Сказки Королевства. Часть 2 (СИ) - Добрынина Елена
— Ох, Ойхо, — она почти без сил опустилась вниз, на еще хранящий тепло солнечных лучей камень. Лун тотчас обвился вокруг нее кольцом, положил голову ей на колени и смотрел снизу вверх так жалостно, что сердце замирало. — Покажешь?
Зверь сначала заворчал недовольно, затем вздохнул глубоко и коротко кивнул. Поднял голову так,
что глаза его оказались напротив ее глаз и замер. А на Айру навалилась такая глухая тоска, что, казалось, вот-вот придавит ее к самой земле. Ни единого просвета здесь не было, ни самого крохотного проблеска надежды. Одна мрачная решимость выдержать все, что бы ни пришлось. И вместе с тем собственная хрупкая фигурка вызвала такой трепет, острое желание окружить заботой, и страх причинить малейший вред, что Айра и предположить не могла, что можно так относиться к живому существу.
— Как же ты живешь, бедный мой, с этой дырой внутри? — охнула она. — Как же вы все живете с такими изодранными душами, с такими вывернутыми наизнанку сердцами, что даже оборот воспринимаете как лекарство? А то, что должно дарить радость и счастье, становится лишь новой болью? Как, Ойхо? Почему?
Ни у него, ни у нее не было ответа.
До самого рассвета они сидели вместе, деля общую печаль и прощаясь. А когда первый солнечный луч раззолотил горные вершины и гладкую поверхность вод Та-Хиль, лун медленно поднялся, посмотрел на Айру так пристально, словно желал навечно запомнить ее в этот самый момент, и, разбежавшись, прыгнул, раскрывая в прыжке сильные крылья.
Она долго еще сидела, наблюдая, как восходит Солнце над долиной драйгов, как начинается здесь новый день, и ей казалось, что за одну ночь она стала старше на сотню лет.
Дела семейные
26 лет назад
Риан Камхен Ибдхард безо всякого интереса смотрел в окно экипажа. Дорога предстояла дальняя, день обещал быть весьма сложным, а у него уже с утра начинала болеть голова. И все это вместе раздражало неимоверно.
Жена проводить его не вышла, скорее всего заперлась в своих комнатах и предавалась рыданиям. Он признавал за ней это право и не трогал, хотя и не мог одобрить подобное поведение.
Мужчина откинул голову на мягкий подголовник и прикрыл глаза. Жесткое лицо его слегка смягчилось, напряженные мышцы немного расслабились.
Да, Мирну можно было понять. Не каждый день в дом привозят ребенка мужа от другой женщины. В самом факте наличия внебрачных детей Камхен ничего ужасного не видел. Все же он мужчина, это совершенно естественно. А вот то, что ребенок появился на свет год спустя после рождения их младшей дочери, было несколько хуже. Хотя известие о его рождении Мирна снесла вполне достойно, без криков и упреков. Даже то, что муж мальчишку признал и время от времени навещал, выдержала. Но одно дело, знать, что он где-то там далеко имеется, и совсем другое — когда перед твоими глазами каждый день бегает эдакое напоминание о более красивой сопернице. Это риан Ибдхард, конечно, понимал, и в дом бы Аодхана брать не стал, если бы не дар. А такими вещами, ясное дело, не разбрасываются.
Когда он прочитал последнее письмо от Аеринн, то глазам своим не поверил. Уж чего он не ждал, так такого поворота — у самой Аеринн дара-то и вовсе не было. Говоря по совести, ничего у нее не было кроме красоты и бестолковой гордости. Зато и того, и другого в избытке. И тут вдруг новость — у мальчишки вот-вот должен был открыться дар, и немаленький. Трое целителей его смотрело, и все хором одно и то же объявили. И Камхен обрадовался: на Бранна и Дирлу к этому времени надежды уже почти не оставалось — Мирна, хоть и была женой надежной и хорошей, но детей принесла с такими крохами магии, что их можно и в расчет не брать, а тут такой подарок судьбы.
Тогда-то Камхен и принял решение: взять сына в семью, дать свою фамилию. Землей и деньгами Ибдхарды, слава Прекраснейшей, были обеспечены, а вот достижениями славными похвастаться пока не могли.
Аеринн согласилась отдать сына, когда ему исполниться семь, хотя и привязана к нему была безмерно. Но и она понимала, что отец может дать ему значительно больше, чем небогатая безродная мать. Да и с даром, когда он все-таки откроется, ей будет сложнее справляться.
