Служебный роман для богини любви (СИ) - Заблоцкая Катерина

— Нет, — серьезно покачала головой я. — Понять торг любовью я не могу. И что, этим занимаются все?

— Нет, — Димитрий покраснел. — Не все. Только часть из нас. Кто-то правда по разнарядкам летает, кто-то тычет этими стрелами в деревья и идет гулять.

— Но ты — занимаешься.

— Я б никогда…

Трахиандра угрожающе задергалась.

— Да, я занимаюсь, — сдался он.

— И ты знаешь, чем это тебе грозит? — мрачно уточнила я. — Чем, Димитрий?

Он, явно не понимая, что последний вопрос был задан не потому, что я хотела его проучить, а потому, что сама не знала на него ответа, протянул:

— Полное лишение магических способностей, увольнение и тюрьма.

— И ты все равно шел на риск.

— А что мне оставалось де!.. — он осекся. — Я плохой. Эдита, Эдиточка, Эдитулечка, — забыв о трахиандре, он рухнул на колени. Вазон вытянул стебли, но не отпустил. — Эдитусенька! Молю тебя! Прости меня, дурака! Я больше ни одной стрелы не пущу мимо цели! Буду работать как следует! Просто дай мне испытательный срок! Пожалуйста! Умоляю! Я не буду лениться! Только не отправляй меня в тюрьму!

Я серьезно взглянула на него. Никакого желания проявлять жалость по отношению к Димитрию не было, тем более, образ противного бывшего засел на подкорке, но я подумала: а ведь от моего решения зависит его жизнь! И он действительно может погибнуть, сгнить в тюрьме.

— Хорошо, — сдалась я, скривившись. — Пока что живи. Но если ты хоть как-нибудь будешь мне мешать или опять нарушишь закон… Или просто будешь работать недобросовестно — все твои деяния станут достоянием общественности. И ещё. Возьми-ка лист бумаги и запиши всех, кто тоже совершал такие прегрешения. Я подумаю, что с вами делать. Посоветуюсь с Себастьяном.

— Он тебе не…

— Ты хочешь что-то мне порекомендовать?

Димитрий осекся, мрачно взглянул на трахиандру и, проявляя чудеса покорности, взялся за ручку и принялся старательно выводить перечень имен.

Я не сводила с него глаз. По моим предположениям, совсем скоро должны были появиться и остальные купидоны — они, конечно, не выполняли разнарядки, но получить без них стрелы не могли. Надо было ещё решить вопрос, куда те самые стрелы деваются, раз уж их используют не по назначению, но я решила, что займусь этим позже. Что купидоны не станут сразу же на путь истинный, я нисколечко не сомневалась.

…Где-то на середине списка, когда Димитрий, упорно сдувая пот со лба, стал коситься на меня особенно неприязненно, но все ещё боялся высказать недовольство, дверь Канцелярии распахнулась настежь. В коридоре никого не было, только небольшая, даже крохотная, я б сказала, тележка. В ней лежали стрелы и какие-то кулоны. Никакой особенной предназначенности этих стрел я не заметила, но, покосившись на разнарядки, решила, что привязка происходит в момент выдачи, так сказать, оружия. Наверное, это и есть обязанность богини любви — утверждать невидимые связи между избранным человеком и стрелой.

Стрел было мало.

Димитрий, только-только закончивший перепись незаконопослушного купидоньего населения, тоже обратил на это внимание. В его списке значилось не менее трех десятков купидонов, я вчера видела только семерых или восьмерых.

— А сколько у нас всего купидонов трудится на благо организации? — мрачно поинтересовалась я.

— Пятьдесят три! — отчитался Димитрий.

— И сколько выстрелов может сделать купидон?

— Купидон-передовик или среднестатистический?

— Среднестатистический законопослушный купидон, — уточнила я. — Который будет стрелять строго по разнарядкам.

— Ну-у-у…

Мы одновременно покосились на трахиандру. Растение, отпустившее было Димитрия, демонстративно защелкало челюстями, показывая, что соврет — справедливой кары не избежать. Купидон откровенно впечатлился, тяжело вздохнул и промолвил:

— Смотря какая разнарядка. Когда мы летали, конечно, стандартным показателем было три-четыре. Но кто-то умудрялся выдать и пять, и даже семь! Теперь, так как многим придется ехать, ведь влюбленные пары разбросаны по всей стране, а не сконцентрированы строго в столице, хорошим результатом будет уже двое…

— Двое, значит, — протянула я, поднимаясь со своего места и подходя к стрелам.

