Выкупленная жизнь (СИ) - Натали Лавру
Разговор был закончен неловко, причём я понимала, что рано или поздно его нужно будет довести до логического конца. Я вернулась к своим и постаралась держать на лице улыбку, чтобы никто не заметил тревоги в моём взгляде.
Вся моя жизнь теперь свелась к ведению домашнего быта: я старалась уделять как можно больше внимания детям и содержать дом в порядке. При всём внешнем благополучии я не чувствовала себя счастливой, ежеминутное чувство тревоги не покидало меня. Гормоны продолжали выбрасываться в кровь, я с нетерпением ждала, когда можно будет хотя бы на полчаса остаться наедине с собой, чтобы превратиться и предаться безумию.
Летом я увезла детей в Нижний Волчок, а Дилан остался в городе и приезжал к нам по выходным. Разлуке Дилан был не рад, но отпустил, потому что я расстаралась и привела очень веские доводы в свою пользу.
Официальной причиной нашего летнего пребывания в гостях у бабушки была спокойная деревенская атмосфера, чистый воздух и относительная безопасность для жизни неугомонного Максима. В деревне у него была целая толпа друзей, с которыми он забывал о своей страсти к компьютерным играм.
Также повлияли на решение уехать бессонные ночи: Полина истошно кричала сначала от колик, потом от режущихся зубов. У меня и на сына-то внимания не всегда хватало, а уж на мужа — и подавно. Мои желания свелись к физическим потребностям: поспать, поесть и сбросить напряжение.
Мы уехали и тем самым дали Дилану возможность спокойно спать будними ночами и быть освобождённым от обязанностей по уходу за младенцем. Нет, Дилан вовсе не отлынивал от помощи нам, но манипуляции с младенцем получались у него настолько неловко, что мне легче было всё сделать самой.
Для меня лето в деревне было, прежде всего, возможностью выходить на охоту. Полчаса на велосипеде — и я в Верхнем Волчке. И я пользовалась этим приятным преимуществом каждый раз, когда мама соглашалась посидеть с Полиной.
После всех перемен, которые довелось претерпеть, наша с Диланом интимная жизнь оставляла желать лучшего: чувство вины перед новорождённой дочерью не покидало мои мысли ни на час. Мне даже снилось, как я страдаю от последствий своих опрометчивых решений. Я слишком скрупулёзно подошла к делу несения своей ответственности, и от этого наша жизнь снова перевернулась.
Нет, между мной и Диланом случалась близость, но она была лишена страстных порывов, словно мы оба устали от этой жизни и все наши желания горят только вполсилы.
Но было во мне и то, что полыхало необузданным огнём. Не знаю, может, в моём организме что-то сломалось, но я использовала любую возможность, чтобы сбежать охотиться.
Иногда я чувствовала, что зверь во мне становится сильнее человеческой сущности, как будто я создана для чего-то большего, чем просто воспитание детей. Но оставлять Максима с Полиной на шее мамы было бы плохим решением, тем более, Максим очень тянулся ко мне, старался помогать и к сестре относился хорошо. Спали мы в моей бывшей комнате, места хватало всем.
В августе у Полины начали резаться зубы, ночами она спала по полчаса, не больше, я ставила палочки на листке, сколько раз мне пришлось встать, цифры колебались от 10 до 23-х раз. Как-то ночью я была настолько утомлена, что не нашла в себе сил в очередной раз подойти к её кроватке. Меня начал тормошить Максим:
— Мама! Мама! Вставай! Она же плачет!
— Отстань… — сонно пробормотала я, на что последовал довольно ощутимый толчок мне в плечо.
— Но ей же плохо! Вставай! — сердитым голосом потребовал Максим.
Весь сон у меня как рукой сняло.
— Всё, встаю, иди, ложись. — сказала я и взяла Полину на руки.
Этот случай прочно врезался мне в память, и больше я никогда не позволяла себе такого. Ребёнок — это ответственность. Ребёнок — это человек, которому нужно помочь вырасти и научиться жить.
Дилан обычно приезжал в пятницу поздно вечером, а уезжал в понедельник рано утром. Последний раз я бывала дома в июле, когда возила Полину на прививку (в сельском медпункте нужная нам вакцина закончилась).
К пяти месяцам Полина достигла развития двухмесячного ребёнка, интересовалась только одной игрушкой: деревянной лошадкой, которую ей вырезал Егор. Мне было страшно это признавать, но у неё имелись явные отклонения в развитии, она даже не реагировала, когда её называли по имени, хотя было абсолютно точно известно, что она всё слышит.
Меня бесило, что Дилан слишком спокойно относился к тому, что Полина отличалась от нормальных детей, как будто не замечал этого. Он выглядел вполне счастливым, когда держал дочь на руках, а мне больней всего было смотреть на своих детей: на Максима, такого здорового, красивого, полноценного, и на Полину, его полную противоположность.
Егор частенько бывал у нас в гостях, я даже доверяла ему прогулки с Полиной во дворе, а сама в это время занималась дома стиркой, стряпнёй или собирала в огороде ягоды, абрикосы или виноград и тайно мечтала свернуть чью-нибудь шею.
Иногда приезжали Сашка со Светой, причём Сашка — куда чаще. Он, как и я, сверкал своим голодным взглядом: мой друг всё-таки предпринял попытку отказаться от своих маниакальных увлечений и старался быть хорошим мужем для Светы. Она же просто терпела его, пользовалась его деньгами, а взамен сохраняла видимость того, что они всё ещё семья, хотя всем всё давно уже было известно.
Света превратилась в настоящую даму: модная причёска, маникюр, педикюр, дорогая одежда… Она тщательно следила за собой. Не то что я: в старой дырявой футболке, растянувшихся хлопковых шортах и с копной непричёсанных волос, как попало заколотых шпильками.
Как-то вечером, когда
