теперь горячая. Даже щёки раскраснелись.
Глава 20
Уж не знаю, как это произошло, но меня вернули в постель. Вместо завтрака выдали куриный бульон. На лоб опустили мокрую тряпицу. Я не находила в себе смелости объяснить господину причину своего румянца. Да и как? Вместо этого, дождавшись, когда Коэн, всё ещё одетый только в штаны, оставил меня в комнате одну, я развернулась лицом в плоскую подушку и простонала в неё. Какая же я глупая!
Пришлось пролежать так почти целый день. Это, конечно, не очень плохо. У меня появилась возможность перечитать тонкую книжку, а вечером я надеялась расспросить Коэна, как же мне заняться медитацией.
Я не спросила. Не посмела ни слова выговорить первой, когда он вошёл. Я только заметила, что глаза господина ещё потемнели. Теперь от зелёного в них был лишь оттенок. Черты лица господина слегка заострились, а сам он будто побледнел. И под глазами вновь залегли синяки, пока не яркие, но уже заметные.
После того как Коэн убедился, что жар прошёл, я выпалила, что он голодный. Господин замер на миг, хмыкнул, но ничего не ответил. Однако смотрел он на меня как-то странно. Его взгляд замирал то на запястьях, то на шее, то, просто, на мне.
— Ты хочешь моей крови? — догадалась я.
— Не люблю кровь. Она кислая.
— Но, ты же голоден.
— Магически истощён, — поправил господин. — Снова тыкаешь. Я предпочитаю другие способы восстановления энергии.
— Как в книге! — обрадовалась я возможности поговорить о медитации.
— Если другого способа нет.
Я нахмурилась. Он только что сказал, что кровь не любит, а потом почти сразу заявил, что хочет её. Окончательно запутавшись, я отложила разговор про медитацию и уточнила. Со вздохом Коэн напомнил, что я, вроде как, не ребёнок уже. Взгляд его стал тяжёлым. Во мне закрадывалось подозрение, что я сильно сглупила. Вот только, где я сглупила — понять не могла.
— Соитие, Летта, — подсказал, наконец, господин, отчаявшись в надежде сыскать понимание. — Это когда мужчина и женщина наслаждаются друг другом.
— Я знаю, что это, — насупившись сказала я, густо краснея.
— Я не хочу твоей крови, — медленно, спокойно продолжил пояснять господин. — Я хочу тебя. Твоё тело.
— А как же печать? — осипла я.
Да, меня волновало вовсе не закрепление, но его-то, его-то оно должно волновать!
И впрямь, господин устало вздохнул и повёл плечами. Отвернулся от меня и посмотрел куда-то в угол.
— Если подумать, то есть способы, чтобы печать не закрепилась.
— Какие? — живо заинтересовалась я и прикусила язык.
Господин улыбнулся. Его глаза, такие тёмные сейчас, будто дно колодца, вновь посмотрели на меня. Тепло.
— Я не уверен, что это не приведёт защиту печати в действие. Понимаешь ли, некоторые особенности могут и не начаться, если не провоцировать. Впрочем, я могу обойтись и без этого вовсе. Ты, я так понял, прочла книгу? Молодец. Рассказывай, что поняла.
Я живо пересказала всё, что узнала. Подобно Саре, любившей указывать на каждую мою ошибку, Коэн время от времени поправлял меня. Только он не перебивал, как это делала Сара. Сначала выслушивал, а после подсказывал, как строить фразы верно. Затем поинтересовался, устала ли я. Я призналась, что, хоть и провела весь день полулёжа, да, устала. А он вдруг обрадовался этому и сообщил, что раз я устала, то лучшее время для начала учёбы — сейчас.
Так мы пошли на улицу. Во внутреннем саде оказался небольшой фонтанчик, а возле него пустой кусочек земли. Примятый, будто кто-то время от времени любил на нём посидеть. Сегодня это была я. Разувшись, я примостилась на холодную землю и посмотрела в покрывающееся звёздами небесное полотно.
Коэн сидел неподалёку. Напротив меня. Он велел закрыть глаза и дышать носом. Медленно, ничего не считая, лишь прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ну как? —
