Четвертое крыло - Ребекка Яррос
Мы еще даже не целовались, а я уже влюбился.
А может, все началось, когда она метала ножи в Барлоу, или когда меня поглотила ревность при виде ее поцелуя с Аэтосом, о чем я сам мечтал не знаю сколько раз. Оглядываясь назад, я находил тысячи небольших моментов, что толкнули меня за край, влюбили в женщину, сейчас спящую в постели, где я ее всегда и представлял.
И я ей так и не признался. Пока она не впала в бред от яда. Почему? Потому что боялся отдать власть надо мной, когда она и так ее получила? Потому что она дочь Лилит Сорренгейл? Потому что она то и дело давала шанс Аэтосу?
Нет. Потому что не мог этого сказать без полнейшей честности во всем, а после того ее взгляда у озера, после этого предательства…
От шороха простыней я вздрогнул, бросил взгляд на нее и впервые вдохнул полной грудью с тех пор, как она упала со спины Тэйрна. Ее глаза были открыты.
– Проснулась. – Мой голос хрипел, словно его волочили по камням, хотя я думал, что только сердце болит.
Я с трудом вскочил на ноги и сделал два шага, отделяющих меня от кровати. Проснулась. Жива. И… улыбается? Наверное, игра света. Она же хотела меня сжечь заживо.
– Можно проверить рану? – Матрас слегка прогнулся под моим весом.
Она кивнула и потянулась, как кошка, дремавшая на солнце.
Сняв одеяло, я развязал халат поверх короткой ночной сорочки, в которую переодел ее в тот первый вечер, и медленно приподнял подол над шелковой кожей бедра, мысленно готовясь увидеть черные щупальца, изуродовавшие ее вены во время боя, но постепенно погасшие со времени приезда. Там ничего не было. Только тонкая серебристая черточка в дюйме над бедренной костью. Я едва не застонал от облегчения.
– Чудо.
– Что – чудо? – прохрипела она, глядя на свой новый шрам.
Блядь. Из меня получился бы ужасный целитель.
– Воды.
Рука тряслась то ли от усталости, то ли от облегчения, – плевать, от чего именно, – когда я налил ей стакан из кувшина на моей тумбочке.
– Наверное, тебя замучила жажда.
Она села, взяла стакан и осушила до дна.
– Спасибо.
– Ты. – Я поставил стакан обратно и повернулся к ней, глядя в ореховые глаза, не отпускавшие меня со времен парапета. – Это ты – чудо, – договорил я шепотом. – Я был в полнейшем ужасе, Вайолет. Просто словами не передать.
– Все хорошо, Ксейден, – сказала она тихо, положив ладонь на мое заходящееся сердце.
– Я думал, что потерял тебя.
Признание звучало глухо, как будто эти слова меня душили, и может, я рисковал после всего, через что заставил ее пройти, но все же не удержался и наклонился губами к ее лбу, потом – виску. Боги, я бы целовал ее вечно, если бы это удержало нас от новых ссор, удержало в этом девственно-чистом мгновении, когда я мог верить, что между нами все будет хорошо, что я не запорол бесповоротно лучшее, что со мной случалось.
– Ты меня не потеряешь. – Она недоуменно посмотрела на меня с такой улыбкой, словно я сказал какую-то глупость. А потом наклонилась и поцеловала.
Она все еще меня хотела. Сердце от этого откровения так и воспарило. Я сделал поцелуй глубже, провел языком по мягкой нижней губе и легонько всосал этот нежный изгиб. Большего не требовалось, чтобы страсть заполнила меня с ног до головы, жаркая и требовательная. С нами так всегда – малейшая искра разжигала целый пожар, пожирающий любые мысли, кроме тех, как заставить ее стонать. И впереди целая жизнь таких мгновений, когда я смогу раздеть ее догола и наслаждаться каждым изгибом и впадинкой, но сейчас еще не время, – она не провела в сознании и пяти минут. Я отстранился, медленно освобождая ее губы.
– Я все восполню, – пообещал я, взяв ее нежные руки своими грубыми. – Я не говорю, что мы больше ни разу не поссоримся или что тебе больше не захочется бросаться в меня ножами, когда я неизбежно поведу себя как козел, но клянусь: я всегда буду стараться стать лучше.
– Что восполнишь? – она отстранилась с вопросительной улыбкой.
Я заморгал, нахмурился. Она потеряла память?
– Что ты помнишь? Когда мы тебя доставили, яд уже дошел до мозга, и…
Ее глаза вспыхнули, что-то изменилось – что-то, от чего мой желудок рухнул, как камень в болото, – и она отдернула руки.
Отвернулась, ее глаза остекленели, и я понял, что она связывается с драконами.
– Не паникуй. Все в порядке. Андарна изменилась, но она… все еще она. – Теперь она охренительно огромная, но этого я Вайолет не сказал. И еще пропал ее дар, если верить Тэйрну, но на эти новости время еще будет. Вместо этого я добавил: – Целитель говорит, что не знает долговременные эффекты яда, потому что еще с таким не сталкивался, и никто не знает, когда к тебе вернется память и есть ли какие-то другие побочные эффекты, но обещаю…
Она вскинула руку и оглядела комнату, словно впервые увидев, где мы, потом спешно отползла по кровати, запахивая халат. От ее взгляда мою грудь словно сжали тиски. Она вскочила и бросилась к большим окнам моей спальни.
Окна смотрели с горы, на которой возведена эта крепость, на долину внизу, на обугленные деревья, образующие ту самую линию, где землю обожгли до камней, и на тихий городок – бывшую столицу под названием Аретия.
Городок, который мы потом и кровью вновь возводили из щебня и руин.
– Вайолет? – подойдя, я не опускал щиты, чтобы не вторгаться, но, боги, я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думала.
Округлившимися глазами она осмотрела городок, каждый дом с одинаковыми зелеными крышами, потом задержалась взглядом на храме Амари – самой известной достопримечательности после нашей библиотеки.
– Где мы? И не смей мне лгать, – сказала она. – Больше никогда.
Больше никогда.
– Ты помнишь.
– Помню.
– Слава богам, – выдохнул я, запустив пальцы себе в волосы.
Хороший знак – значит, она действительно исцелилась, – но… проклятье.
– Где. Мы? – отчеканила она каждое слово, пронзив меня взглядом. – Говори.
– Судя по тому, как ты на меня смотришь, ты и так поняла. – Не может быть, чтобы эта умная женщина не узнала наш храм.
– Похоже на Аретию, – показала она на окно. – Есть только один храм с такими колоннами. Я видела рисунки.
– Да. – Просто. Охренеть. Какая. Гениальная.
– Аретию сожгли дотла. Я и эти рисунки видела – те, что писцы привезли для показа публике. Мать говорила, что собственными глазами видела угли. Так где мы? – она повысила голос.
– В Аретии.
Как же невероятно свободно я чувствовал себя, отвечая ей только правду.
– Перестроена или не горела? – она повернулась ко мне спиной.
– В процессе восстановления.
– Почему я об этом не читала?
Я начал было отвечать, но она подняла руку – и я подождал. Она догадалась меньше чем за минуту.
Показав на мою метку восстания, она сказала:
– Мельгрен не может видеть намерения, когда вас больше трех рядом друг с другом. Вот почему вам запрещено собираться вместе.
Как тут удержаться. Я улыбнулся. И эта охренительно гениальная женщина – моя. Или была моей. Будет, если что-то зависело от меня. Хотя, скорее всего, нет. Я вздохнул, тут же утратив свою улыбку. Проклятье.
Нет,
