Сказки Королевства. Часть 2 (СИ) - Добрынина Елена
Его ребенок явно побаивался. Держался напряженно, на вопросы отвечал односложно и при первой же возможности пытался сбежать. А вот к матери льнул. Порой риан Ибдхард даже чувствовал некое подобие ревности, когда видел, как Аодхан что-то восторженно щебетал Аеринн, а та ласково улыбалась в ответ. К кому обращена эта ревность — к сыну или к его матери, понять не мог и сам риан.
— Нам пора ехать, — произнес он наконец. И увидел испуганный взгляд мальчишки, брошенный на мать.
— Принесешь свою сумку? — спросила та таким спокойным голосом, будто речь шла об обычной прогулке.
И это, как ни странно, сработало: ребенок кивнул и отправился наверх за своими вещами. Небольшой чемодан, уже готовый и стоящий недалеко от двери, риан лично отнес в экипаж.
Аодхан спустился вниз с холщовым мешком, содержащим, видимо, основные его сокровища. По крайней мере, его он никому не доверил.
— Мама? — слегка дрогнувшим голосом произнес мальчик, и Камхен с неудовольствием подумал, что сейчас предстоит слезливая сцена, которой ему очень бы хотелось избежать… но мальчишка удивил.
— Один из щенков, с рыжим пятном на голове… старый Курх хочет его утопить, но он не больной, только слабый очень, его остальные от еды отпихивают. Возьми его себе, тебе будет не так грустно..
— Хорошо, милый, — Аеринн улыбнулась, присела и крепко обняла сына. — В тебе живет Солнце, Аодхан, не дай ему погаснуть, обещаешь?
Ребенок сосредоточенно кивнул и забрался в экипаж. Всю обратную дорогу он молчал и сидел, вцепившись в свою сумку, то смотря в окно, то кидая настороженные взгляды на отца. И ни слезинки не проронил.
И лишь когда они проехали половину пути, риан обнаружил, что так сильно докучавшая ему головная боль бесследно прошла.
Первые проблемы начались на следующий день. К завтраку новый член семейства заявился с шишкой на лбу и ссадиной на руке.
— Упал, — мрачно отвечал он на все расспросы.
Довольные взгляды, которыми обменялись при этом Дирла и Бранн, продемонстрировали, что старшие отпрыски уже взялись за своего единокровного брата. Камхен не мог, конечно, не понимать, что происходит, но решил в детские разборки пока не вмешиваться. Ему самому было любопытно, как будет вести себя младший сын, да и втайне он надеялся, что подобные встряски ускорят открытие его дара.
Поначалу Аодхан сносил издевки молча, старался на глаза старшим не показываться, а то и вовсе из дома удирал, болтался с местными работниками больше, отцу не жаловался. Только когда сердобольная пожилая кухарка как-то обмолвилась риану, мол, поуняли бы вы старшеньких, Ваша Милость, а то дите горькое так по ночам всхлипывает, что сердце сжимается, тот понял, что дело заходит далеко. И только хотел сделать детям внушение, как разразился скандал: Дирла прибежала в истерике, крича, что Бранна убивают.
Позже выяснилось, что старший подстерег у младшего в галерее второго этажа у самой лестнице и принялся задирать. Аодхан терпел, но когда Бранн стал в открытую насмехаться над Аеринн, не выдержал и со всей яростью затравленного звереныша накинулся на зубоскала чуть ли вдвое превосходящего его самого. Тот не удержался на ногах, и оба они единым вопящим клубком скатились по лестнице к самому ее подножию. Как только не расшиблись насмерть? Прекраснейшая миловала.
Сами-то драчуны падения будто и не заметили: так и продолжали друг друга метелить, пока их не растащили. Кому из них больше досталось, судить было трудно. Оба выглядели преотвратно, и помощь целителя потребовалась им в равной мере. Наказаны за эту выходку были также оба.
После этого случая в доме временно установилась тишина. По крайней мере, открытых конфликтов меж детьми не случалось, а что там по мелочи, в том Камхен разбираться не собирался — других проблем хватало.
