Татьяна Кашпур - Аленький цветочек
— Они должны хотя бы в анкеты заочников заглядывать, не так уж и много их! А то обрадовались — хорошая ученица! Гений! Хорошо, Сулейман, пусть отсыпается, и отрегулируй с ней режим, а то сам хорош — сидит девчонка в интернете, ну и пусть, меньше хлопот!
В полдень Сулейман осторожно постучался к Насте и, не услышав ответа, тихо приоткрыл дверь, — разметавшись в горячечном бреду, на ковре, возле смятой постели лежала Анастасия.
Не попадая трясущимися пальцами в кнопки сотового, Сулейман вызвал врача. Потом аккуратно расправил простыни, взбил подушку. Стараясь не глядеть на беспомощное девичье тело, огненное от высокой температуры, раздел девушку, обтер ее полотенцем, смоченном в холодной воде, надел ночную рубаху, уложил так и не пришедшую в себя Настю в постель, накрыл и вышел встречать медиков.
Старый врач, свою жизнь проработавший у Сулеймана, сокрушенно качал головой.
— О Аллах! Разве можно доводить молодую девушку до такого состояния! Наверное, истощение, информационные перегрузки, она очень слаба, ее мозг дал сбой, не выдержал! Спаси ее Аллах, сделаем завтра энцефалограмму, а пока — жаропонижающие, капельница и, конечно же, сиделка, не будете же вы лично ухаживать за ней.
Воспаления мозга — как опасался врач, не было, но двое суток Анастасия была в беспамятстве. Отсылая сиделку, после проделанных ею процедур, Сулейман двое суток не отходил от девушки. Поправляя постель, поил водой, обтирал влажными салфетками горячий лоб, осторожно расправлял длинные спутанные серебристые волосы, то водопадом спадавших с края кровати на ковер, то реками растекавшиеся по подушкам. Вслушивался в бессвязное бормотание. Русский язык мешался с арабским, даты событий путались с датами рождений. То она умоляла папочку отдать ей Юрочку и отпустить их к дедушке, то отвезти к мамочке. То просила маму разрешить ей сдавать экзамены… Алые от жара губы убеждали Сулеймана, что скоро, очень скоро зацветет цветок и его любимый сынок будет здоров и Сулейман должен их познакомить! Порой, плача, умоляла кого-то: «Нет, Зверь! Нет! Не убивай их! Зверь! Зверь, ты кто? Не надо!!!». В общем, задумался Сулейман, и многое заставило его задуматься. До сих пор он считал, что Иван не рассказал дочери об их последнем разговоре, однако из ее бреда следует, что Настя знала и о болезни его сына, и о предназначении цветка. Знала и молчала! Ни одного вопроса! Да и Зверь остался у нее в памяти, и она приняла его нежелание воспринимать случившееся как факт. Что это? Природная скромность, тактичность, или хитрость, тонкий расчет, желание получить от него как можно больше всяких благ? И вообще, стоило ли ему затевать всю эту игру. Да, тогда, когда Иван сорвал заветный цветок, он наговорил, этому малознакомому русскому много лишнего. Конечно, он никогда не выполнил бы своих угроз. Но ему захотелось, что бы Иван тоже испытал страдания и горечь хотя бы от разлуки с любимой дочерью. Однако, по всей видимости, Иван не очень то переживал и переживает разлуку. Сам почти не звонит, только бедная его дочь вечно переживает и звонит — как там папочка! И чего же он в результате добился? Сам, кажется, привязался к этой девчонке. А ведь он практически не знает ее. Да — трудолюбива, да — талантлива, да — скромна, нетребовательна, безразлична к драгоценностям, неприхотлива в одежде… И зачем ему вообще такая ответственность? Вот скоро она станет совсем взрослой, она уже сформировалась в красивую девушку. Он не женщина, он не сможет ей объяснить, как вести себя с мужчинами. Она живет в замкнутом пространстве, у нее узкий круг общения, что будет с ней, когда она попадет в большой и жестокий мир?
Вглядываясь в прекрасные черты лица Анастасии, вслушиваясь в жалостливый бред, Сулейман порой чуть сам не плакал. «Нет, она не может быть коварной и лживой», — думал он, отирая влажной салфеткой лицо, обнаженные изящные руки, шею больной. В этих размышлениях он почерпнул неожиданную истину, он ее ощутил почти физически. Это щемящее чувство одиночества, которое постигнет его, если Анастасия покинет его особняк.
На третьи сутки, вечером, Настя очнулась, подхватилась, чтобы встать, однако, ослабевшая, вновь упала на подушки.
Обвела расширенными от ужаса глазами капельницу, аппаратуру, встревоженное лицо Сулеймана:
— Что со мной? — прошептала она пересохшими губами. — Мне же нужно сдавать сессию! — она попыталась опять подняться — слезы блеснули в ее глазах. — Ну что же случилось?
— Настенька, ты заболела, тебе нельзя было столько времени сидеть за компьютером и так усиленно заниматься! А сессию ты уже почти сдала и сама того не заметила, — ласково погладил ее по голове Сулейман.
Жар спал, лоб был покрыт легкой испариной.
— Давно я тут лежу? Почти трое суток? О боже! И ты… — она внезапно мучительно покраснела.
— Нет, не волнуйся, в соседней комнате сиделка и она ухаживала за тобой, делала уколы и все прочее, сейчас я ее позову, она поможет тебе.
— Нет, не нужно, я ни чего не хочу, только, только… Я… проголодалась! И, пожалуйста, дай мне расческу, умыться и убери эти противные трубки!
Такая длинная тирада вконец обессилила девушку, и она замолкла.
Сулейман позвал сиделку и вышел из комнаты. Позвонил врачу, Кариму на кухню. Вышла сиделка и сообщила, что она умыла девушку, убрала капельницу, сменила белье, но расчесать она ее не смогла, так как больная сказала, что сделает это сама. Сулейман вновь зашел в Настину комнату. Умытая и переодетая, она выглядела прекрасно, только еще более исхудавшей, маленькой и хрупкой.
— Дедушка… помоги… мне… я запуталась, — смущенно улыбнулась Анастасия слабым прерывающимся голосом, — прости… я никому не доверяю свои волосы… Думала сама… справлюсь, — она протянула ему большую гребенку.
Аккуратно, боясь причинить ей боль, Сулейман разобрал и расчесал ее прекрасные волосы, заплетать косы он не умел, потому и оставил их так на подушке. Под его ласковыми и нежными руками, утомленная разговорами Анастасия, сладко и спокойно уснула. Зашел Карим, принес чашку крепчайшего бульона и стакан сока. Бульон перелили в термос — вдруг она вскоре проснется и попросит — и оставили вместе с соком на столике возле постели. Сулейман, как и прежние ночи, устроился возле кровати в кресле и положил вытянутые ноги на пуфик. «Кризис миновал, Анастасия очнулась, это главное». Бессонные, тревожные ночи дали о себе знать, и Сулейман, как его подопечная, крепко уснул. Ему казалось, что проспал он самую малость, но когда проснулся, солнце светило во всю, а Настя, усевшись удобнее, прямо из термоса пила бульон и, намереваясь остудить его, комично сложив губки дула вовнутрь сосуда.