К тому моменту, когда экипаж остановился у небольшого двухэтажного домишки в одном из множества мелких городков, разбросанных к югу от его владений, виски уже ощутимо давило, и настроение риана от этого не улучшилось. На простецкую выбеленную постройку он взирал с открытой неприязнью. И когда на крыльцо вышла Аеринн в фартуке поверх легкого светлого сарафана, испытал глухое раздражение: тех денег, которых Камхен ей выделял ей на ребенка, было более, чем достаточно. Могла бы приодеться поприличнее и не показывать так явно, что ей самой от него ничего не нужно. Красива, да… этого риан даже в своем нынешнем состоянии отрицать бы не стал: тонкая, глазищи голубые в пол-лица, тяжелый узел темно-рыжих волос на затылке, из которых все равно выбиваются волнистые мягкие пряди. Лицо ее, и так светлее, чем у прочих южанок благодаря матери-кочевнице, сейчас казалось болезненно-бледным, но даже это ей шло и добавляло какого-то непостижимого очарования. Руки только все портили: маленькие, но загрубевшие от неблагодарной крестьянской работы. А будь посговорчевей, могла бы жить в достатке и неге, носить шелка и драгоценности, он ей не единожды предлагал. Но — гордячка же, ни в какую. От матушки, наверное, понабралась… Говорят же, у этих кочевников странные представления о том, что можно, а что нельзя.
— Здравствуй, — не слишком радушно поприветствовал он Аеринн, выбравшись из экипажа и проходя за женщиной в дом, — где Аодхан?
— На соседском дворе, вчера там собака ощенилась, он сегодня весь день с щенками возится, — лицо ее осветила такая теплая улыбка, словно солнце в комнату заглянуло.
А вот Камхен нахмурился. Возню с щенками подходящим занятием для своего сына он не считал.
— Сейчас позову, — Аеринн поспешно вышла из дома и скрылась за калиткой.
Мужчина прошелся по убогой крестьянской комнатушке, сел на грубый, крепко сбитый стул, снова прикрыл глаза и принялся растирать виски, пытаясь снять сверлящую, пульсирующую боль. А заслышав шаги, выпрямился, открыл глаза, окинул взглядом стоявшего перед ним ребенка и поморщился: весь грязный, в земле и знать даже не хочется в чем еще..
— Здрасьте, — буркнул тот и уставился на отца насторожено, исподлобья… как есть маленький дикарь.
— Иди умойся, переоденься и поздоровайся, как положено, — сдержанно произнес Камхен.
Мальчишка не заставил упрашивать себя дважды, тут же сорвался с места и выбежал на улицу.
Аеринн в это время растопила печь, поставила на огонь старый пузатый чайник и принялась складывать в большую глиняную кружку сухие травы из полотняных мешочков, потом залила чашку кипятком до самых краев, накрыв сверху крышкой, укутала чистым белым полотенцем.
А когда отвар настоялся, выбрав из него травы, поставила кружку перед Камхеном
— Выпей, это поможет от головной боли, — и села рядом.
Он усмехнулся: заметила, значит. Но снадобье попробовал — душистое, приятное, хоть и горчит немного. Пока он не спеша потягивал отвар, Аеринн молчала, смотрела в сторону куда-то, только фартук в руках мяла нещадно. И вроде как собиралась что-то сказать, но тут послышались шаги, и перед взором риана предстала умытая и переодетая версия сына.
— Здравствуй, папа, — заученно оттарабанил тот и встал прямо, смотря отцу куда-то в подбородок.
— Здравствуй, Аодхан, — уже более благодушно отозвался Камхен и теперь внимательно принялся рассматривать ребенка.
Тот подрос с тех пор, как они виделись в последний раз, но все равно оставался тощим и мелким. «Зато ловок и быстр», — мысленно уравновесил он эти недостатки. Смазлив, правда, чересчур для мальчишки и на мать похож: те же темно-рыжие волосы, те же распахнутые глаза (цвет, правда, отцовский — серый), ресницы, брови, губы… И это проблема: Мирне привыкнуть к пасынку будет сложно. Но тут уж ничего не поделаешь. Диковат, конечно, но это от недостатка воспитания. Щенки и крестьянские дети — тут кто хочешь одичает.
