Избранная страны драконов - Тася Тараканова
А вчера Йохан Барановский, пряча глаза, сказал, что не может сладить с ней. Он попросил меня забрать Лару. Члены команды что-то недоговаривали. Времени на разборки не оставалось, в усадьбе ждал Эрвин с секундомером в руке. Цепляя Лару к Грому, я сквозь зубы бормотал ругательства, злясь на товарищей по команде.
Вот и положись на них.
Воспоминания оборвались внезапно, я мгновенно забыл, о чём думал секунду назад. Невдалеке летела Лара, на которой без седла, без уздечки, без поводьев, без стремян восседал Эрвин. Час назад драконица хрипела, как сумасшедшая, не подпуская меня. А сейчас эта сумасбродка мирно парила в небе с седоком на спине!
Гром спокойно отнёсся к появлению соседки, он и утром странно реагировал на выкрутасы Лары, не выказывая агрессии по отношению к молодой самке.
Издалека я продолжал наблюдать, подлетать близко слишком рискованно. Если Лара взбрыкнет, Эрвин может не удержаться на спине. Мои опасения развеялись, когда Лара начала спуск, следом за ней я направил Грома, мы приземлились в некотором отдалении от неё. Я видел, как ловко Эрвин спрыгнул со спины дебоширки.
— Надо завести её в крытое стойло, из открытой левады она может улететь, — крикнул парню, показывая рукой на сооружение из камня, — там сбоку рычаг опускает решётку.
Загон находился в метрах пятидесяти от них. Хитрец Эрвин вытащил из-за пазухи ломоть хлеба, и, неназойливо подманивая Лару лакомством, повёл драконицу в стойло.
Я видел, как Соня наблюдала за нами, вцепившись руками в деревянную жердь. Не один я сегодня переволновался. Оседлать драконицу, час назад сходившую с ума, не желавшую подчиняться, смертельно опасно.
Безрассудство на грани дурости, похоже, в характере Вышнева. Покрасоваться захотел перед Соней герой. Я подождал, пока Лара зайдёт в каменное стойло, и мы вместе двинулись из загона. Соня хмуро смотрела на нас, я злорадно обрадовался. Сейчас Вышнев получит по первое число, и мне не придётся с ним бодаться.
— Добромир, — Соня протянула мне руку с окровавленным ошейником, — вы совсем озверели так мучить драконицу?
Ошейник полетел мне в руки. Острые шипы с засохшей кровью на внутренней поверхности. Первый раз такой вижу.
— Клятый мерин! А я не мог понять, что с ней…
Кто же так напакостил?
— Ты Лару ещё хлыстом отходил за непослушание, — сказал Эрвин. Куда же без его замечаний.
— Я её не бил! Хлыстом просто щёлкал, чтобы напугать. Я купил Лару для нового члена команды, которого сейчас подыскиваю. Я сам начал её дрессировать, а потом уехал. Кто-то из парней, видимо, с ней занимался, а потом надел ошейник, чтобы усмирить, — я с отвращением всмотрелся в шипастый обруч, — узнаю, кто это сделал, выгоню. У нас в команде никогда такого не было, дракон может запомнить того, кто истязал его, и отомстить. После издевательств может на любого человека кинуться.
— Значит, нам повезло, — скривившись, сказал Эрвин.
— Спасибо, что сняли ошейник.
— Ужасно, так мучить животное, — Соня сердито глядела на меня.
Не верит?
Я терпеть не мог оправдываться. Хотя они правы, я полностью несу ответственность за своих драконов. Ничего, доберусь до полигона и найду гада, который надел пыточный ошейник и третировал молодое животное. Вылетит из команды со свистом, кто бы ни был.
— Я не удивлюсь, если Лара тебя не подпустит, — хмыкнул Эрвин с чувством глубокого удовлетворения. Вышнев до сих пор помнил своё фиаско на страусе, и, наконец-то, взял реванш.
Мой визави отплатил за своё поражение на бегунке. Не в моём характере не признавать заслуг человек, который их достоин.
— Ты молодец, что рискнул оседлать Лару. Я чуть с дракона не свалился, когда тебя увидел, — ответил Эрвину.
Я ценил сильных противников, относился к ним с уважением. Дед говорил мне, без великодушия никогда не стать сильным гонщиком. Надо уметь признавать доблесть противника.
— Я бы хотел продолжить, если ты не возражаешь, — во взгляде Эрвина изумление смешалось с недоверием. Не ожидал добрых слов в свой адрес.
— Тренировка завтра в восемь. Не опаздывай.
Градус отношений в нашей компании несколько снизился. Мы принялись обсуждать драконов. Я увидел улыбку Сони и облегчённо вздохнул. Стена отчуждения и недоверия, стоявшая между мной и Эрвином, дала трещину.
Глава 6. Коварство и дедукция
— Где, Лара? Куда её дели? — орала Иолана, выходя на травяной ковёр загона. Её хлыст жаждал прогуляться по чьей-нибудь шкуре. Иолана Радич была в ярости и желала немедленно выместить злость. Навстречу свирепой наезднице шёл Йохан Барановский, только что закончивший тренировочный полёт. Йохан тоже был не в духе. Резкий спуск, который он совершил минутами раньше, скрутил болью все его мышцы.
— Её забрал Добромир, — морщась, выдохнул товарищ по команде, — я не сказал ему, что ты тренировала Лару.
— Мне плевать.
Йохан зло посмотрел на Иолану,
— В таком случае, я не буду скрывать твоего участия.
— Неужели? — плеть взбешенной дамочки со свистом рассекла воздух и хлестанула об землю.
— Угробила нормальную самку и хочешь отвертеться?
Барановский не стал сдерживать гнев.
— Ты за главного остался, с тебя и спрос, — ядовито ухмыляясь, ответила Иолана.
Йохан, конечно, знал, что от Радич можно ждать любой подлянки. Но когда это затрагивало его лично, он действовал по принципу — «пленных не брать».
— Покинь леваду. Тебе сюда хода нет.
— Что? — Иолана осатанела, имей она возможности огнедышащего дракона, — испепелила бы Барановского на месте.
— Указание Добромира, — добивая бывшую соратницу по команде, усмехнулся Йохан. Он сильно рисковал, говоря эти слова, но давно жаждал это сделать. Иолана целый месяц безумствовала на полигоне, а он, дурак, молчал. И Добромиру боялся сказать. Но теперь, будто гора с плеч свалилась, даже тело перестало ломить.
Конечно, он боялся. Иолана мстительна, лжива, она переступит через любого, кто встанет у неё на пути. И папаша её — верховод Светозара, защитит дочурку. От злости Йохан чуть не заскрипел зубами. Неужели он — покоритель высоты и сейчас струсит?
— Тора забирай и больше не появляйся, — стараясь выровнять дыхание, сказал Йохан.
Иолана вскинула плеть, чтобы хлестнуть Барановского, но он перехватил плетёные из кожи «хвосты» и с силой дёрнул их, вырвав рукоятку из рук наездницы.
— Ты пожалеешь об этом, деревенщина. Тебе даром не пройдет, — зверь,