Казнь длиной в четыре тысячи лет (СИ) - Смирнова Юлия

Я с упоением, даже с чистой совестью позволила мужчине раздеть меня и овладеть мной. Забыть о том, кто он такой и ради чего я позволила ему спать со мной — было опасно; не забывать об этом — ещё опаснее: вдруг он способен прочесть мои мысли? Я помнила слова Леалла о способности полукровок без труда проникать в чужую голову. Глубоко внутри я уговаривала себя, что без того, чтобы сдаться ему, моя конечная цель недостижима… и поэтому я не просто имею право — я должна, именно должна изменить Кондакову. Ведь это всего лишь второе тело — тело сна. Это ничего не значит. Моя цель — спасти людей и закрыть проход — оправдывала эту измену, это упоение, в котором я тонула.

— Ты всегда боялась не устоять передо мной, — самодовольно ухмыльнулся Керан, замыкая меня в объятиях и входя в меня. Вместе с первым толчком внутрь я ощутила глухую боль — сладкую, совсем не такую острую, как когда я спала с Кондаковым в Лунде в первый раз. Это тело всё ощущало иначе… и я торопилась получить потрясающий опыт — волею судеб с опасным убийцей, с психопатом, который не пожалел ни своих родителей, ни детей, ни людей, принесённых в жертву лесу. Пусть это лишь воздействие люцифага, противоестественное удовольствие, которого не существует в нормальном мире… я должна была позволить ему околдовать себя, чтобы выглядеть убедительно.

— Он умеет тебя так целовать? Умеет ласкать тебя так? Ты испытываешь что-либо подобное, когда в тебя проникает он? — размеренно двигаясь во мне, настойчиво спрашивал Керан. Он ни на минуту не забывал об их соперничестве… А я уже забыла обо всём на свете, покорно вздрагивая от мощных вонзающихся ударов, которые приносили упоительное забвение, выбивали из меня все остальные мысли и эмоции. Керан приник к моим губам; отвечая на его поцелуи, я искренне простонала в экстазе:

— Нет… никогда не испытывала ничего подобного…

— Ты пойдёшь за мной, куда я скажу. И сделаешь всё, что я велю. Верно?

— Верно, — послушно простонала я, изгибаясь в его колдовских руках. Я не лгала… И в то же время не сказала ему всей правды. Да он бы её и не понял. Это наслаждение было невероятным, нечеловеческим — но поверхностным; ни глубины взаимопроникновения, ни доверия, которое делало такой острой нашу близость с Кондаковым, я не ощущала. И не могла ощутить. Потому что спала сейчас с тем, кто не знал меня и не желал узнавать. С тем, для кого я была просто средством, объектом, — как и все окружавшие его существа.

После сокрушительно острого оргазма я обессиленно распласталась на постели, беспомощно постанывая.

— Я всё-таки тебя получил… Ты ему изменила, — удовлетворённо произнёс Керан, лёжа рядом. Он оглядел меня с таким выражением, с которым оглядывают вкусное блюдо: ты уже сыт, и блюдо можно поставить в холодильник — чтобы, когда захочется, достать и вновь насладиться им.

— Да, — отликнулась я. — А значит, он убьёт меня. Ведь убил же тогда, в Уасете… За измену он убивает.

— Ну и зачем тебе возвращаться к нему? — лениво предложил Керан. — Оставайся — и нас ждёт много всего интересного… Будем наслаждаться друг другом дальше. Стряхни его пыль со своих ног.

— Я думала, ты хочешь использовать меня как ключ… представительницу человеческого рода, что родила в мире люцифагов от люцифага, можно принести в жертву лесу и открыть проход.

— Да, я думал об этом. Но теперь… Теперь я хочу, чтобы ты просто осталась со мной. Чтобы разделила мои победы. Ты — один из моих трофеев.

— Кстати, почему ты не использовал в качестве ключа свою мать? Ведь она тоже была человеком, родившим тебя от люцифага, — вдруг пришло мне в голову.

Керан нетерпеливо сощурился.

— Моя мать убила себя прежде, чем я успел осуществить свой замысел. Опередила меня буквально на несколько минут… Но всё это больше не имеет значения, Мика. Все миры могут быть у наших ног. Теперь ты больше не его женщина… Ты моя.

Это был мой выход! Помолчав, я с тоской протянула:

— О… не совсем.

Керан даже приподнялся:

— И как же тебя понимать?

