Эльфийская погибель (СИ) - Рау Александра

— Принц Хант, — произнес король, и народ вновь заинтересованно затих. — Вы показали себя сильным воином и умным мужчиной как в вымышленном бою, — Эвеард рукой указал на кострище и людей в оленьих шкурах, — так и в самом настоящем. Я бы хотел, чтобы такой человек был подле меня и впредь.

Появилось ощущение, что воздух стал гуще или вовсе закончился, заключив меня в пузырь. Напряжение витало вокруг. Казалось, если я найду силы достать кинжал и взмахнуть им, то смогу его разрезать.

— Я предлагаю вам руку своей младшей дочери, Ариадны, — продолжил король после долгой паузы. — Но её сердце вам придется завоевать самостоятельно.

— Я приложу к этому все усилия, — кивнув, ответил принц, совершенно не удивленный предложению монарха.

Вероятно, именно с этой целью он и прибыл в Грею; участие в походе на восток оказалось лишь удачным способом показать свои лучшие стороны перед будущим свекром. Однако если принц был в курсе планов короля, то принцесса, похоже, отказывалась в них верить. Её глаза наполнил животный ужас, а тело оцепенело, и это было видно даже в слабом свете костра на расстоянии в сорок шагов; она крепко схватила руку отца, и тот на миг сощурился, будто ее ногти больно впились в его ладонь.

Народ взорвался ликованием. Союз с Куорианом — удачная идея для страны без выхода к морю и, следовательно, флота. Расширение торговых возможностей, разнообразия в еде, тканях, драгоценностях, и список можно было продолжать до бесконечности. Однако сложно представить, что Грея могла предложить в ответ. Чем хотела отплатить островитянам? Чем собиралась снабжать их плодородные земли? Смешение королевских династий всегда представляло собой взаимовыгодный союз, а значит, если Грея не могла предложить нечто равноценное сразу, целью был возрастающий с каждым годом долг.

Горожане, взбудораженные радостной новостью, но всё же слишком уставшие, чтобы задерживаться на площади допоздна, стали медленно разбредаться по домам или на помощь с разбором ярмарочных лавок. Найдя эльфов, с которыми мы вместе прибыли на праздник, я обнаружил их готовыми к отбытию в Аррум и предупредил, что вернусь самостоятельно. Едва ли заинтересованные, они, не дослушав, дали добро.

Учитывая темное время суток и массовые передвижения от сердца города к периферии, смешаться с толпой и добраться до восточной башни было не сложно. Войти внутрь оказалось уже сложнее: мимо неё то и дело проходили группы воинов, преимущественно островитян. Однако никто из них не поднимался на стену. Уловив закономерность, я перестал изображать скучающего пьяницу, нашедшего опору в ближайшем дереве, и проскользнул в приоткрытую дверь.

Я не знал, была ли принцесса на месте встречи, но в середине пути к вершине услышал быстрые шаги и раздражённые вздохи, почти переходящие в рык; сомнения тотчас исчезли. Когда я вошёл, Ариадна резко обернулась, будто дикое животное, готовое накинуться на жертву: раскрасневшееся лицо, широко раскрытые глаза, раздувшиеся ноздри и побелевшие от напряжения кулаки.

— Да чтоб они сгнили в Драконьей Пустоши! Ты это видел?! — закричала она, рукой указывая в сторону дворца.

Я лишь смущённо кивнул в ответ.

— Интересно, как давно я стала куклой, которую можно передарить другому ребенку, когда наигрался сам?!

В приступе гнева Ариадна изо всех сил ударила кулаком по каменной стене, и из её губ вырвался наполовину рык, наполовину стон. Обхватив разбитую ладонь другой рукой, она прислонилась к стене и медленно сползла по ней, садясь на пол. Из глаз покатились слезы, но принцесса не всхлипывала, словно они льются против её воли, нарушая негласный запрет.

Я, боясь спугнуть открывшуюся мне лисицу, присел рядом с ней. Кровь с разбитых костяшек обильно капала на манжеты платья, и я оторвал лоскут ткани от своей рубашки, чтобы перевязать рану. Несколько секунд она сопротивлялась, не желая принимать помощь, но, верно оценив мою настойчивость, перестала. Не знал, стоило ли говорить хоть что-то, — по мнению Маэрэльд мне не хватало ума, чтобы лезть в дворцовые интриги, — но и проигнорировать откровенность Ариадны тоже показалось мне неправильным.

