Кассандра Клэр - Город небесного огня
Люк кивнул, один раз, Джейсу и Джейс вкинул Чашу так сильно, как только мог, в кольцо рун. Она ударилась о землю и разлетелась на части.
Аматис ахнула, и приложила руку к груди. На мгновение-только на мгновение-она смотрела на Люка с выражением признания в глазах: выражение признания, может даже любви.
— Аматис, — прошептал он.
Ее тело упало на землю. Другие Омраченные попадали один за другим, там, где они и стояли, пока комната не заполнилась трупами.
Люк отвернулся, слишком много боли было в его глазах для Клэри, чтобы та могла смотреть на него. Она услышала крик — далекий и суровый — и подумала на мгновение, был ли это Люк, испуганный видом стольких мертвых падших Нефилимов, но крик рос и рос и превратился в высокий визг, что заставил стекло дрожать, а пыль за окном крутиться, за окном, которое выходило на Эдом. Небо стало красного цвета, как кровь, а вопль продолжался, выцветая, задыхаясь скорбя, будто вся Вселенная плакала.
— Лилит, — прошептал Джонатан. — Она плачет из-за ее мертвых детей, детей порожденных ее кровью. Она плачет по ним и по мне.
Эмма высвободила Кортану из тела мертвого воина фей, не обращая внимания на кровь, запятнавшую руки. Ее единственной мыслью было добраться до Джулиана-она видела страшное выражением на его лице, как он скользнул на землю, и если Джулиан был сломлен, то весь мир был сломлен, и ничто нельзя было исправить.
Толпа окружила её; она едва видела их, проталкиваясь руками по направлению к Блэкторнам. Дрю прижалась к колонне рядом с Джулсом, свернувшись клубком, защищая Тавви; Ливия все еще держала Тая за запястье, но теперь она уже смотрела мимо него, открыв рот.
И Джулс-Джулс все еще прислонялся к колонне, но он начал поднимать голову, и Эмма поняла, что он пристально смотрел, она повернулась, чтобы увидеть, на что он смотрит.
Все Очерненные вокруг комнаты начали падать. Они падали, как сверженные шахматные фигуры, тихо и беззвучно. Они падали блокированные в бою с Нефилимами, а их братья фэйри уставились на то, как один за другим Очерненные воины падали на пол.
Резкий крик победы вырвался с горла нескольких Сумеречных Охотников, но Эмма едва слышала их. Она бросилась к Джулиану и опустилась на колени рядом с ним — он посмотрел на нее, его голубо-зеленые глаза были несчастными.
— Эм… — хрипло сказал он. — Я думал, что фэйри собирались убить тебя. Я думал…
— Я в порядке, — прошептала она. — А ты?
Он покачал головой.
— Я убил его. Я убил своего отца.
— Это был не твой отец. Ее горло было слишком сухим чтобы говорить больше; вместо этого она протянула руку и начала рисовать на его руке. Не слово, но знак: руну храбрости, и после нее, одностороннее сердце.
Он покачал головой, как бы пытаясь сказать нет — нет, я не заслуживаю этого, но она нарисовала ее снова, а затем наклонилась к нему, даже при том, что он был в крови, как и она, и положила голову ему на плече.
Фэйри вбежали в Зал, отказавшись от своего оружия, когда они пришли. Все больше и больше Нефилимов начали прибывать в Зал с площади снаружи. Эмма увидела, как Хелена направилась к ним, Алина была позади нее, и впервые, с тех пор, как они покинули дом Пэнхоллоу, Эмма позволила себе подумать, что они могут выжить.
— Они мертвы- сказала Клэри, оглядывая комнату в удивлении на остатки армии Себастьяна. — Они все мертвы.
Джонатан начал смеяться, наполовину задыхаясь.
— Хотя бы что-то хорошее я смог сделать, не смотря на мою природу, — пробормотал он и Клэри узнала цитату, которую она слышала на уроках английского. Король Лир. Самая трагическая из всех трагедий. Темные ушли.
Клэри склонилась над ним, в её голосе слышалась настойчивость.
— Джонатан, — сказала она, — Пожалуйста. Расскажи нам, как открыть границу. Как вернуться домой. Должен быть какой-то способ.
— Здесь… здесь больше нет выхода, — прошептал Джонатан. — Я разрушил ворота. Путь к Благому Двору закрыт. Все пути. Выйти невозможно. — Его грудь тяжело вздымалась. — Простите.
Клэри ничего не сказала. Она могла ощутить только горечь во рту. Она рисковала собой, спасла мир, но всех, кого она любит, умрут. На мгновенье её сердце наполнилось ненавистью.
— Хорошо, сказал Джонатан, не сводя глаз с ее лица. — Возненавидь меня. Радуйся, когда я умру. Последнее, что я хотел бы сейчас — это принести вам больше горя.
Клэри посмотрела на мать; Джоселин была тихой и выпрямилась, ее слезы падали в безмолвии. Клэри глубоко вздохнула. Она вспомнила, площадь в Париже, как она наблюдала за Себастьяном через небольшой стол, и как он говорил: — Как вы думаете, вы можете простить меня? Я имею в виду, как вы думаете, прощение возможно для кого-то вроде меня? Что бы произошло, если бы Валентина забрал вас вместе со мной? Вы бы любил меня?
— Я не ненавижу тебя, — в итоге сказала она. — Я ненавижу Себастьяна. А тебя я не знаю.
Глаза Джонатана затрепетали и закрылись.
— Однажды, я мечтал о зеленой лужайке, — прошептал он. — Усадьба и маленькая девочка с рыжими волосами, подготовка к свадьбе. Если есть и другие миры, то, возможно, хотя бы в одном из них, я был бы хорошим братом и хорошим сыном.
Возможно, Клэри подумала, и жутко захотела этот мир на мгновение, для ее матери, и для себя. Она понимала, что Люк стоял на помосте, наблюдая за ними; понимала, что у него на лице были слезы. Джейс, Лайтвуды и Магнус стояли подальше, рука Алека была в руке Изабель. Вокруг них лежали мертвые тела Очерненных воинов.
— Я не думала что ты можешь видеть сны, — сказала она, сделав глубокий вдох, — Валентин наполнил твои вены ядом и затем научил ненавидеть, у тебя никогда не было выбора. Но меч выжег все. Возможно, это то, кем ты являешься на самом деле.
Он сделал невозможный и неровный вдох.
— Это слишком красивая ложь чтобы поверить, — сказал Джонатан и, невероятно, тень улыбки, мучительной и милой, прошлась по его лицу. — Огонь Глориуса сжег демоническую кровь.
Всю мою жизнь это сжигало мои вены и терзало сердце, свинцовой тяжестью тянуло вниз- всю жизнь, и я никогда не знал. Не знал ничего другого. Я никогда не чувствовал себя так… легко, — сказал он мягко, и затем он улыбнулся, и закрыл глаза, и умер.
Клэри медленно поднялась. И посмотрела вниз. Ее мать стояла на коленях, поддерживая тело Себастьяна.
— Мам, — прошептала Клэри, но Джослин не подняла глаз. Спустя некоторое время кто-то коснулся Клэри: это был Люк. Он сжал ее руку, а затем встал на колени пред Джослин, положив руки ей на плечи.
Клэри обернулась — она больше не могла этого выносить. Она чувствовала сокрушительный вес печали. Она слышала голос Джонатана в своей голове, когда спускалась по лестнице: Я никогда не чувствовал себя так легко.
