Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

— Снег лег, — тихо проговорила она и посмотрела на меня. — Они придут сегодня. Родя, я не могу убивать людей.

Голос ее предательски дрогнул, скатившись на полтона вниз, стал жестким и глухим. Это означало приближение Змея. А Змей, любая его крайность, никогда ни к чему хорошему не приводил. Бесконтрольный выход силы через эмоции. Я тогда еще не умел столь умно объяснять мир, но по ощущениям точно читал окружающие меня потоки энергии, а мудрость моего духа подсказывала ответные действия. Тогда я понял, что должен быть при ней и во что бы то ни стало сдержать мать от необдуманных, вызванных гневом поступков.

В кроватке тихонько заскулил Лёга. Волчонок, будучи еще малым дитятей, не плачем — скулежом подзывал мать. Но матушка даже не повернулась в его сторону, погруженная в ведомые лишь ей безрадостные думы. Она не подошла и тогда, когда Вольга завыл в голос, и это было совсем плохо. Отец, разбуженный криком, взял младшего на руки, тревожно глядя на застывшую фигуру у окна. Змея резко выдохнула “цыц!”, и Лёга, булькнув, умолк. Я хотел было встать и подойти к матери, но Ниява дернула меня за рукав, останавливая. Я прислушался.

Это был Итил. Его разгоряченный конь беспокойно перебирал копытами и всхрапывал, не желая слушать приказа поводьев. Наш двоюродный брат тяжело спрыгнул с лошади и ввалился в избу, запустив в сени поток свежего холодного воздуха. Отец впустил его в натопленную горницу и стал слушать то, что адресовано было матушке. Итил боялся, и голос его дрожал, когда он рассказывал о смуте в деревне к северу от Толмани и о том, что народ, вооружившись рогатинами и топорами, идет сюда казнить колдунью, наславшую мор на скот.

— Они и мой дом обложили, еле утек, — утирая лицо рукавом, говорил он, — встану на твою сторону, тетя, коли не прогонишь. Слишком озлоблены люди, чтобы увещевать их словами против глупости и жестокости. Тут только сила поможет.

Итил с затаенной надеждой глянул на матушку. Она сидела, склонив голову на грудь, и по каменному выражению ее лица трудно было понять ход мыслей в голове Великого Духа.

И тут, дядя, заговорил ты, переводя парню жесты отца:

— Дарим защитит свой дом и свою жену на правах мужа и хозяина. Да уж, дела! — ты подъехал на каталке к Итилу, похлопал его по локтю. — Оставайся, мальчик мой, коли презрел опасность. Помощь твоя не помешает.

Отец же склонился над матушкой, что-то сказал, но она так и осталась сидеть неподвижно, вперив взгляд в собственные ладони, сложенные на коленях. Я догадываюсь о его словах: сиди и не высовывайся, — и понимаю смирение мамы, позволившей мужу исполнять свои прямые обязанности. Она мудро поступила, дав ему возможность почувствовать себя сильным мужчиной, но когда он ушел во двор готовиться к нападению, прихватив с собой тебя, дядя, и Итила, мама встала, оделась, и через окно скрылась в лесу. Я, немного помедлив, пошел следом, прихватив с собой маленькое, но настоящее копье, заточенное и тяжелое. Сестра махнула мне вслед рукою, будто крылом овеяла, не стала мне перечить.

Матушка сделала большой крюк и оказалась у излучины дороги, чуть ниже моста через Жилу. Когда я нагнал ее, она уже сидела на замшелом пне, укутавшись в плащ и тяжело опершись на древко без копейного наконечника, как на посох. Это был тренировочный снаряд, при помощи которого она учила меня… весьма болезненным боевым приемам. Я залег в сухостое, стараясь не привлекать ее внимания. Знал, что рассердится, если увидит. Спустя пару минут она, не оборачиваясь, спросила:

— Ну и долго ты там собираешься прятаться?

Я выполз из укрытия, чумазый и мокрый — снег, как только показалось солнце, стаял, обнажив черную, размякшую от постоянных дождей землю.

— Зачем пришел?

Я насупился и молчал, не зная, как описать свое чувство словами. Она была холодна и сурова, как река подо льдом. Даже сквозь плотную повязку, скрывающую золотые глаза дракона, я чувствовал ее пристальный и тяжелый взгляд.

* * *

Родимир внезапно умолкает, нахмурив густые черные брови. Я никогда не встречался с тем йоком, что зачал Сокола, но, глядя на племянника, часто думал о том, каким он мог быть. Все дети Змеи, взрослея, вытягивались к солнцу, словно молодые побеги на доброй земле, но Родя был самым высоким среди братьев. Чуть ли не саженного54 роста, юный дух отличался весьма приметной внешностью: густые, песочного цвета волосы, рыжая в медь борода, угольные росчерки бровей и черный кант ресниц, делающий желтые глаза особо выразительными на широком лице. Для близких эти глаза всегда были такими, как есть — огромные, больше обычного размера радужки вкруг нервных отверстий зрачка с невероятной способностью зреть на дальние расстояния. При чужих людях Родя, как и все его братья, быстро научился прикрывать свое истинное лицо маской, при этом умудрялся прятать даже взгляд. Способность эту Ольга не смогла освоить до конца, и всякий раз, когда сильное чувство встряхивает дремлющего Дракона, темный янтарь ее глаз наливается слепящим светом отраженного золота.

Родимир внезапно наклоняется вперед, облокотившись на широко расставленные колени.

— Знаешь, дядя, ведь она всегда была такой с нами: холодной и отстраненной — за исключением некоторых моментов, но, что интересно, я никогда не ощущал недостаток ее любви. Да спроси любого из нас, каждый, я думаю подтвердит мои слова…. Ну, кроме Томила, конечно. Слишком ярое сердце и чересчур мятежный дух… но я не о нем. Как-то странно это все, ты так не считаешь? Я ходил в Толмань, играл там с другими детьми. Мне было с чем сравнить. И тем не менее не испытывал … зависти, обиды — ничего такого мне даже в голову не приходило. Кажется, я понимаю, почему она не взяла Малюту к нам в семью, а оставила его в дедовском доме на попечение Итила и нянек.

Он снова замолкает, откинувшись на спинку стула, но, спустя время, продолжает рассказ.

* * *

Долгое и неудобное для меня молчание прервал шелест возбужденных голосов. Мать напряглась, вперив пристальный взгляд в изгиб дороги, перехватила древко, разминая замерзшие пальцы, и будто потеряла ко мне всякий интерес. Я встал чуть поодаль, изготовившись к бою. Страшно было, не спорю, но еще страшнее было узреть гнев Змея, если глупые люди растревожат его.

Их было не так уж и много, в основном мужчины. На изможденных голодом