— Он сказал, что твоё сердце островитянину придётся завоевать самостоятельно, — напомнил я, намеренно назвав принца столь пренебрежительно. Принцесса мимолетно улыбнулась.

— Мою руку он уже отдал, и Хант её принял, а это значит, что свадьба состоится, — охрипшим голосом ответила она. — Его успехи в завоевании моего расположения влияют лишь на то, как часто мы будем встречаться в спальне после неё.

— А что, если он передумает?

— Передумает? — сдвинув брови, переспросила Ариадна.

— Передумает на тебе жениться, — объяснил я. — Что, если ты будешь вести себя настолько несносно, что перспектива встречаться с тобой не только в общей спальне, но даже в общем городе, станет казаться ему непосильной ношей?

— И как именно я должна себя вести?

— Ты же хитрая, лисица, — прошептал я, большим пальцам коснувшись её правой щеки, чтобы утереть слезы. Ариадна подняла на меня пронзительный взгляд. — Ты придумаешь, как стать занозой в любой заднице.

Мы оба сдавленно усмехнулись и чуть подались вперед, позволяя нашим лицам сблизиться.

— Людскую ругань ты осваиваешь лучше, чем письмо, — подколола принцесса.

— Могу научить тебя эльфийской, чтобы было честно.

Моя ладонь полностью прислонилась к влажной от слез щеке, а лицо находилось настолько близко, что передние пряди моих волос колыхались от её дыхания. Я понимал: то, что я собираюсь сделать, идёт вразрез со всем, во что я привык верить, вразрез с принципами, которым привык следовать, но невидимый импульс подталкивал меня, не обращая внимание на здравый смысл. Я чувствовал, как грудь недавно рассерженной принцессы взволнованно вздымалась, слышал её взбунтовавшееся сердце, ощущал, как мою щёку щекочут её ресницы. Я едва дышал, пытаясь побороть сомнения или же отказаться от задуманного, но, когда её губы разомкнулись и двинулись навстречу моим, все аргументы тут же затерялись где-то в неразберихе моих мыслей.

Я так жадно впился в них, словно ждал этого мгновения вечность. Тело напряглось, чувства обострились. Два неловких, но требовательных движения губами, и сердце на мгновение замерло. Я подумал, что странное ощущение — плод моего воображения; я давно не испытывал подобного волнения. Однако, когда наших губ словно коснулся горящий кнут, я резко отпрянул. В воздухе между нами мелькнула ломаная светло-голубая полоса. Губы Ариадны покраснели, и, приглядевшись, я заметил на них тонкую полосу ожога. Дотронувшись пальцем до своей нижней губы, я обнаружил там такую же.

— Что это было? — растерянно спросила принцесса.

— Прости, мне не стоило, это…

— Нет, нет, что это было? — уточнила она, прикасаясь к обожженной губе.

— Я не знаю, — честно признался я.

— С тобой такое раньше случалось?

— Нет. А с тобой?

Я часто моргал, словно стараясь скинуть с глаз пелену, но ничего, разумеется, не поменялось. Подняв взгляд на Ариадну, я заметил, что румянец так и не сошел с её щёк. Она поднялась, отряхнула платье и принялась поправлять корсет, словно пытаясь устроиться в нём поудобнее.

— Никогда, — тихо ответила она. Я не услышал в голосе сожаления, но это совсем не радовало; прочих чувств в нем тоже не отразилось. — Останься тут ещё на какое-то время, я выйду первой. Меня наверняка ищут. Доброй ночи, Тери.

Я не успел ответить ни слова, как каблуки уже принялись отстукивать удаляющийся с каждой ступенью ритм. Волнение отпустило моё существо, но оно тут же заполнилось чем-то другим; чувством, которому я так и не смог дать названия. Я просидел в башне до рассвета, и лишь когда первые солнечные лучи коснулись моей кожи, вспомнил о возвращении в лес. Сонные стражники не заметили бы меня, даже если бы я выходил с гордо поднятой головой, крича о ночном поцелуе с принцессой, но я всё же постарался не пренебрегать мерами предосторожности и тихо проскользнул мимо гвардейцев, скрываясь за ещё пушистыми зелеными кустами. Пробираться сюда зимой будет сложнее.