Мне казалось, что разнарядок было очень много, а вот стрел выделили всего десятка четыре. Как раз в расчете по две на одного незапятнанного купидона. Димитрий обратил на это внимание и поспешил пояснить:

— Это потому, что твой неадекватный братец притащил все невыполненные разнарядки, накопившиеся за период! Он не вычеркивает из своих списков тех, кого уже ранее предопределял как будущую жертву любви, а проверяет их заново! Чтобы быть уверенным, что стрела долетела!

— А долетает она крайне редко, — отметила я.

— Да, но…

— Я уже слышала о твоих махинациях, довольно, — оборвала я начавшего было рассыпаться в объяснениях Димитрия. — С меня хватит. Скажи-ка, и за какой период тут разнарядки?

— Ну, где-то за год у него подкопилось… Но тут самые свежие, наверное.

Или наоборот, самые старые.

Я вспомнила какие-то списки, висевшие у Рене, предположила, что, раз купидонов, грубо говоря, полсотни, а стандартный показатель — четыре стрелы, то за день истинную любовь должны были находить около двухсот человек… А дней в году, предположим, триста шестьдесят пять, как и у нас. Сказать, что цифра получалась невеселой, не сказать ничего. Тысячи невыполненных разнарядок, которые обозначали бы истинную любовь.

— И что, — не удержалась я, — у нас только условные шестьдесят… Ну, семьдесят тысяч человек в год влюбляются искренне?

— Ну-у-у, — протянул Димитрий. — Раньше было больше, но Канцелярия любви и так не особо справляется… Да и ведь любовь случается и без стрел. Просто эта — истинная и на всю жизнь. Когда-то стрелами, ты же знаешь, одаривали всех на то заслуживающих. Но у нас нехватка кадров…

А у кадров — нехватка мозгов.

— Потому и есть аналитический отдел. Твой придуркова…

Я выразительно кашлянула.

— Твой брат, — исправился Димитрий, — отбирает самых достойных.

— Да уж, — скривилась я. — Интересно девки пляшут… И долги растут. А люди лишены истинной любви, потому что кое-кто торгует стрелами и стреляет ими в воздух! Паршивец! И выдали нам стрел всего немного! По способностям, получается?

— По количеству возвращенных, — помрачнел Димитрий.

— Значит, из норм не выйти?

— Зачем же, — возразил он. — Если вернуть столько амулетов, сколько мы получили, количество стрел будет немного увеличено. Это как показатель, что мы справляемся.

— И что вы делали с предыдущими амулетами?

Димитрий и вовсе помрачнел.

— Уничтожали.

— А объясняли как.

— Издержками производства.

— Издержками производства! — фыркнула я. — Ну оно и неудивительно, что нам так мало выдают…

— Это ещё из-за архива может быть, — разоткровенничался он. — Потому что там на нас злятся. У нас бумажные дела в порядок не приведены, да и…

— Не приведены, говоришь, — ухмыльнулась я. — Ну ладно. Когда, ты говоришь, все купидоны явятся на слет?

Димитрий помрачнел, а потом кивнул в направлении окна, через которое можно было увидеть настоящую толпу мужчин и парней, облаченных по большей мере в крикливые розовые одеяния.

Я прекрасно понимала, что мне надо выбраться к той толпе, раздать разнарядки и наконец-то определить запланированное наказание. Димитрий переминался за моей спиной с ноги на ногу, ещё и ни с того ни с сего выдал:

— А говорят, что если долго работать так, как надо, и возвращать все амулеты по адресу, то крылья могут отрасти… Но в это никто не верит! Потому что ни у кого не отрастали…

— Потому что у меня не купидоны, а какое-то сборище клоунов, — грубо оборвала его я, решив, что больше всякую ерунду слушать не стану — довольно! — Ничего. Будете работать достойно, может, и крылья отрастите. А нет — всех уволю и наберу новый штат!

— Так это ж призвание надо…

— С такими призванными, как вы, можно пьяниц с улицы набрать и луки им в руки дать, и то чаще попадать будут, — грубо оборвала я его. — Ладно, пойдем.