У смерти твой голос - Екатерина Соболь
– Я пойду сам. Я-то полицейский, а как объяснить им ваше присутствие, не знаю, – отрезал он. – Будете зажигать ароматические палочки и по форме дыма определять, была ли тут Пак Со Ён? К тому же вы перегрелись, вам надо домой. Уверен, вы можете позволить себе такси.
– Ладно, – вздохнула я. Обида была сильна, но я почти привыкла к тому, что ему так часто удавалось меня задеть. – Идите, я вызову такси.
– Не-а. Дайте угадаю: вы дождетесь, пока я зайду, и зайдете следом.
Я наморщила нос, не в силах иначе выразить свое возмущение. А он, оказывается, еще даже не закончил.
– Так себе идея. – Инспектор обвел щедрым жестом меня целиком. – Вы не похожи на женщину, которая хоть изредка заходит в бар.
Если он хотел сказать «вы скучная», то я так его и поняла. И почувствовала, как предательски краснею.
– Не принимаю замечаний про внешность от человека, который не умеет бриться, – вспыхнула я.
В его глазах что-то мелькнуло, и я поняла, что тоже задела его. Он тронул свою щеку, и я подумала: «Один – один, козел».
– Так, всё. Доставайте телефон и вызывайте такси. Я поверю, что вы уехали, только когда сам это увижу.
Прохожие косились на нас с любопытством: инспектор в униформе отчитывал меня, как будто посреди улицы решил выписать мне штраф. Я могла бы не вызывать такси – где хочу там и стою, – но я уступила по странной причине. Не хотелось выглядеть упрямой врединой – может, уже поздно, впечатление не исправить, и все же… Интересно, смягчится ли он, если я ему уступлю? Может, даже остановит меня в последний момент.
– Вызываю, – смиренно сказала я. – Извините, что помешала.
Я заказала такси люкс: вообще-то никогда так не делаю, но раз он считает меня богачкой, пусть продолжает думать, что так оно и есть. Солнце грело вовсю, в магазине рядом гремела музыка, а бар был тих, на просторной террасе – никого, хотя, судя по расписанию, он был уже открыт.
Что сказать на прощание? «Позвоните, если что-нибудь выясните, вот мой номер»? «Надеюсь вас больше не увидеть»? «Спасибо за воду»?
К счастью, инспектор Чан решил за меня – вот это джентльмен.
– Вы очень помогли, – сказал он с вежливостью, которая не обещала ничего хорошего. Я уже научилась различать оттенки его голоса. – Благодарю за ваши исследования. Пожалуйста, не приходите больше в участок.
Подъехала шикарная черная машина – даже немного жаль, что так быстро, потому что я не успела выдумать ответ. Я села на заднее сиденье. После такой прощальной фразы лучше вообще не смотреть на него. Или все же показать взглядом, что я обижена? Лучше не смотреть: он наплевал даже на новость о том, что я тоже человек одной стихии, как и мертвые девушки.
Но, закрывая дверцу, я все же на него покосилась. Чан Чон Мин стоял, засунув руки в карманы форменных брюк, и не отрывал взгляда от такси. Его антипатия ко мне, похоже, простиралась настолько далеко, что он ждал: я в последний момент выскочу из машины и, отпихнув его с дороги, влечу в бар, как злой дух вонгви.
Глядя на залитые солнцем хлопковые поля вдоль дороги, я не разжимала зубов. Внутри меня плескалось море слез, и все силы уходили на то, чтобы не дать им выплеснуться наружу, – казалось, они вырвутся под напором, как в мультиках, и зальют весь роскошный бежевый салон. Конечно, я не ожидала, что инспектор упадет к моим ногам, мне это и не надо, я бы сама от него сбежала, но… но… У меня впервые возникло ощущение, что я одна не из-за пророчества, а просто потому, что никому не нравлюсь.
Папа копался в саду перед домом. Несколько месяцев назад он чуть не умер от сердечной недостаточности и после выхода из больницы полюбил возиться с землей и растениями. Наверное, еще поэтому на меня произвела такое сильное впечатление смерть тех девушек: я не понаслышке знала, какая хрупкая вещь – сердце, и какое горе приходит в семью, когда кто-то падает средь бела дня, едва дыша и сжимая рубашку на груди. Я сделала веселое лицо, но папа все равно вопросительно глянул на меня, когда я проходила мимо.
Как же жаль, что сейчас всего три часа дня и нельзя просто лечь спать, чтобы забыть обо всем! Я задвинула за собой двери в комнату и расплакалась, сама не понимая отчего. Глупо обижаться на слова случайного попутчика на жизненном пути, с которым мы больше не встретимся, потому что он не хочет меня видеть, но я рыдала, как девчонка, глуша звуки подушкой, чтобы тонкие стены нашего дома меня не выдали. Я чувствовала себя растревоженной, живой, болезненно настоящей и рыдала, как часто рыдаю над фильмами: словно потеряла что-то, чего у меня и не было никогда.
Я же не запала на него? Ха! Нет, конечно, какая ужасная мысль, он вообще не в моем вкусе, сейчас все пройдет. Но слезы не иссякали, и пора было что-то с этим сделать. Представлять Чана Чон Мина голым не имело смысла, это уже ясно, поэтому я сразу перешла ко второму способу. Я перевернулась на спину, задыхаясь от слез, которые заливались мне в рот и в уши, и представила себя мертвой. А когда и это не помогло отвлечься, представила мертвым его. Потом родителей и всех других людей, представила конец света, только бы больше не думать о том, как он коротко, сумрачно улыбнулся, когда помахал мне с парковки около моста.
После этого я прибегла к последнему способу избавиться от влюбленности, способу номер три. До этого я использовала его лишь однажды, из-за мальчика из выпускного класса, в которого успела смертельно влюбиться за время школьного спектакля, где он блестяще играл. Конечно, это был совсем другой случай, сейчас я совершенно не влюблена, просто какое-то наваждение, наверное от жары. Но придется наказать себя за неосторожность, чтобы больше не позволить себе такого.
Я встала, взяла со стола шариковую ручку и вдавила острый стержень в запястье. Конечно, я была в своем уме и ничего по-настоящему плохого себе не сделала бы, но боль заставляла отвлечься, от нее в голове становилось пусто. Я сидела на кровати и вдавливала ручку в бледную внутреннюю сторону запястья, потом выше, по предплечью, к сгибу локтя. Было больно, рука ныла, хотелось подставить ее под холодную воду, но я нарочно терпела, моля, чтобы воспоминания об инспекторе
