Сергей Лукьяненко - Холодные берега
Все бы ничего, в темноте он бы мигом отправился свою собаку догонять, вот только второй стражник время даром не терял.
Зашуршало, и ночь расступилась под светом новомодной карбидной лампы, ярче которой и у высокородных ничего не водится.
Оказались мы перед стражниками как на ладони – я с кинжалом, весь в крови и Марк, по земле от дергающегося пса отползающий.
– Оба тут! – сказал стражник с фонарем. Голос был не испуганный, и не злой, а это хуже всего. Еще и лампа у них оказалась не с зеркалом, что только в одну сторону светит, а круговая – не вырвешься из света. Стражник поставил фонарь, и потянулся к поясу.
Сверкнули палаши. Хорошие палаши – пусть и не стальные, и не такие острые, как мой кинжал, да только длиннее его раза в четыре.
Они оба на меня двинулись – видно, поняли, что Марк им не помеха. А может еще почему… стражник с фонарем напомнил товарищу, быстро и коротко:
– Пацана не тронь, награда…
Это что же такое, братцы-воры, не за меня – Ильмара Скользкого, о котором по всей Державе лихая слава идет – за маленького бастарда награда назначена!
Я начал отступать, отведя кинжал к плечу, к броску изготовившись. На миг-другой это их сдержит. Без кинжала я добыча легкая, только тому, кто первый вперед шагнет, от этого не легче.
– Эй, шваль…
Марк, согнувшись, стоял над затихшей собакой. И голос у него был… правильный голос, настоящего аристократа, которому глупый стражник на улице дорогу заступил. Солдаты вздрогнули и невольно повернулись.
Руки у мальчишки почему-то были во вспоротом собачьем брюхе. Он распрямился, сжимая ладони – лодочкой, прости Сестра! – взмахнул ими – как детишки, играющие и брызгающиеся в воде.
Густая, темная собачья кровь плеснула в лицо стражникам. Вот уж чего они не ожидали – так это умыться кровью.
– А… – как-то глупо и растерянно сказал стражник, который спустил на нас пса. А в следующий миг обида перестала его занимать – я прыгнул вперед, и дотянулся клинком до шейной артерии. Что там брызги собачьей крови… теперь он в своей был с ног до головы.
Второго стражника я ударить не успел. Он отступил, умело прикрываясь палашом, не тратя времени на напрасную атаку. Только теперь силы были неравные – он один, а нас двое. И мальчишку он больше со счетов не сбрасывал, не решался к нему спиной повернуться. Так и пятился, отступая, ловя взглядом кинжал в моей руке. Взгляды наши встретились, и в его глазах я прочитал страх. Достаточный для того, чтобы рискнуть нагнутся и вынуть из мертвых рук палаш.
– Брось оружие, – сказал я. – Слово Ильмара – не трону!
Я бы его и впрямь пощадил. Если бы оружие кинул, и рассказал все, что знал – где другие посты, сколько человек нас ловит, что за награда обещана за Марка. Связал бы, да и оставил в развалинах, судьбы дожидаться.
Только стражник не поверил. Пятился, сколько мог, а потом развернулся, и бросился бежать, на ходу что-то из кармана доставая. В запале мне померещилось, что это ручной пулевик.
Ножи метать я умею. Самое воровское оружие, что уж тут говорить. К этому кинжалу я еще не привык, да и не пробовал его метать. Но баланс был правильный, кровь кипела в горячке драки, и я решился.
Кинжал вошел ему под лопатку, и стражник кулем рухнул. Лежал, подергивался, но ноги его уже не слушались.
– Одиннадцать предателей… – выругался я. Посмотрел на Марка – хотелось на ком-то сорвать злость.
– Я же говорил, не надо в горы, – быстро сказал мальчишка. И я опомнился. Все верно, это я выбрал дорогу. Да и в схватке Марк себя показал настоящим мужчиной, а не высокородным сопляком. До такого додуматься… кровью из собачьих потрохов глаза врагам залить.
– Спасибо, Марк, – сказал я. – Снова я твой должник.
Мальчик посмотрел на собаку. Попросил:
– Дай палаш, Ильмар.
Я подошел, протянул ему оружие. Марк нагнулся и одним взмахом перерубил собаке горло.
Правильно. Пес еще жив, просто оцепенел от боли. Нечего ему мучаться. Он-то не виноват.
С голыми руками я пошел к стражнику. Тот отчаянным усилием перевернулся на бок. Посмотрел на меня, скривился в злой ухмылке… и поднял руку с короткой трубочкой.
Нет, это был не пулевик. Ракета сигнальная. С самозапалом. Стражник последним усилием сжал трубку, и в небо с воем взмыла огненная стрела. У меня все внутри похолодело – я запрокинул голову, и увидел, как над городом расцвела алая звезда. Ракета визжала еще секунд пять, потом разорвалась красивым, карнавальным дождем.
Я нагнулся над стражником, оперся на одно колено, с запоздалым ужасом понимая, что подожди он, пока я приближусь, да направь ракету мне в живот – все. Отбегался бы Ильмар. Стал бы не Скользким, а Жареным.
Видно и впрямь он был хорошим стражником. Предпочел не с убийцей своим поквитаться, а сигнал подать.
– Конец тебе, душегуб, – прошептал стражник. – Линкор завтра в гавань входит… десант высокородный весь остров прочешет. Нахлебаешься кровушки…
– Не ври перед смертью, – сказал я, чувствуя противный холодок по хребту. – Ради двух каторжников аристократ зад от кресла не подымет…
Стражник осклабился жуткой предсмертной ухмылкой и закрыл глаза.
Вот тебе и восьмой из дюжины, Ильмар. Видишь, как Искупитель с небес грустно смотрит? Скоро он вздохнет, да и отвернется…
– Если Серые Жилеты за остров возьмутся, тут мышиной норы неучтенной не останется, – сказал Марк из-за спины. Я повернулся:
– Ты что, веришь ему? Орлы мух не ловят, преторианцы за каторжниками не охотятся!
– А что еще за линкор с десантом? – мальчишка остался невозмутимым. – Серебряные Пики на Кавказе, хану руссийскому помогают…
Я вспомнил собачий прыжок и невольно вздрогнул.
– Золотые Подковы – в столице, Медные Шлемы из Лондона не выведены, неспокойно там. Только Серые Жилеты и остаются.
О лучших преторианских частях Дома Марк рассуждал с такой небрежностью, как я мог бы вспоминать подружек, сидя за кружкой пива в кабаке. Галина на юг поехала, Джуди опять замуж вышла, Натали болеет, одна только толстушка Мари готова Ильмара утешить…
– Да не станут аристократы…
Я замолчал. Марк смотрел мне в глаза – виновато и безнадежно. Он тоже понимал, что такое Серые Жилеты – не щеголи для парадов и почетных караулов, вроде Золотых Подков, а подлинная боевая сила Дома, каждый со Словом, каждый с пулевиком, пороху понюхавшие, кровушки попившие, и в огонь и в воду готовые, не ради денег – что им, высокородным, деньги, – ради славы…
Может быть, Марк понимал это лучше меня.
– Чего ты натворил, парень? – спросил я.
