Гавань - Клэр Кент

Он забирает ее у меня и ставит на стол, где я обычно ее оставляю. Затем он наклоняет голову, вглядываясь в мое лицо со странной настойчивостью.

Может быть, он пытается меня раскусить. Он ничего не добьется, потому что даже я сама не могу разобраться в себе.

Затем он хрипло произносит одно слово.

— Котенок.

А потом прижимает меня к стене и крепко целует.

Меня должно раздражать это насмешливое прозвище, но это не так. Как ни странно, это реально возбуждает меня. Я хватаю Джексона за шею и открываюсь для поцелуя, и прежде чем успеваю опомниться, я уже обхватываю одной ногой его бедра и трусь своей ноющей киской о его ногу.

Он не был твердым, когда начал целоваться, но сейчас он тверже некуда. Я чувствую, как его член прижимается ко мне, когда его язык проникает в мой рот, а его руки обхватывают мою голую попку под сорочкой. Сорочка, очевидно, мешает ему, потому что он нетерпеливо срывает ее, прерывая поцелуй, чтобы стянуть ткань через мою голову.

Я не уверена, кто из нас начинает процесс, но довольно скоро я раздвигаю ноги, чтобы он мог согнуть колени и приставить свой член к моему входу. Он толкается внутрь, поднимая меня, крепко прижимая к стене, а мои ноги полностью обхватывают его.

Я задыхаюсь от удовольствия при тугом проникновении. Я прислоняюсь головой к стене, пока Джексон удерживает нас совершенно неподвижно. Он тяжело дышит мне в шею, и я умираю от желания.

— Двигайся, Джексон, — требую я резким шепотом. — Пожалуйста. Трахни меня жестко.

Он издает гортанный звук и начинает двигать бедрами. Я зажата между стеной и его телом, поэтому могу принимать только то, что он мне дает. Он набирает сильный, энергичный ритм тугих толчков, и я сжимаю его руками, ногами и киской. Наше тяжелое дыхание превращается в тихое, животное урчание, когда мы набираем обороты, и я сильно прикусываю его обнаженное плечо, кончая в глубоких, мощных спазмах.

Я едва успеваю прийти в себя, как Джексон переносит меня на кровать, раздвигает мои ноги и становится на колени между ними, чтобы снова трахнуть меня в другой позе. На этот раз я могу видеть его лучше, и он лицезреет меня распростертой, обнаженной и полностью открытой его взгляду.

Я не могу лежать спокойно. Как будто в меня вселилась бесстыдная незнакомка. Я ласкаю свою грудь, пока он трахает меня, пощипываю свои соски почти до боли. Затем я тру клитор до тех пор, пока не начинаю трепетать вокруг его члена, но Джексон не перестает трахать меня. Его глаза скользят вверх-вниз по моему телу, как будто он пытается переварить все, что видит.

Моя голова беспокойно мечется на матрасе. Волосы падают мне на лицо. Мое тело необузданное, дикое и мучительно нуждающееся. Я снова кончаю. Джексон опускает мою задницу и сгибает мое тело так, что мои лодыжки оказываются у него на плечах. Затем он снова принимается трахать, пока я не начинаю всхлипывать и не прижимаюсь к его груди, чтобы заглушить звуки.

Когда я кончаю на этот раз, Джексон издает сдавленный звук, как будто вот-вот потеряет контроль. Он меняет наше положение, освобождая мои ноги и вынимая свой член как раз вовремя, чтобы кончить мне на живот.

Справившись со спазмами своего оргазма, он падает на кровать рядом со мной, выглядя таким же измученным, как и я.

Несколько минут я не могу пошевелиться. Я буквально не могу пошевелиться, только судорожно дышу.

Однако эта глубинная жажда наконец-то получила утоление. Вот что мне было нужно с самого начала.

Свеча мерцает в темноте. Я вытираю простыней пот со своего лица и его сперму со своего живота. Я пытаюсь найти в себе силы встать и вернуться в свою комнату, чтобы наконец-то немного поспать.

Все еще неровно дыша, Джексон поворачивает голову в мою сторону.

— Ты в порядке?

Я не отвечаю на этот вопрос. По какой-то причине это меня смущает.

После этого мне удается уйти.

Глава 5

Я не знаю, почему — это, конечно, не сознательное решение — но я хожу в комнату Джексона каждую ночь в течение всей следующей недели.

Он больше не задает вопросов, так что мне не нужно стесняться. Я просто появляюсь в темноте, и мы трахаемся. Он переполнен таким же энтузиазмом, как и я. Кажется, ему не надоедает, он не устает, не сбит с толку и не нуждается в передышке. Его даже не волнует, что нам приходится пережить четыре ночи моих месячных. Я просто беру с собой полотенце, чтобы мы не испачкали его простыни.

Если бы Джексон задал хотя бы один вопрос о том, почему я изменила свои привычки, я бы снова начала оставаться в своей комнате. Но он не спрашивает. Это просто секс в темноте. Это не обязательно должно что-то значить. Мы можем просто заниматься этим.

На данный момент это помогает мне чувствовать себя лучше, поэтому я продолжаю возвращаться туда каждую ночь.

Это не может длиться вечно. Во-первых, еще через неделю или около того у меня наступит самое фертильное время цикла, и даже если он вытащит, заниматься сексом в это время не очень хорошая идея, если только я не готова рискнуть забеременеть.

Я бы не возражала однажды завести ребенка.

Но не так, как сейчас.

Хорошо, что на следующей неделе нам придется остановиться. Может, необходимый перерыв поможет мне посмотреть на ситуацию со стороны, и я смогу вернуться к тому состоянию, когда мне не нужно каждую ночь чувствовать тело Джексона, прижимающееся к моему, и его руки, обнимающие меня.

В любом случае, у меня есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться. В течение первых трех дней после начала приема антибиотиков у Молли наметились некоторые улучшения. Я была полна надежд. Я действительно думала, что, может быть, лекарство подействует. Но мне не следовало быть оптимисткой. В конце концов, это не тот мир, где когда-либо смягчаются удары. Последние несколько дней доказали, что мои надежды глупы и наивны.

Молли снова стало хуже, и сегодня утром она в том же состоянии, в каком была до того, как мы начали принимать антибиотики на прошлой неделе.

Я пытаюсь сохранить улыбку на лице, когда проверяю у нее температуру, охлаждаю ее влажной салфеткой, даю выпить немного куриного бульона и принять утренние таблетки.

— Тебе необязательно пытаться одурачить меня, — говорит она слегка надломленным голосом после того, как ей удалось