Так как осенью Аодхану впервые предстояло ехать в закрытую школу Сампхала (оставить его на домашнем обучении, как старших, желающих не нашлось), для подготовки ему наняли учителя — уже пожилого, хорошо зарекомендовавшего себя господина Ирта. Поэтому теперь почти каждый день до обеда ребенок был занят уроками. И, к приятному удивлению отца, получал от преподавателя только положительные характеристики: сообразителен, пытлив, обладает живым умом, вопросов задает столько, что уж не знаешь, как и ответить, и все по делу… Риан Ибдхард даже задумался было, о его ли сыне речь идет. А потом как-то увидел мальчишку на прогулке с господином Иртом — и вопросы сами отпали. Учитель шел степенным шагом, рассказывая что-то о естественных науках, обращая внимание ученика на то или иное явление, ребенок же слушал с интересом, потом принимался, размахивая руками, с энтузиазмом то ли что-то опровергать, то ли расспрашивать, чем приводил господина Ирта в состояние некоторого одобрительного недоумения. Камхен призадумался: с домашними Аодхан вел себя совершенно иначе — деревенел, опускал глаза и все больше молчал. Но решил, пусть все идет, как идет, привыкнет со временем.
И все бы шло неплохо, если бы не Мирна. Она несколько успокоилась, теплыми чувствами к пасынку, ясное дело, не прониклась, но и сцен не устраивала. Просто старалась, по возможности, не замечать. Что не давало ей покоя — так это мысль о том, как она будет теперь выглядеть в глазах окружающих. Почему-то ей казалось, что образ ее будет более выигрышным, если мальчишка при всех начнет величать ее матерью. И тут нашла коса на камень: ребенок делать это отказался. «Леди Мирна» и никак иначе. Поэтому риана пришла с жалобой к мужу, чтобы тот вразумил своего младшего отпрыска.
Сам Камхен это считал блажью, но отказывать жене в подобной мелочи не стал: она и так сейчас ощущала себя уязвленной, да и вела она себя вполне достойно, что следовало поощрить. Тем более, что обычно мальчишка на отцовские просьбы только кивал и старался выполнять их по мере своих сил.
Поэтому он послал за ребенком, и когда тот явился, как обычно пробубнив приветствие и замерев столбом, пялясь куда угодно, только не в глаза отцу, спокойно произнес.
— Аодхан, с этой минуты прошу тебя называть леди Мирну мамой.
Мальчишка ощутимо напрягся, кулачонки сжал… Боялся, это риан ощущал хорошо. Но голову поднял, в глаза Камхену посмотрел и сказал неожиданно твердо: «Нет! Мама у меня уже есть».
И все. Больше от него отец и слова не добился. Как риан ни уговаривал, что не предлагал, как ни угрожал, тот так и стоял истуканом, снова опустив глаза и упрямо стиснув зубы. В какой-то момент отец, глядя на сына, с удивлением отметил, что тот не так уж на него непохож, как казалось. По крайней мере именно эту упрямую линию подбродка он каждое утро лицезрел в своем зеркале.
Однако, все это не отменяло того, что мальчишку следовало наказать за неуважение к родительским просьбам. Поэтому упрямца отправили спать без ужина и запретили покидать дом (кроме редких прогулок с учителем) до тех пор, пока не передумает. Но риан Ибдхард уже заранее понимал тщетность этих мер. Так оно и вышло. Вскоре, правда, всем стало не до этого вялотекущего противостояния, потому что у Аодхана открылся-таки дар.
И из-за чего? Из-за глупейшей белки. А дело было так. Как-то днем, когда младший вышел из дома с учителем, к Камхену в кабинет пожаловали Дирла с Бранном и доложили, что Аодхан в своей комнате прячет больную белку. Позже оказалось, что он притащил эту дрянь с одной из прогулок — подобрал доходягу то ли со сломанной лапой, то ли еще с каким дефектом, и возился с ней тайком, выхаживал вроде как. Риан дождался, когда господин Ирт доставит в дом ученика, и велел последнему подниматься к себе. Старшие брат с сестрой радостно заскакали по лестнице рядом с отцом.
Белка была найдена сразу — на столе в импровизированном гнезде из тряпок. И выглядела как едва живая облезлая крыса. Пока отец отчитывал побледневшего любителя живности, Бранн схватил животное и с жестокостью, свойственной некоторым детям в его возрасте, принялся дергать его за лапки, противным писклявым голосом протягивая что-то вроде «смотрите, смотрите, маменькин сынок, как девчонка, в куколки играет».
