100 грамм предательства - Мария Слуницкая
Когда я спускаюсь больше, чем наполовину, на соседней полосе одна из кабинок проплывает мимо в сторону Олимпа. Любопытные зрители прилипли к стеклу, отчего их носы смахивают на свиные рыльца.
Задираю голову вверх, чтобы поторопить парней, но они и без моих подсказок уже спускаются, да так быстро, что совсем скоро начнут наступать мне на пятки. Точнее — на пальцы рук.
Наконец-то ноги касаются земли. Казалось бы — всё, можно расслабиться, по крайней мере превратиться в лепёшку мне уже не грозит, но меня начинает трясти даже сильнее, чем там, на высоте.
— Ну как? Прогулка вышла с ветерком? — Тина злорадно ухмыляется, но тут невдалеке раздаётся вой сирен, и улыбка с её лица сразу сползает.
Бубба как раз успевает спуститься, а вот Фолку везёт меньше — ему остаётся преодолеть с десяток метров, когда движение Арки восстанавливается, да ещё и в обратную сторону — кабинки снова ползут вверх.
От напряжения начинаю кусать костяшки пальцев — вдруг Фолк свалится?
Но нет.
Этот парень, похоже, сделан из такого же прочного металла, как и конструкция самой Арки — ему всё нипочём, так что спустя пару минут он уже стоит рядом с нами и вытирает ладони о штаны.
Оглядываюсь. Кругом собираются зеваки, их так и тянет сюда, точно мух на дерьмо… Но все они сейчас нам на руку, потому что сирены вопят чуть ли не под ухом, значит подкрепление уже близко.
— Куда теперь? — спрашиваю у Фолка. Может, Бубба и командует парадом, но сейчас доверить ему свою жизнь я не готова.
— Чёрт… Не знаю. — Честно признаётся тот. — Нам нужно в сторону Западной Стены. Но вряд ли успеем добраться.
Мы продираемся сквозь толпу, когда ближайший динамик оживает и мерзкий услужливый голос сквозь невыносимый вой сирен просит нас оставаться на месте.
Никак смотритель Арки очнулся!
Никто из зевак даже не пытается нас задержать — народ наш проявлять инициативу не особо любит, потому как никогда не знает, за что огребёт по итогу. Так что нам удаётся выбраться из толпы, лишь поработав как следует локтями.
Теперь мы несёмся прочь от Арки и от сирен, только вой её застрял у меня в голове. Лёгкие свистят на каждом вдохе и дышать становится всё больнее.
— Я больше не могу… — стонет Тина. — Не могу… не могу… не могу…
Бросаю на неё быстрый взгляд. Несмотря на скулёж, темпа она не сбавляет и продолжает нестись вперёд. Люди шарахаются от нас в разные стороны, матерясь на чём свет стоит. Я задеваю кого-то плечом, но на извинения нет ни времени, ни сил.
Оказавшись в каком-то проулке, Фолк останавливается, согнувшись пополам, и глотает ртом воздух.
— Куда… — вздох. — …Теперь? — Бубба держится за живот.
— До Норы не дотянем. И долго бегать тоже не сможем… Или сдохнем, или поймают. Надо где-то спрятаться…
Я верчу головой, чтобы понять, где именно мы находимся. Но вокруг только жилища особенных, укрытые за высоченными заборами.
Прохожу чуть вперёд и осматриваюсь. За стеклянной крышей одного из жилищ что-то блестит. Да это же…
— Эй, по-моему, я знаю, где мы и что нам делать!
Хватаю Фолка за локоть и тащу за собой. На удивление, он не сопротивляется и даже ничего не спрашивает. А вот Тина возмущённо шипит где-то сзади, но на неё мне сейчас плевать.
— Если у тебя нет своих идей, заткнись и топай! — рычит Фолк.
Конечно, он не за меня заступился, но я всё равно ему благодарна, потому что эта девица ужасно действует на нервы.
Мы ныряем в очередной проулок, затем сворачиваем на улицу Труда, где в самом конце уже виднеется Храм с золотистой чашей на крыше — символом благополучия и процветания.
Считается, что каждый человек стремится наполнить свою чашу пищей и дарами эйдоса. Жаль, что от припасов ломятся только карманы особенных, а наши остаются пусты.
Все Храмы похожи друг на друга, только в Яме они поменьше и чаши не такие начищенные. Молю эйдоса, чтобы и в остальном всё совпало, иначе ничего не получится.
Узорные парадные двери Храма распахнуты настежь, но людей не видно, ведь утренняя служба уже закончилась, а обеденная ещё не началась, что нам, конечно, только на руку — никто нас не увидит.
Мы огибаем Храм и оказываемся на неприметном внутреннем дворике, где по всему периметру приютились хозяйственные постройки.
— И что дальше? — Фолк озирается по сторонам. — Стоит нам войти в одну из дверей, нас сразу же сцапают.
— Сюда… — зову, подходя к уходящей до самой крыши пожарной лестнице, прикреплённой к стене Храма. — Высоты боишься?
Фолк хмыкает.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
— Думаю, да! — я уже карабкаюсь по лестнице. — Не отставайте!
В этот раз мне почти не страшно. Потому что однажды, много лет назад, я уже это проделывала. Долезаю до верха за считанные секунды: всё-таки, когда под пальцами ступеньки, а не балки — всё намного проще.
Стоит оказаться на крыше, как взгляд упирается в чашу. С этой стороны она вся в пятнах, разводах и ржавчине. У нас всегда так — если фасад не выходит на главную улицу — можно не ремонтировать. Дороги тоже по тому же принципу делают. В нашей Яме — ухаб на ухабе, но дорога к Арке — ровный и гладкий асфальт.
— Куда теперь? — Фолк уже здесь.
— Куда, куда? В чашу…
— Ладно, давай подсажу.
Он присаживается на корточки и, крепко схватив меня за щиколотки, поднимает вверх.
— Эй…
— Не ерепенься. Времени нет…
Времени у нас и правда в обрез, так что хватаюсь за край чаши и с помощью Фолка подтягиваюсь вверх.
Внутри она и вовсе вся ржавая и покрыта трещинами — ещё бы, ведь сюда точно никто не заглядывает. Порой я думаю, что наше общество как эта чаша — снаружи всё пристойно и помпезно, а внутри — гниль, только она скрыта за лозунгами, красивыми речами и великими законами.
Перекидываю ноги и съезжаю по шершавому металлу вниз. В центре скопилась многолетняя грязь. И её всё сваливают в уголок, чтоб никто не видел.
— Ну и ну… — рядом вырастает Тина.
— Боишься запачкаться? — не удерживаюсь я от шпильки.
Тина фыркает и оставляет меня без ответа.
— Помёт мне в рот! Вот это да… — Бубба даже присвистнул. — Как ты додумалась до такого укрытия?
— И правда, как? — Фолк отряхивает штаны, оглядываясь.
— Просто я уже так делала… — сообщаю я, а их лица вытягиваются от удивления. —