— Я была с тобой телом из снов, Керан. Ты никогда не думал, каково это — если бы мы смогли ощутить прикосновения друг друга в качестве людей? Как было… у нас с Кондаковым? Ты сравниваешься с ним… Но ведь это не настоящее сравнение. Подлинность можно проверить, только когда условия будут одинаковыми. Тело, которое я отдала Кондакову, никогда тебе не принадлежало.

По взгляду мужчины я поняла, что он думал об этом… Бесспорно, думал. И ему тоже хотелось новых чувственных опытов со мной… Потому что хотелось досадить давнему конкуренту.

— С Кондаковым я спала в городе люцифагов в прошлой жизни… Спала и в качестве человека. А ты… получил только одну мою сущность. Неужели мы с тобой… удовольствуемся этим? Тебе не интересно было бы попробовать… как это было бы… в теле человека? Или, может быть, ты…. боишься мне не понравиться? Ведь всё-таки в этом мире у тебя есть инструменты воздействия на меня, которые отсутствуют у людей… Сейчас ты люцифаг. Ты не хотел бы выйти в мир людей… чтобы попробовать моё человеческое тело? Без воздействия, по-честному? Только ты и я? Как… два человека из плоти и крови? Ведь тебе открыты оба мира…

Керан молчал. Если сейчас в моём предложении он уловит подвох, заподозрит ловушку, — мне конец. С другой стороны, я старалась быть искренней… хотя бы отчасти. Мне интересно было бы попробовать то, о чём я говорила. Хоть я и понимала, что этому никогда не суждено исполниться.

— Если ты всё ещё сомневаешься, — вдруг сказал он, — я освежу твою память. Вспомни, что он сделал с тобой…

Прежде, чем я успела что-то произнести, Керан положил руку мне на лоб. И страшные картинки замелькали перед глазами, сменяя одна другую… То, что я видела, не мог сделать любящий муж; это была жестокость, которую пока я не видела от Керана. Если только он не обманывал меня сейчас этими видениями.

— Хватит! — вскрикнула я, вынужденная заново всё проживать, и сбросила его руку со лба. Мужчина довольно усмехнулся:

— Не испытываешь к нему отвращение, Мика? Желаешь дарить себя ему и оставаться с ним — который так поступил с тобой?

Я колебалась. Ведь ничего подобного Керан пока со мной не сотворил… Это был Кондаков. Пусть и четыре тысячи лет назад — но всё же… Он выколол мне глаза, оставив навсегда, на века вперёд с этим страхом утратить зрение; он скормил меня крокодилам.

Внезапно Керан поднялся, потянул меня за собой:

— Пойдём. Не хочу, чтобы ты во мне сомневалась. Ты будешь сожалеть, что принадлежала ему. Что потеряла с ним столько времени. И я с интересом посмотрю, как он корчится в муках ревности… Он никогда не заслуживал того, что имел. Его должность, его женщина… я был достоин этого гораздо больше, чем он. Если у тебя ещё есть сомнения по этому поводу — мы можем прогуляться. Ты хочешь? Я знаю, где выход в мир людей.

Я заколебалась — и, как и всё остальное, моё колебание было игрой лишь отчасти.

— Ты про лес? Всё же Леалл предупреждал, что людям лучше не ходить в лес… Ведь он — словно живой организм. Он сам решает, чем и как ему питаться. И если он решит, что ему нужно поглотить человека…

— Ты будешь со мной. Лес не сможет тебя заманить.

Предпринимая эту опасную прогулку, я знала, что это конец. Либо для меня, либо для Керана; а возможно, что и для нас обоих. И всё-таки — я не могла просто так уничтожить кого-то. Даже кого-то столь жестокого. Пока мы шли по безмолвному лесу, в затишье наблюдающему за нами, я решила, что должна узнать правду о том, что происходит у Керана внутри. Действительно ли он такой гнилой, — или же из гнилой почвы всё же может ещё произрасти что-то стоящее.

— Ты меня любил и продолжаешь любить — или же это азарт, соперничество с Кондаковым? — цепляясь за его руку, допытывалась я.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что сомневаюсь в твоей любви. Если бы ты любил — ты не подставил бы меня тогда, в Уасете, зная, какая расправа ждёт меня за измену.

— А Кондаков тебя любил и продолжает любить? Ведь если бы любил — не смог бы убить тебя, да ещё с таким садизмом.