Алисия Дэй - Освобождение Атлантиды
Обычно он глазел на ее грудь.
Она ни в коем случае не даст его загребущим рукам коснуться пятнышка атлантийской грязи. Кили положила руки на бедра и посмотрела на Лайама.
— Ллойд? Он бы не нашел выхода из бумажного пакета! Его теории по… — ее голос затих, когда его губы скривились в улыбке, которую он не смог удержать.
Он играл с ней всё это время.
— Ладно. Мило. Не слишком подходит Верховному жрецу, но эффективно. Очень хорошо, мистер Лайам. Я в вашем распоряжении. Мне нужно лишь собрать мое снаряжение и уладить несколько личных вопросов.
Он покачал головой.
— Что касается ваших личных дел, дадите мне список — и все вопросы, которые следует решить, будут выполнены одним из наших управляющих. Всё снаряжение, которое вам понадобится, уже готово, и я полагаю, что в этой сумке на полу находятся ваши инструменты?
— Как вы…
Он наклонился и поднял ее тяжелую сумку, как будто она ничего не весила. Вероятно, с такими мускулами, так и было.
— Ваш ассистентка-выпускница очень помогла, — сказал он.
Кили посмотрела на него.
— Не сомневаюсь в этом, когда она хорошенько разглядела вас.
Хитрая улыбка осветила его лицо, и его схожесть с Верховным жрецом из ее видения стала еще заметнее.
— Мне кажется, что она выразилась «очень классный горячий парень». Может, вы мне объясните это понятие во время нашего путешествия?
— Поймешь сам, — проворчала она, схватив перчатки и натянув их, потом в последний раз оглядела кабинет. — Я всё равно в отпуске, так что какое-то время никто не хватится меня. Веди, СуперКлассный.
Он изумился.
— Прошу прощения?
— Ага. Тебе стоило бы попросить прощения, — сказала она, но эти слова не были язвительными. Последовав за Лайамом за дверь, Кили задумалась, во что именно она ввязалась, но не могла подавить дрожь волнения. Атлантида. Она увидит ее, а ее видение никогда не были ошибочными.
Приключение всей жизни, и оно выпало ей. Она едва не рассмеялась, представив выражение лиц бесчисленных психиатров, к которым ее родители притаскивали ее на осмотр.
Слишком развитое воображение, граничащее с психозом, черт побери, доктор Кунц. Я отправляюсь в Атлантиду.
Глава 8
Алексиос уставился на Бреннана, который низким, хрипловатым голосом продолжал распевать свои молитвенные призывы к убийству.
— Убейте их. Убейте их всех.
Бреннан поднял руки, нацеливая смертельно опасные метательные звезды на группу дрожащих и обнаженных людей, собравшихся в углу. Это движение вывело Алексиоса из шокового состояния и заставило двигаться: он оказался на другой стороне комнаты и схватил воина за плечи, заметив боковым зрением, что Кристоф сменил позицию, чтобы защитить людей.
Защитить людей.
От Бреннана.
Это испугало его до чертиков.
— Бреннан! Сейчас же прекрати, — закричал Алексиос, тряся воина за плечи. Бледно-зеленые глаза Бреннана стали огненно-серебряными, и на его лице не было ни малейшего признака узнавания, когда он посмотрел на Алексиоса.
На мгновение, хотя его разум пришел в ужас от самой мысли, воин подумал, что ему придется сражаться с человеком, спасавшим его жизнь бесчисленное множество раз. Руки Бреннана напряглись под руками Алексиоса, как будто пытаясь вырваться, но потом глаза взбешенного воина снова понемногу стали приобретать зеленый цвет, а на лице появилось узнавание.
— Алексиос? Что? — голос Бреннана затих, когда сознание выплыло из тайных глубин позади его глаз. — Лидер? Где он? Он убежал?
Алексиос освободил своего друга и отступил, всё еще проявляя осторожность. Руками он обхватил рукоятки кинжалов.
— Не совсем.
Кристоф прошел к ним, его меч был не в ножнах, он держал его наготове, его лицо было мрачным.
— Да, ты его испепелил. В обычной ситуации, я был бы только за, но нам он был нужен, чтобы расспросить его о Джастисе. О чем ты думал?
Один из людей, шатаясь, поднялся на ноги и попытался восстановить хоть какое-то подобие контроля. Он был похож на морскую корову, и Алексиос вдруг подумал, почему уродливые люди всегда ходят на вечеринки для членов культа в обнаженном виде.
Красивые люди, без сомнения, могли заняться чем-то получше. Черт побери, какой стыд, принимая во внимание, на сколько таких собраний он вломился за прошедшие четыре месяца.
Ламантин[8] окружил себя слоем нарочитости, словно плащом, и драматично откашлялся. Вероятно, он был каким-то финансовым магнатом, когда носил одежду. Если бы только совет директоров мог его видеть сейчас.
— Послушайте, вы трое. Я не знаю, что у вас на уме, но это частная вечеринка, и я сейчас вызову…
— О, да заткнись, Писюн-Малышок, — рявкнул Кристоф. — Это простой совет на будущее, но, может, тебе бы стоило носить штаны, — он почти небрежно махнул рукой в сторону мужчины, который вылупил глаза прежде, чем они закрылись, и молча сполз на пол, потеряв сознание. Алексиос посмотрел на Кристофа и не удивился, увидев, что глаза воина сияли резким, темно-зеленым цветом от силы той энергии, которую он передавал.
— Черт, раз мы этим занялись, — пробормотал Кристоф, — почему бы не позаботиться обо всем этом, — он глубоко вздохнул и поднял руки в воздух, потом прошептал древнее заклинание и раскинул руки в широком жесте, охватывая комнату. Как волна ударяется о берег, так люди в этом помещении валились на пол изящной, катившейся линией обнаженной плоти.
Алексиос прищурился.
— Они без сознания, верно? Ты же не убил людей в этой комнате, не так ли?
Кристоф рассмеялся.
— Эй, неплохая идея. А что, так нам нужно будет защищать от самих себя на тридцать идиотов меньше?
Алексиос едва не рявкнул.
— Дурак. Если ты…
— Успокойся. Я просто погрузил их в кратковременный сон. Но они все проснутся с ужасной головной болью. Это меньшее, что я мог бы сделать.
Бреннан запихал свои метательные звезды в секретные карманы своей куртки и посмотрел на кровоточащие глубокие порезы на своих ладонях.
— Что тут произошло? Почему у меня идет кровь? Я, правда, убил того самого вампира, который мог бы помочь нам найти Джастиса?
Алексиос глубоко вздохнул.
— Да. Ты так и сделал. У тебя случился срыв и ты обезумел, говоря, что люди должны умереть. И если я не ошибаюсь, ты испытывал ужасно сильную эмоцию, которая просто сбивала тебя с ног.
Бреннан удивлено изогнул бровь, но не выказал никакого другого признака удивления, которое бы нарушило то чистое спокойствие, которое вернулось, чтобы закрыть выражение его лица.
— Невозможно. Я не испытывал никаких чувств больше двух тысячелетий.
